– Сами по себе нет, но в их переписках с возлюбленными точно хранится какая-то тайна, так что тебе придется вернуться в отделение и попросить кого-нибудь из наших поднять архив, а я пока съезжу в квартиру Бурцевой. Прода от 10.10.2018, 10:16 Часть вторая. Собиратель Глава 24 Жил-был мальчик. Настоящее имя не имеет значения, поскольку в истории он все равно останется под другим, более звучным. Дом его, надо сказать, очень богатый: родители были людьми не простыми, находился в славной стране с величественным названием СССР, в волшебном городе Ленинграде. Почему волшебном? Да потому что с ранних лет он сам себя чтил колдуном. Еще бы! Стоило чего-то захотеть, как это обязательно исполнялось: хочет мальчик машинку - получает две, мороженое – сразу коробку, велосипед - так самый лучший, словацкие кеды – пожалуйста! Другими словами, жил себе мальчик в довольстве, достатке и бед не знал. Шло время, мальчик рос. Игрушки стали не нужны, книгами он никогда особо не интересовался, не считая журнала «Мурзилка», коего было такое количество, что из него можно было шалаш строить, а сладкое и вовсе разлюбил после случая, когда съел так много шоколада, что пятнами пошел. В общем, скучно стало мальчику: желания все пропали, а вместе с ними и магия, и стал он ходить грустным, печальным. И вот однажды, вернувшись из школы, где учились дети партийных функционеров, естественно, он увидел, как отец разговаривает со старым знакомым прямо в коридоре. Тот, судя по чемодану, вернулся из дальних стран и был полон энтузиазма, рассказывая о своей экспедиции. Мальчику тоже стало интересно, к тому же он смутно представлял, что из себя представляет тотем у аборигенов из Маунт–Гамбир, и, попросив разрешения послушать невероятно увлекательную историю незнакомца, который впоследствии умер от СПИДа, заразившись от какой-то негритянки, прошел вместе со взрослыми в гостиную. Говорили, в основном, о женщинах: их прелестях, глупости и доступности и, поскольку отец мальчика считал, что лучше познать женскую натуру и возможности использования женского тела лет в двенадцать, а не когда тебе под сорок, то, не стесняясь в выражениях, рассуждал с другом на тему интимной близости. Мальчику это тогда было не слишком интересно, однако определенное возбуждение он все-таки получал, но, когда речь зашла о коллекционировании – превратился в одно большое ухо. Оказалось, что друг отца увлекался изучением разных народов и больше всего в этом деле, помимо изучения женщин, ему нравилось собирать тотемы. Он с таким воодушевлением и трепетом говорил об этих малосимпатичных деревянных брусках, что мальчик невольно заинтересовался, и чем больше гость рассказывал о находках, мифах и легендах, тем больший азарт загорался в его глазах и тем шире становилась улыбка мальчика. В тот день он понял, что хочет быть коллекционером, не тотемов конечно, а чего-нибудь поинтереснее, поэкзотичнее. Он должен был собирать то, что больше никто не собирает. Весь день мальчик ломал голову над вопросом, заполнившим все его естество: что же такое коллекционировать? Он был уверен, что, собирая это «что-то», станет известным. Станет Великим. Но найти подходящий предмет так и не сумел и снова впал в уныние. День за днем скука давила все сильнее, уроки в школе проходили в полной отстраненности, сама жизнь, казалось, проходит мимо. Мальчик начал злиться, а злость свою вымещал на груше, подаренной отцом на десятилетие, да вот это никак не помогало, и тогда в очередной такой скучный злой день он отправился на кладбище: от одного из одноклассников он слышал, что порой ответы на нужные вопросы приходят в самых мрачных местах. Между надгробий и оград мальчику никогда не было ни страшно, ни тоскливо, ни грустно, а вот чувство схожее с удовлетворением он испытывал всегда и тот раз не стал исключением. Блуждая по кладбищу, мальчик наблюдал за посетителями, роняющими слезы и утопающими в собственной скорби, вслушивался в их скорбные речи, всматривался в убитые горем лица, а сам улыбался, и все это продолжалось до тех пор, пока на него не снизошло озарение: мальчик решил коллекционировать эмоции. – Ди, ты дрожишь. Замерзла? – мучитель прервал рассказ, бережно подоткнул одеяло, провел пальцами по бледной щеке Дианы, – принести еще одно одеяло? Кивни если да. Не молчи. Она не решалась шевельнуться. Глаза с ужасом взирали на рассказчика. Все время, что он говорил, женщина пыталась понять что из рассказанного может помочь ей выбраться из лап чудовища и похоронить Игоря, но пока понимала одно – перед ней безумец и она не была уверена, что хочет слышать подробности дальнейшей истории. Диана боялась, что все это он делает просто так, без какого-то смысла. Просто потому, что он псих, возомнивший себя Великим. Стресс тоже давал о себе знать: мороз пробегал по коже, не останавливаясь, а совершая марафон по кругу. Диана чувствовала, что готова снова разрыдаться и начала часто моргать, но слезы оказались сильнее и потекли ручьями. – Реви, реви, иногда это помогает, если тебе не нужно одеяло, я продолжу. Диана молчала. – Тогда слушай дальше и слушай внимательно, маленькая Ди. Ей ничего другого и не оставалось. Она закрыла глаза, стараясь не плакать, и попыталась сосредоточиться на голосе мучителя. Похоронить Игоря – это была та единственная мысль, что не давала сойти с ума. Единственная мысль, заставившая вновь слушать психа. На следующий день мальчик захотел фотоаппарат и - о волшебство! Мать подарила ему отличный «Киев-88». Легко освоив технику, он начал делать первые кадры: в объектив попадали учителя и ученики в моменты недопонимания. Школа была элитной, и поэтому застать скандал или маленькую ссору было практически невозможно, но начинать надо было с чего-то – он взялся за легкие претензии. Затем моделями стали обычные люди с улицы, и здесь все оказалось намного интереснее. В магазинах часто переругивались покупатели, родители ругали своих несмышленых отпрысков, влюбленные, не стесняясь, выясняли отношения, и обязательно находились старики, брюзжащие по поводу несправедливой жизни или негодных родственников. Мальчик упивался подобными моментами, и вскоре у него уже была целая коллекция фотографий с несчастными, озлобленными и такими настоящими эмоциями. Постепенно он понял, что на свете нет ничего более важного и интересного, чем люди. Им уступали самые необычные экзотические существа. Именно люди стали его целью, его жизнью: первой ступенью к становлению новой личности, той, что, спустя годы, станет Собирателем. – Ты уже не дрожишь. Успокоилась? Это хорошо. Ты же помнишь, что у нас с тобой впереди еще целых пять дней? Не хочу, чтобы ты подобно овощу, лежала молча. Реагируй, Ди, тебе это поможет. Похититель ждал ее реакции, а Диана продолжала лежать с закрытыми глазами, не понимая почему он не хочет оставить ее в покое? Она вынуждена слушать рассказ безумца - разве этого недостаточно? И тут холодный предмет коснулся шеи, медленно выводя зигзаги на коже. Женщина перестала дышать. – Я чувствую твой страх, он как мед. Сладкий тягучий. Открой глаза: я хочу видеть твои эмоции. Ты же знаешь, что глаза – зеркало души, покажи мне свое зеркало. Не заставляй меня сердиться или ты хочешь, чтобы я овладел тобой? Я люблю эти штучки и делаю это жестко. Ей показалось, будто он уже говорил эти слова и сейчас повторил слово в слово. От этого почему-то стало не по себе намного больше, чем от скользящего по коже предмета. Диана распахнула ресницы. – Хорошо. Покажи свою душу, Диана. Монстр снова улыбался, и от этой мнимой доброжелательности хотелось выть. Казалось, прошла целая вечность с момента, как она увидела мучителя вновь до момента, когда в его глазах появилось то, что повергло ее в шок. От безумца можно ожидать чего угодно, но в ту секунду Диана растерялась. Происходящее все больше и больше напоминало сюрреалистический фильм без какого-либо смысла. Действительность все больше давила на израненную женскую психику. В глазах чудовища застыли слезы, подбородок дрожал как у обиженного мальчика, а потом Диана услышала шепот: – Тот мальчик не виноват. Прости того мальчика. И спасибо за твои эмоции. Они очень ценные, – а потом он резко поднялся и ушел, оставив ее одну, и Диана не знала, что страшнее: когда безумец сидит рядом или, когда в комнате никого нет, а ты одна, привязанная к кровати, а вокруг тишина и нет мерного тиканья часов. Нет ничего, кроме всепоглощающей боли, страха и осознания, что этот кошмар надо пережить, придется пережить! И пусть не ради себя – ради того, кого нужно похоронить. Того, кто был всей твоей жизнью. *** Диана не знала, сколько прошло времени: в зашторенное окно не попадал ни луч солнца, ни блеск луны, но женщине казалось будто царит глубокая ночь. Монстр не возвращался, но шансы на спасение это не прибавляло. Тело затекло, и мягкая подушка уже не справлялась со своей ролью: дискомфорт в области шейных позвонков ощущался явно. Проклятая тряпка во рту вобрала в себя всю влагу: сухость и жжение неприятно саднили горло, а еще сводило челюсть. Единственное, что немного радовало – это наличие одеяла, которое не так спасало от холода, сколько прикрывало обнаженное тело. Диане приходилось делать хоть что-то, чтобы сдержать данное себе слово и не сойти с ума от отчаяния: уснуть не удавалось и приходилось размышлять. Мысли бродили в голове подобно осеннему ветру: такие же злые и порывистые. Женщина злилась на себя за свою неосторожность и доверчивость; на похитителя, играющего в какую-то абсурдную и жуткую игру; на Рому за эти нелепые столбики с вензелями; на дом некогда такой теплый и уютный, а теперь пропитанный страхом и болью; на Игоря за то, что его больше нет. И снова слезы – колючие и горькие, а ведь она обещала себе держаться. Она не может расклеиться окончательно. Ей нужно жить – нужно выжить. И пусть любимый оставил ее, она не сделает того же, не позволит какому-то выродку лишить ее возможности попрощаться с Игорем! Нет, ни за что! Теперь в душе бушевала злость: мысленно Диана сжимала кулаки и представляла, как убивает монстра: ногтями выцарапывает глаза, прокусывает кожу до крови, испепеляет взглядом. Глупые мысли и абсолютно не осуществимые, но от них становилось чуть-чуть лучше, и они придавали силы. Края рта жгло, глотать было тяжело, тело по-прежнему будто не принадлежало своей владелице, но сердечный ритм наконец стал выравниваться. «Все не так плохо, не так плохо…» – убеждала себя Диана и, сделав максимально глубокий вдох, который только возможен с кляпом во рту, сделала первую попытку вернуть чувствительность ногам. Слегка приподняла бедра, второй раз, третий – ощущений никаких, пятки словно атрофировались. Сделала вторую попытку, третью, четвертую – ничего. Слезы подступили к горлу и начали душить, но женщина вспомнила снимок с мертвенно-белым лицом Игоря и сумела взять себя в руки. «Если не получается с ногами, попробуем с руками», – сказала она про себя и стала одновременно раздвигать локти в стороны - эти части пока еще оставались чувствительными. Диана надеялась разогнать кровь, но и это не вышло. Тогда она стала выталкивать кляп языком. От напряжения рот стал болеть еще сильнее и снова никакого положительного результата. «Да будь ты проклят!» – закричала она в сердцах, а потом зажмурившись, замычала как можно громче, как можно пронзительнее, и монстр вернулся. – Тебе стало скучно, Диана? – спросил он, усаживаясь на краешек кровати, и, не дожидаясь кивка, сам ответил: – Я знаю, что скучно. Одной всегда тяжело, но ты сильная, ты должна справиться. У нас еще целых пять дней. Может хочешь попить? Она не реагировала, смотрела на него, но не со страхом, со злостью. Он это понял и улыбнулся: