«Я встречал Му Дафу всего-то раз пять, – подумал Шао Тяньвэй, – пару раз во время общих застолий и три раза у нее в кабинете, причем все эти встречи носили протокольный характер, никакого тесного общения между нами не было, сама же она никогда не обсуждала личную жизнь, так что мой ответ скорее будет смахивать на гипотезу Гольдбаха». – У меня еще не было девушки, я в этих делах не разбираюсь, – ответил он. – А что интуиция, что подсказывает она? – Она продолжала сверлить его взглядом. – Я думаю, он вас любит. – Ему показалось, что такой ответ будет самым разумным. – Доказательства? От такого неожиданного поворота он вдруг впал в ступор. Не желая ее разочаровывать, он сказал: – Вы каждый день одеваетесь с таким вкусом, выглядите такой свежей и энергичной, что как-то не верится, чтобы вы были обделены любовью. И пускай вы не знаете, кто именно в вас влюблен, все равно видно – вас любят, причем, скорее всего, вы нравитесь сразу нескольким мужчинам. Она никак не ожидала, что Шао Тяньвэй даст такой нестандартный ответ. Ее сосущая под ложечкой тоска разом улетучилась, все клеточки организма словно расправились, на душе стало легко и приятно. И пускай у нее имелись подозрения, что он сказал так просто из добрых намерений, сейчас она нуждалась именно в таких словах. Она словно впервые осознала, насколько важны добрые слова для человека, находящегося в депрессии, неудивительно, что всем приятно слушать про себя только хорошее, и не так уж и важно, правда это или нет. На нее это тоже распространялось, но, в отличие от других, она не принимала что-либо на веру стопроцентно. Внутри нее шла вечная борьба между «сомнением и верой», отчего ее настроение то и дело колебалось от плохого к хорошему, словно флюгер. 31 Первую половину воскресного дня Жань Дундун посвятила дочери. Устроившись на балконе, она принялась приводить в порядок ее волосы. В свободные минуты Жань Дундун ухаживала за Хуаньюй сама, если же на работе случался аврал, то все заботы о дочери ложились на Му Дафу, но как бы она ни была занята, она все равно выкраивала на неделе полдня, чтобы пообщаться с дочерью наедине, – таким образом она, с одной стороны, выполняла свой материнский долг, а с другой – проверяла, как справился со своим «домашним заданием» Му Дафу. Волосы у Хуаньюй сверкали чистотой, на них не было ни единой перхотиночки – значит, на прошлой неделе Му Дафу ей голову мыл. К ушкам дочери, как внутри, так и снаружи, она также придраться не могла – это означало, что Му Дафу следил за тем, чтобы дочь умывалась тщательно. Ногти Хуаньюй как на руках, так и на ногах были не только коротко острижены, но еще и тщательно отполированы – посмотрев на них, Жань Дундун сразу поняла, что и к этому приложил руку сам Му Дафу. В первые годы совместной жизни такого рода заботу он проявлял и о ней самой. На указательном и среднем пальчиках правой руки Хуаньюй виднелось несколько впитавшихся под кожу пятнышек от чернил – это говорило о том, что домашние задания она выполняла каждый день. Из всего увиденного следовало, что Му Дафу прекрасно позаботился о Хуаньюй. Осталось лишь проверить, что у нее было с настроением. – Ты любишь маму? – спросила Жань Дундун. – Люблю, – ответила Хуаньюй. С этими словами девчушка громко чмокнула ее в щеку, да так сладко, что Жань Дундун растаяла. Хуаньюй обладала совершенно ангельской внешностью и выглядела кристально чистой, как небо после дождя. – На прошлой неделе папа тебя ругал? – Папа не умеет на меня ругаться. – Хуаньюй любит папу? – Любит. – А папа любит маму? – Любит. – А ты откуда знаешь? – Папа каждый день оставляет тебе еду, выбирает самое вкусное и побольше. Когда ты дома, он съедает по две порции, а когда ты на работе, никогда не берет добавки. – Ты ж моя умница. Она крепко прижала дочь к себе. Поначалу ей казалось, что она обнимает только Хуаньюй, но потом у нее возникло ощущение, что вместе с дочерью она также обнимает и Му Дафу, вся их семья была крепко-накрепко перевязана веревочкой, словно цзунцзы[7]. Налетевший вдруг порыв ветра словно зарядил ее на новые свершения, он же хлесткими ударами взбудоражил висевшее на балконе белье. И тут ее взгляд упал на маленькую дырочку на трусах Му Дафу. Чем дольше она на нее смотрела, тем больше она ей казалась; наконец эта дырка разрослась до таких размеров, что от стыда ей захотелось в нее же и провалиться. Осознав, что плохо справляется с обязанностями жены, она тут же вынула мобильник и оформила анонимный онлайн-заказ на пять трусов известного бренда, который должны были доставить прямо на работу мужу. И тут же мозолившая глаза дырка стала понемногу уменьшаться, пока наконец не стала практически незаметной. Дней через пять, когда Му Дафу вместе с Хуаньюй вернулись вечером домой, они увидели, что на столе их ждал только что с пылу с жару приготовленный ужин. На зов дочери из кухни вышла Жань Дундун собственной персоной. Му Дафу тут же спросил ее: – Почему так рано вернулась? – Непредвиденная ситуация, – откликнулась она. Мельком взглянув на нее, Му Дафу заметил, что на ней совсем нет лица, и тотчас понял: стряслось что-то нехорошее. Однако углубляться в расспросы он не решился, чтобы, не дай бог, не испортить настроение перед ужином. Поэтому за столом он проявлял крайнюю деликатность и говорил только на темы, связанные с Хуаньюй, изо всех сил стараясь создать радостную и счастливую атмосферу. После ужина он помыл посуду, она подтерла пол, он пошел помогать Хуаньюй с уроками, она запустила стиральную машину. Они действовали как хорошо отлаженный механизм, словно вернулись к той жизни, когда Жань Дундун еще не была так сильно загружена на работе. Однако, когда Хуаньюй уснула и они отправились в спальню, он заметил, как она тайком приняла несколько гранул успокоительного. – Да что в конце концов случилось? – не выдержал он. Она притворилась, что не услышала, а может, и правда не услышала. Он забеспокоился и переспросил снова. – Все равно ты ничего не сможешь изменить, к чему интересоваться? – А может все-таки смогу? – Сюй Шаньчуань отказался от показаний. Ты можешь заставить его изменить это решение? – Нет. – Замначальника управления Ван временно отстраняет меня от дела. Ты можешь сделать так, чтобы он аннулировал это решение? – Нет. – Из-за недостатка доказательств Сюй Шаньчуаня завтра выпустят из-под ареста. А это предотвратить ты можешь? – Нет. – А что это ты такой бездарный? Му Дафу понимал, что сказанное относилось не к нему, а к ней самой, словно разговаривала она не с ним, а сама с собой. – Представь, что твоя рыба, которая уже лежала на разделочной доске, вдруг взяла и ускользнула в канализацию, или как будто ты вскарабкался до середины горы и вдруг тебя столкнули вниз, или, чтобы было уж совсем понятно, как будто, занимаясь любовью, я бы взяла и оттолкнула тебя, понравилось бы тебе такое? – А разве не так ты сделала в отеле «Ланьху»? – Я не прошу приводить аналогий, а просто спрашиваю, тебе бы такое понравилось? – И да, и нет, – ответил он. – С одной стороны, конечно, жаль, что негодяй ушел от ответственности, а с другой – ты хотя бы немножко займешься здоровьем и как следует отдохнешь. – В нашей работе, пока убийца не пойман, невозможно спать спокойно, это все равно как если бы у тебя осталась недописанная статья или у кошки – не пойманная мышь. – Каким образом Сюй Шаньчуаню удалось соскочить с крючка? Она застыла на месте, размышляя, стоит ли ему об этом рассказывать. Смерив его взглядом, она наконец сказала: – Сюй Шаньчуань заявил, что во время допроса я использовала непозволительные методы, а еще предъявила ему ложную улику с целью выманить нужные показания. – Это действительно так? – Чтобы докопаться до правды, иногда приходится прибегать к определенным методам. Он вдруг забеспокоился и спросил: – И к каким методам ты прибегала? Тебя из-за этого не уволят? – Я всего-то показала ему кружевные трусы. – Трусы? – на автомате повторил он. В этот момент она подумала, что он наверняка уже получил трусы, которые она заказала для него в интернет-магазине, однако он про это молчал. – Неужели трусы могут стать ложной уликой? – спросил он, понимая, что своим вопросом создавал определенную игру слов. – Если бы я их не предъявила, то Сюй Шаньчуань не признался бы в изнасиловании. Разговаривая об этих трусах, Му Дафу действительно подумал о тех пяти парах трусов, что были получены им вчера в четыре часа после полудни. «Кто же их все-таки купил? Неужели Жань Дундун? Маловероятно, ведь она уже лет пять ничего не покупает мне из одежды, к тому же, если бы она их и купила, то уж точно не послала бы на работу. Может, это сделала Бай Чжэнь? Вполне в ее духе, но не могу же я об этом спросить напрямую: вдруг это все-таки не она – потом стыда не оберешься». Заметив, что он о чем-то задумался, Жань Дундун спросила: – О чем ты думаешь? Он тут же собрался с мыслями – к счастью, пока он уходил в себя, у него родился один вопрос, за который он тут же и ухватился. – А как ты узнала, какого цвета и фасона трусы предпочитает Ся Бинцин? Ты же не покупала ей трусы? «Как умело задан вопрос, – подумала она. – Столько лет, проведенных в моей компании, не прошли даром. Похоже, он понимает, как выстроить разговор, чтобы выяснить необходимое. Однако я бы не сказала, что он сильно жаждет услышать ответ, – ему просто неловко или безразлично? – Она наблюдала за его реакцией. – Нет, похоже, он уже и забыл, про что спрашивал». – Фасон и цвет мне подсказала мать Ся Бинцин, ведь это она обычно решала, что носить ее дочери. Более того, в день собеседования Ся Бинцин, вернувшись домой, сама постирала свои трусы, чего раньше никогда не случалось, собственно, поэтому те трусы и запомнились ее матери. Если вы хотите сохранить что-либо в тайне, то лучше всего не нарывайтесь, иначе рано или поздно вас все равно разоблачат. В последней фразе он услышал подтекст, но конкретного намека не понял. В настоящий момент его тревожило, что ее неожиданно отстранили от дела, это было равносильно тому, как в самый разгар соревнования судья вдруг бы взял и объявил тайм-аут. И как ей удалось это проглотить? Произошедшее наверняка потребует выхода эмоций, вопрос состоял только в том, когда, где и при каких обстоятельствах это произойдет. Подумав об этом, он тут же поднял кверху большой палец и трижды произнес «круто». Он понимал, что похвала в таких ситуациях может быть не менее целебной, чем лекарство. Однако это не подействовало, она уже почувствовала, что его похвала была скорее дежурной, а не исходила от сердца.