– Наша дочь… – проговариваю сдавленно, пытаясь не сорваться в рыдания. В груди невыносимо печёт, и я всё же издаю один протяжный едва слышный всхлип, а потом собираю остатки сил в кулак и добавляю: – умерла… Одно единственное слово, и в просторной комнате повисает гробовая тишина. Будто бы я вновь прощаюсь с частичкой себя, как тогда, в больнице, когда родственники сообщили о том, что моей малышки больше нет. У меня даже не осталось могилы, потому что роды начались раньше срока, и ребёнок родился слишком маловесным. А когда погиб, врачи назвали это выкидышем и дали мне лишь какие-то глупые отписки и выписки. Даже свидетельства о смерти не было. Только спустя год я узнала, что на таком сроке, как у меня новорождённый не может считаться выкидышем. Но тогда приняла халатность наших поселковых врачей, как должное, а потом уже было слишком поздно устраивать разбирательства. Да и я была далеко, и возвращаться из города не имела ни малейшего желания, ведь повернуть время вспять и вернуть дочурку не смогло бы даже чудо. – Что ты несёшь? – выплёвывает Руслан пренебрежительно, отрезвляя и помогая очнуться от терзающих душу воспоминаний. – Я говорю правду, – роняю глухо, устремляя взгляд на свои руки. Слушаю тяжёлые шаги, которыми мужчина начинает измерять помещение. Он как будто погружается в собственный кокон и закрывается от меня, да и я не желаю общаться с Селивановым. Хоть и понимаю умом, что нам нужно закончить этот разговор, вновь молчу и жду, когда Руслан соизволит продолжить. – Я не понимаю, – наконец останавливается, резко садится на край кровати и роняет голову в свои огромные ладони. Устало массирует лицо, шумно выпуская воздух из лёгких. – Мне сказали, что ты отказалась от ребёнка, – произносит легко и просто, едва не лишая меня чувств одной фразой. Нет, это просто невозможно, голова кругом от недопонимания и обилия вопросов, на которые я не уверена, что смогу получить ответы. – Мой ребёнок погиб, тебя не было рядом тогда, ты уехал за границу, на похороны отца, – цежу срывающимся в истерику голосом. – С чего бы тебе знать хоть что-то? – поворачиваюсь лицом к мужчине и, наверное, впервые за последнее время смотрю на него столь открыто и уверенно. Мне стыдиться нечего, правда целиком и полностью на моей стороне, а он… Он пусть считает так, как ему удобно, доказывать что-либо я не собираюсь. – А с чего ты взяла, что меня не было? – огорошивает очередным болезненным признанием. – Я приехал как раз в тот день, когда ты родила, и узнал о том, что случилось. Что ты! – опять смотрит с ненавистью и упрёком, – ты отказалась от ребёнка, и даже со мной разговаривать не захотела… – Руслан, Руслан, остановись, – поднимаюсь со стула, эмоционально взмахивая руками. – Подожди, подожди… Массирую пальцами виски и чувствую неожиданный прилив сил. Отчётливо осознаю, что нам нужно поговорить спокойно и взвешенно, как взрослые люди. Бесконечная перепалка не даст нам ничего, кроме ещё большего недопонимания. – Нам нужно успокоиться и поговорить, – первой иду на контакт. Запихиваю свою гордость и ненависть к этому предателю куда подальше и предлагаю временное короткое перемирие только ради того, чтобы расставить если не все точки над «i», то хотя бы их часть. Руслан сканирует меня тяжёлым хмурым взглядом, будто не верит, что я могла предложить такое. Глубокая морщинка, разделяющая его густые брови, постепенно уменьшается, и мужчина медленно кивает в знак согласия. – Па-па! – звонкий голосок Мии раздаётся за дверью, которая широко распахивается через пару секунд и впускает внутрь помещения маленькую заводную малышку. – А я плиготовила моложеное! – заявляет гордо и выставляет вперёд вытянутые ручки, на которых красуется разноцветная пластилиновая горка. – Кр-ласиво? – окидывает нас пристальным взглядом и хмурится. Точь-в-точь как отец. Замечает наше состояние, мгновенно считывает эмоции сначала с лица Руслана, а потом и с моего. – Жемама, – смешно обращается ко мне, – ты плакала? Кладёт на стол своё «мороженое» и дёргает меня за край юбки, вынуждая опуститься ниже и присесть на корточки. – Ну, что ты, малыш, – неохотно лгу, но и рассказать правду ребёнку не могу. – Просто мне уже пора уходить, а я так не хочу оставлять тебя, вот и расстроилась, – на этот раз отвечаю честно. И хотя не предстоящая кратковременная разлука стала причиной моих слёз, всё же я говорю чистую правду. – Папа! – бросает Мия с претензией в голосе. – Пусть Жемама останется! Тихонько прыскаю в кулак, интуитивно предчувствуя, что новое обращение прицепится ко мне надолго. Искоса смотрю на Руслана, шокированного предложением дочери, и жду ответа. Я не горю желанием оставаться в доме бывшего на ночь, но и уходить не хочу. Меня держат здесь в первую очередь вопросы, ответы на которые мне не терпится получить. А ещё Мия… Хочу прижать эту маленькую девочку к себе и не отпускать, но прежде мне нужно добиться правды от её отца, чтобы не ранить преждевременными надеждами ни себя, ни её. По взгляду Руслана вижу, что его мысли не здесь. Они где-то далеко, скорее всего, в далёком прошлом. Нашем общем прошлом. – Пусть, – выносит короткий вердикт, даже не удосужившись спросить, а хочу ли я оставаться. Уверенный в себе и в своей правоте, Селиванов подхватывает дочку на руки и выходит с ней из комнаты, а я опять вынуждена тенью следовать за ними. Впрочем, к дочери Руслан меня толком не подпускает, сам купает малышку и укладывает спать, пока сижу внизу в гостиной, на диване, и жду, когда он освободится. Чувствую себя при этом немного не в своей тарелке, но продолжаю ждать, понимая, что этот разговор куда важнее моих собственных страхов и предрассудков. За окном уже темно, и обратно в общежитие придётся ехать на такси. Разумеется, я не собираюсь оставаться в доме Селиванова на ночь. Как только мы поговорим, я тут же уеду. Возможно, вернусь утром, но это неточно… – Ждёшь, – хмыкает Руслан, останавливаясь справа от дивана, на котором я сижу. Машинально одёргиваю край юбки, хоть она и не задралась ни капельки, и выпрямляю спину. Расслабиться в присутствии Селиванова для меня что-то из области фантастики. – Жду, – отвечаю и сама не узнаю свой голос: сонный и расслабленный. – Думаю, ты права, – Руслан присаживается на край дивана с противоположной стороны от меня и по-мужски широко расставляет ноги. – Я готов выслушать твою версию событий, – добавляет эгоистично. Ха, он готов! Прикладываю нечеловеческие усилия, чтобы не послать босса куда подальше с его готовностью. Но всё же удержать свой язык в узде полностью не удаётся. – Я тоже готова выслушать твои оправдания. То есть не против, если ты расскажешь, почему бросил меня, – наивно хлопаю ресницами. Понимаю, что не время сейчас до глупых игр и разборок, но в ответ на хамство Руслана грех не съязвить. – Я бросил? – едва не рычит Селиванов. Тонкая ткань его футболки натягивается от напряжения и того и гляди, лопнет. Руслан не качок, ведь большая часть его жизни проходит на работе и рядом с дочкой. Но всё же мужчина в довольно хорошей физической форме, нельзя не признать. – Ладно, – пытаюсь снизить градус общения и в очередной раз перехватываю инициативу в свои руки. – Я начну, – сглатываю, смачивая пересохшее от волнения горло. Кратко пересказываю события трёхлетней давности, стараясь не вдаваться в подробности, но при этом ничего не упустить. Говорю о том, что родила раньше срока, о том, что ребёнок погиб, и я даже близко не знала о приезде Руслана. После короткого рассказа пытаюсь прочитать эмоции мужчины, но он будто выстроил огромную каменную броню, в которую не пробиться. Стучи не стучи – не услышит. И не уверена, что верит мне… – Я приезжал тогда, именно в тот день, – повторяет то, что я уже слышала несколько часов назад, – и мне сказали, что ты отказалась от ребёнка. – Бред! – выплёвываю эмоционально. – Бред, Руслан! – вскакиваю на ноги и начинаю метаться по гостиной. Я не могу взять себя в руки, потому что страшное предчувствие, которое зародышем грызло меня изнутри последние часы, превращается в огромное стихийное бедствие. Меня подбрасывает словно от взрыва, и начинает трясти, как при высокой температуре. – Я видел отказ своими глазами, – припечатывает глухо, добивая меня следующей фразой: – поэтому и забрал ребёнка. Осознание случившегося обрушивается на меня ударной волной, слёзы бурным потоком начинают литься из глаз. Я обнимаю себя руками, чтобы как-то успокоиться, но это невозможно. Кажется, я сейчас с ума сойду то ли от горя, что меня лишили целых трёх лет жизни моего ребёнка, то ли от счастья, что моя дочь всё-таки жива. – Получатся, Мия – моя дочь? – спрашиваю очевидное. Пытаюсь поймать взгляд мужчины, но он упорно прячет от меня свои глаза и медленно качает головой. – Нет? – подлетаю к нему и падаю на диван рядом. Я не успокоюсь, он теперь не отделается от меня общими фразами. – Как нет Руслан? Я хочу к ней! – вскакиваю снова и рвусь в сторону лестницы, но Селиванов ловит меня за запястье и вынуждает присесть. – Я делал анализ ДНК на материнство, и он оказался отрицательным, – пытается убить во мне едва обретённую надежду, но это бессмысленно. Не поверю ни за что. Я только что нашла свою дочь, и меня сейчас даже ядерный взрыв не остановит. Я верну её, чего бы мне это не стоило, и кто бы не встал на моём пути, он мне не помешает достичь желаемой цели. – Это ты так пытаешься меня обмануть сейчас? – прищуриваюсь и крепко сжимаю кулаки. Конечно, я не кинусь драться с Русланом, хоть он и заслужил это. – Нет, Женя, я говорю правду. Возможно, в лаборатории что-то напутали, я уже сдал всё необходимое для проведения нового теста, но теперь на моё с Мией родство. Адвокат, который занимался документами на установление отцовства, признался, что из-за спешки просто дал взятку кому-то, и наше с Мией родство не было подтверждено документально. – Я ничего не понимаю, – опять опускаюсь на диван и обессилено роняю голову в свои ладони. В голове вопросов стало ещё больше, и она просто кружится то ли от усталости, то ли от сумасшедшего объёма новой информации. Если всё, что мне рассказал Руслан, правда, то как так вышло? Откуда взялся этот отказ, и почему мне сказали, что ребёнок погиб? Замешаны в этом врачи, или ещё кто-то? А может быть моя тётя… Но это при условии, что Руслан рассказывает правду. Всю правду, которую знает сам.