Глава 22 Глава 22 Какое-то время мы оба сидим, словно в прострации, смотрим прямо перед собой и не произносим ни слова вслух. Руслан только периодически крепко сжимает и разжимает кулаки, а я в эти моменты прикрываю глаза и перевожу дыхание. Чувствую себя так, словно по мне проехался огромный грузовик и уничтожил все эмоциональные силы, превратив их в пыль. Не знаю, стоит верить Руслану или нет, не знаю, верит ли он мне. Навязчивая мысль о том, что Селиванов намеренно украл ребёнка и сейчас говорит ложь, таранит мозг. Только зачем ему это было нужно? В бред о том, что мужчина провернул всё ради наследницы от безродной меня, верится с трудом. – Каким образом ты смог сделать тест ДНК на наше с Мией родство? – спрашиваю после продолжительной паузы. Первой решаюсь нарушить повисшую посреди комнаты тишину, слишком густую и осязаемую. – Волосы, – коротко отвечает Руслан. – Я снял с расчёски волосы, когда Мия расчёсывала тебя в больнице. Думал, ты не поверишь мне на слово, поэтому хотел иметь на руках доказательства вашего родства. Вспыхиваю в сотый раз за сегодняшний вечер от охватившего душу возмущения. Каков подлец, доказательства он иметь хотел. – Да уж, – протягиваю, шумно выдыхая и медленно покачивая головой. – Доказательства, – повторяю скептически и всё-таки смотрю на Селиванова. Хочу тут же отвернуться, но пересекаюсь взглядом с Русланом и каменею. В его синих бездонных омутах я когда-то тонула без шанса остаться целой, но больше этой ошибки не повторю. Главное сейчас – вернуть свою дочь. Я не знаю, что там в лаборатории напортачили, но подсознательно чувствую, что Мия – моя. Моя кровь, моя родная дочурка. И я верну её, чего бы мне это не стоило. Хоть и понимаю, что сделать это будет непросто, ведь у меня нет ни денег, ни связей, ничего того, чем обладает Селиванов. И мне придётся продолжить делать вид, что всё в порядке, иначе Руслан и на пушечный выстрел меня к ребёнку больше не подпустит. Ведь пока по закону Мия принадлежит ему. – Скоро придут результаты теста на отцовство, – добавляет мужчина холодным отсутствующим тоном. После всего мне кажется, что Руслан вообще не здесь находится, он такой отстранённый и молчаливый. Может просто ждёт, что я, наконец, покину его дом? На улице уже давно стемнело, и я понимаю, что должна уходить, но не могу. Меня словно приковали к этому месту, ведь здесь находится частичка моего сердца. – Подожди! – Руслан неожиданно вздрагивает, будто его мозг осенило какой-то важной мыслью. – Кто сказал тебе, что ребёнок погиб? Он по прежнему избегает смотреть мне в глаза, будто чувствует вину за собой, но я сомневаюсь, что так оно и есть на самом деле. Новый Селиванов – каменный и чёрствый сухарь, где он, и где чувства, ну, в самом деле? – Тётя, и ещё врач, который… я не помню уже, мне делали общий наркоз тогда, потому что я была в плохом состоянии. В тот день помогала по дому и… – поджимаю губы, не зная, как договорить. Я старалась не рассказывать Руслану о том, что с тётей и дяде мне жилось не очень сладко. Я была благодарна им, что не бросили меня, поэтому с пониманием относилась к тому, что тётя иногда была груба и с приёмными детьми, и со мной тоже. Возможно, если бы он знал обо всём, то не оставил бы меня тогда и сразу забрал бы с собой, но… Я молчала. Мне казалось верхом свинства – нажаловаться на отношения в семье, тем более, эти родственники были единственными родными людьми. – Что случилось тогда? – напоминает о своём присутствии Руслан. – Да ничего особенного, – вспыхиваю из-за того, что мужчина устраивает мне допрос, – я как обычно помогала по дому. Видимо, подняла что-то тяжелее положенного, дядя как раз поехал за новыми воспитанниками, а тётя затеяла перестановку мебели. – Жень, ты серьёзно сейчас? Ты должна была в первую очередь думать о ребёнке… – Я должна? – перебиваю его, не выдерживая нового потока обвинений. – Я должна была, только я одна всем всегда что-то должна. Тёте – помогать, тебе – ждать. А ты пропал, понимаешь? После родов ты исчез со всех радаров, я чуть с ума не сошла, практически в одиночку проживая своё горе, – всхлипываю. Не могу больше в себе держать эту горечь и обиду. Высказываю в каменное лицо всё, что копила в себе все эти годы. – Только тётя была рядом со мной, хоть как-то пыталась поддержать, – добавляю, вытирая с лица слёзы тыльной стороной ладони. У каждого из нас своя правда, и очень сложно принять версию другого человека, но я всё же пытаюсь это сделать. А вот Руслан… В груди горит от боли и обиды, и я, не сдерживая рыданий, закрываю лицо ладонями. Не сразу осознаю, что происходит, когда тёплые сильные руки оказываются на моих плечах. Обнимают и прижимают к крепкому телу. Горячие ладони успокаивающе поглаживают по спине, чтобы помочь расслабиться. А я не хочу, не могу позволить себе растаять в этих руках, но сил держаться больше не осталось, и я обречённо утыкаюсь носом в грудь мужчины. Впервые за последние годы я чувствую что-то, отдалённо напоминающее покой. Боль, которая преследовала меня и жила в моём сердце всё это время, медленно, но верно стихает. Не уходит полностью, но перестаёт быть частью меня, оставаясь лишь небольшим отголоском где-то внутри, как напоминанием о тех страданиях, что мне пришлось пережить. И именно эта боль даст мне силы разобраться в том, что произошло, и отомстить виновным. Узнать, что случилось тогда, больше трёх лет назад. – Завтра же мы поедем в твой родной посёлок, чтобы во всём разобраться, – шепчет Руслан. Он не отпускает меня даже, когда источник моих слёз иссякает. Продолжает водить рукой по спине, успокаивая, будто маленького ребёнка. Как бы не было больно осознавать, но Селиванов – отличный отец. И даже если я смогу вернуть себе дочь, полностью вычеркнуть его из нашей жизни не получится. Из своей я давно вычеркнула, а вот из жизни Мии… Она его любит и никогда не простит меня, если лишу её отца. – Что ты сказал? – запоздало реагирую на слова мужчины. – Я не верю в то, что всё случившееся – всего лишь стечение странных обстоятельств. Поэтому хочу разобраться во всём лично, – поясняет спокойным ровным тоном. Выпутываюсь из тёплых объятий для того, чтобы посмотреть в глаза мужчине и убедиться в том, что я не ослышалась. В ушах звенит после собственных рыданий, и голова словно набита ватой, поэтому соображать мне сейчас непросто. Но я стараюсь заставить мозг работать, чтобы точно убедится в том, что правильно поняла обращённые ко мне слова. Руслан хочет мне помочь? Серьёзно? Его помощь была бы очень кстати, но я за эти годы разучилась верить. Доверие людям – не моя сильная сторона. И тем более, вряд ли я смогу довериться бывшему. – Ты хочешь мне помочь? – озвучиваю свой вопрос, не веря в то, что такое вообще возможно. – Нет, не тебе, – признаётся честно. – Я просто собираюсь разобраться во всём случившемся, ведь это касается моего ребёнка, – голосом подчёркивает тот факт, что Мия – его дочь. И интуиция мне подсказывает, что даже если в роддоме что-то напутали, и результат теста ДНК окажется отрицательным, Селиванов от девочки не откажется никогда. – Жемама? – тихий сонный голосок раздаётся позади нас с Русланом, и мы оборачиваемся с ним, как по команде. За спинкой дивана, потирая кулачками заспанные глазки, стоит Мия. В тонкой хлопковой светлой сорочке в цветочек и с распущенными волосами она напоминает маленького ангела. – А можно к вам? – задаёт странный вопрос. Я после неожиданного открытия не могу теперь смотреть на неё спокойно, держусь, но предательские слёзы вновь выступают из глаз. Пытаюсь стереть их украдкой, чтобы не напугать малышку своим расклеенным видом, но крошка оказывается слишком внимательной. – Ты почему плачешь? – спрашивает Мия, широко раскрыв глазки от удивления. От сна, кажется, не остаётся и следа. Малышка огибает диван и втискивается между нами, старательно отодвигая то меня, то Руслана по очереди. Потом всё же делает выбор в мою пользу и прижимается к моему боку. – А мне плиснился сон, – сладко зевая, сообщает девочка. Немного потягивается и тут же сворачивается в комочек. – Стр-лашный, – передёргивает плечиками. Руслан наклоняется и целует Мию сначала в пухленькую щёчку, а потом в тыльную сторону маленькой ладошки. Говорит успокаивающие слова, вызывая на лице малышки довольную улыбку. Она, как маленький мурлыкающий котёнок, жмётся к нам поочерёдно, выбирая наиболее удобное положение. Кажется, не знает, к кому прижаться, чтобы не обделить никого своим вниманием. В голове не укладывается, что эта прелестная малышка может быть моей родной, якобы погибшей дочкой. Сердце колотится в груди от присутствия ребёнка рядом. – Жемама, тебе тоже плиснился сон, поэтому ты плакала? – бормочет сонно и, не дождавшись ответа, прикрывает глаза. Держать себя в руках выше моих сил. Позволяю себе слабину и дрожащими пальцами пробегаюсь по нежной щёчке малышки. Она смешно морщит носик и переворачивается на другой бок. В груди разливается приятное тепло, но вместе с ним больно колит в области сердца. Боль и радость теперь соседствуют бок о бок. Я нашла дочку, но уже никогда не найду воспоминания, которые могли бы быть, если бы нас не разлучили с ней. Первые слёзы, первая улыбка, бессонные ночи и долгожданное «мама». Зубки, первые шаги и много-много всего того, чего никогда уже не будет в моей жизни. Стоит только подумать об этом, и в горле застревает неприятный горький ком, а слёзы новым потоком льются из глаз. Беззвучно, потому что на рыдания просто не осталось сил. Да и Мия спит рядом, разве я могу нарушить её покой? Тем более, после нашего откровенного разговора с Русланом я чувствую себя выжатой и обессиленной. Любуюсь ангельским спящим личиком малышки и улыбаюсь сквозь слёзы. А ведь Мия, будто почувствовала, что мы родные ещё в момент нашей первой встречи. Тогда мне показалось, что девочке просто не хватает внимания, а сейчас я даже немного злюсь на себя за то, что не придала отношению Мии должного значения. Ещё и пыталась убедить малышку не называть меня мамой. Лицо печёт то ли от горячих слёз, то ли от того, что кто-то слишком долго и пристально смотрит на меня. Ловлю на себе взгляд Руслана, но тут же переключаю всё внимание обратно на Мию. Надеюсь, мужчина последует моему примеру и перестанет прожигать во мне дыру. Это в нашем случае – самый разумный вариант, потому что кроме ребёнка нас уже давно ничего не объединяет, и пытаться воскресить былое стало бы верхом глупости и с его, и с моей стороны.