Не сразу понимаю, что произошло, плывущим взглядом сначала смотрю на Мию, которая сидит на полу после моего толчка, и испуганными глазами смотрит на растекающуюся исходящую паром лужу. Пытаюсь понять, почему так сильно ноет кожа на бедре, касаюсь намокшей юбки и всхлипываю. Входная дверь открывается настежь, в комнату вбегает Карина. – Мия! – выкрикивает и тут же упирает руки в бока. Я же судорожно пытаюсь задрать узкую юбку, даже не задумываясь о том, как выгляжу при этом. Боль так туманит мозг, что действую больше на инстинктах. Огромное красное пятно красуется на правом бедре. На глаза непроизвольно наворачиваются слёзы, которые я пытаюсь скрыть, стоит двери в соседнее помещение распахнуться. Парочка девушек из отдела продаж явно слышали всё, что здесь происходило, и теперь пытаются выяснить у Карины подробности. Понимаю, что помощи мне ждать неоткуда, тем более, Мия напугана не меньше моего. Плакать начинает, но няня её, как всегда, занята чем угодно, только не ребёнком. Превозмогая страшную боль, опускаю ткань юбки и становлюсь на колени рядом с малышкой. Прижимаю к себе всхлипывающую девочку, провожу рукой по густым волосам, успокаиваю. Я не знаю, как это работает, но Мия затихает рядом со мной. И даже моя боль от ожога притупляется немного. Сквозь слёзы Мия опять называет меня мамой, сердце сжимается до размеров малюсенького семечка. Больно. Очень. Не за себя, за ребёнка, которому так не хватает внимания, что она готова постороннюю тётку мамой называть. Видимо даже такой сильный мужчина, как Руслан, не в состоянии заменить ребёнку мать. – Что здесь происходит? – грозный мужской бас заполняет пространство вокруг. Отстраняюсь от Мии, и боль возвращается, становится ещё сильнее. Я прикрываю глаза, не говоря ни слова, пытаюсь выйти из комнаты, потому что мне срочно нужно как-то обработать ожог. Хотя бы водой холодной намочить, я не знаю, боль такая, что думать не могу совершенно. Пытаюсь придерживать узкую юбку так, чтобы ткань по минимуму касалась кожи. Не слышу, о чём говорит Руслан, как оправдывается, едва не плача Карина. Кажется, пытается переложить вину на меня, но мне сейчас плевать. В какой-то момент мне начинает казаться, что и вовсе все вокруг замолкают. На меня смотрят? Или вышли из комнаты раньше? В глазах становится совсем темно, я не разбираю дороги. Есть только боль – она везде, не только в ноге. В голове, груди, всём теле. И пустота, в которую я проваливаюсь, словно в бездну. Боль не исчезает, но затихает на время, и меня будто на волнах несёт в открытое море. Покачивает, успокаивая и согревая. Открываю глаза и понимаю, что сижу на чём-то мягком. Вокруг меня суетятся люди в синей форме, а напротив, сложив руки в карманы, как строгий надсмотрщик, стоит Руслан. Касаюсь рукой бедра и чуть ли не вскрикиваю. Опускаю голову и понимаю, что моя юбка едва прикрывает бельё. По покрасневшему участку кожи размазана какая-то белая пена, и под ней жутко печёт. Оглядываюсь. Я в кабинете босса. Тут же пытаюсь встать, чтобы уйти. Мне не нравится, что я сижу тут полуголая перед этим… Бывшим. Но твёрдая рука женщины в медицинской форме останавливает меня и возвращает в исходное положение. – Тшш, – шипит, но по-доброму. – Не вставай. Что-то говорит Руслану, и тот отворачивается. – Сейчас, девочка, уколем обезболивающее, – помогает мне повернуться на бок. Я как тряпичная безвольная кукла, даю ей делать со своим телом то, что нужно. И даже присутствие Руслана меня не смущает. Точнее смущает, но поделать я ничего не могу с этим. – Где Мия? – хриплю сдавленно. Не узнаю свой севший голос. – Руслан, где твоя дочь? С ней всё в порядке? – бросаю в широкую спину. Жду ответа, но он поступает не сразу. Селиванов ждёт сигнала от врача и только тогда медленно разворачивается. Сканирует меня своими синими льдинами так, словно насквозь увидеть хочет. – С ней всё в порядке. С дочкой. Моей, – как-то странно уточняет и отворачивается к окну. Меня увозят в больницу. Ещё раз обрабатывают рану, которая теперь покрылась волдырями, колют очередную дозу обезболивающего, потому что сама я справиться с болью не в состоянии. Советуют остаться на ночь в стационаре, а утром, если всё будет нормально, обещают отпустить. Когда только всё случилось, я оттолкнула Мию, и кипящая вода из электрического чайника пролилась на моё бедро. Я почувствовала резкую боль, но вгорячах не ощутила её в полной мере. А теперь мне остаётся только лежать в пустой палате и ждать, когда лекарство подействует. Глава 12 Глава 12 Руслан В очередной раз провожу ладонью по мягким тёмным волосам моей малышки. Перевожу взгляд на спящую Женю, замечаю, как она морщится во сне. Сердце сжимается от одной только мысли, что на месте девушки могла бы оказаться Мия. – Пап, а мама спит? – спрашивает моя принцесса. Хочется объяснить малышке, что не стоит называть так Женю, но у меня язык не поворачивается произнести эти слова. Особенно после того, как девушка буквально пожертвовала собой ради спасения ребёнка. И хотя до вчерашнего дня я справедливо считал, что женщина, отказавшаяся от своего малыша, не заслуживает называться матерью, теперь начинаю сомневаться в этом. – А мы забелём маму домой? – режет очередным вопросом. Смотрит внимательно карими бусинами, но больше ничего не говорит. Она слишком молчалива в последние дни, а после вчерашнего происшествия и вовсе проплакала полночи. И я толком не спал из-за этого, потому что только и делал, что думал о Жене. Кудряшова явно не понимает, кто перед ней. Нет, она не потеряла память, помнит прекрасно меня и наши отношения. Но вот что касается Мии… – Вряд ли… – пытаюсь подобрать слова, которыми можно что-то объяснить трёхлетнему ребёнку. Чувствую себя, словно меж двух огней нахожусь. С одной стороны любимая дочка, в короткие сроки прикипевшая к человеку, которого пару раз в своей жизни видела. А с другой – Женя. И я не знаю, как быть со всем этим. Стоит ли рассказывать бывшей правду, если она сама когда-то сделала свой выбор? – Мия, – шепчет Женя во сне. – Мия… Дочка тут же вскакивает с места и бежит к девушке, гладит её ладошкой по руке. Потом пробегается пальцами по каштановым прядям волос, касается щеки, поглаживая ласково. В солнечном сплетении болит так, словно мне туда насыпали колотого стекла. Каждый осколок ранит, ковыряет до мяса плоть, выворачивает наизнанку нервы. Невыносимо. Каким бы холодным и циничным я не был, смотреть на то, как дочка касается своей матери и не знает, кто они друг другу – пытка. Я должен всё рассказать им. Женя – предательница, и могла бы никогда не увидеть ребёнка, от которого отказалась. А я не стал бы искать её, но сейчас молчать не стану. Не имею права. Вот только не факт, что предательница поверит мне, я должен иметь доказательства. И кроме анализа ДНК ничего в голову не приходит, светить перед ней документами на установление отцовства я не собираюсь. Мало ли. Евгения медленно открывает глаза и пустым взглядом утыкается в потолок. Проходит секунд десять прежде, чем девушка замечает нас с Мией. – Плоснулась? – лепечет принцесска и начинает весело скакать по палате. – Ул-ра! Бежевое платье в горошек подскакивает в такт воздушным движениям, развеваясь в разные стороны подобно пушистому облачку. Невольно улыбаюсь тому, что у Мии в речи начинает буква «р» проскакивать. Растёт моя девочка. – Рус… – Женя выдыхает и дёргается, резко усаживаясь в кровати. Пытается притянуть колени к груди, но тут же морщится от сильной боли. Вижу, как стискивает зубы, чтобы не заплакать. Бледнеет и с трудом переводит дыхание, но продолжает молчать, не издавая ни звука. Сильная. Не хочет свою боль демонстрировать перед другими, видимо, боится показаться слабой. Не знал, что она такая. – Ева, – слетает с уст непроизвольно. Кажется, соединение между мозгом и языком снова барахлит. – Я – не Ева, – настаивает на своём. – Зачем ты пришёл? – добавляет холодно, но тут же ловит взглядом Мию и расплывается в измученной, но искренней улыбке. Она рада видеть мою дочку. Нашу. И как бы ни было горько это осознавать, но рассказать Жене правду придётся. Это верное решение, хоть и последствия могут быть самыми разными. Впрочем, сейчас я этого делать точно не буду. Не при ребёнке. Да и без доказательств такой разговор начинать не стоит. – Хорошо, Женя, – выдавливаю нервно. – Как ты себя чувствуешь? – стараюсь быть вежливым и участливым, хоть и нелегко мне это даётся. – А почему вы мне, Руслан Романович, всё время тыкаете? – мгновенно выстраивает броню. Буквально на глазах возводит стену, которая дала трещину, когда девушка позволила себе улыбнуться Мие. Если мы продолжим в том же духе, то опять наговорим друг другу гадостей, как в первую встречу, в моём кабинете. Я не для этого сюда пришёл. – Евгения Евгеньевна, – перехожу на официальный тон, встаю со стула и вынимаю из кармана джинсов конверт. – Я хотел бы поблагодарить вас за то, что помогли моей дочери, – протягиваю деньги.