Она сейчас выглядит, как загнанный в ловушку зверь. Её испуганный взгляд, вздрагивающее от участившегося дыхания тело, всё говорит о том, что тётка попалась. – Ответь только на один вопрос: за что? – решаю не ломать комедию и не добиваться от тётки чистосердечного признания, она и так сдала себя с потрохами. Жду, что она скажет хоть что-то, но вместо этого женщина вдруг вскидывает голову и начинает громко и зычно хохотать. Так одержимо, что по коже бегут мурашки от её смеха, и хочется поскорее покинуть и эту комнату, и этот дом. Но я терплю, потому что хочу услышать хотя бы короткий ответ. Для меня это важно. – Да! – одним коротким словом подписывает себе приговор. – Да, я это сделала! – произносит торжественно. – За что? – повторяю одними губами. – Неужели тебе так нужны были деньги, что ты согласилась продать родную кровь? У меня в голове не укладывается всё это, ведь в глубине души я всё же надеялась на то, что тётя окажется не причём. – Деньги? Деньги тут совершенно не причём, я хотела отомстить! – зло прищуривается, делая ещё один шаг в мою сторону. – Но за что, я же ничего тебе не сделала? – от отчаяния руки безвольными плетьми опускаются вдоль тела. Я чувствую такую дикую слабость, что, кажется, вот-вот лишусь чувств, поэтому немного отступаю и упираюсь спиной в дверной косяк. – Ты? Нет! – уверенно качает головой, и я окончательно перестаю что-либо понимать. – А вот твоя мать… Она влезла в наши отношения с твоим отцом, из-за неё я потеряла нашего с ним ребёнка, но ему было плевать, ведь вскоре родилась ты! – выставляет в мою сторону указательный палец, будто заряженное оружие. Медленно, но верно пазл в моей голове начинает собираться в более-менее внятную картинку, правда многих деталей по прежнему не хватает. Зато теперь мне понятно, почему тётка называла меня другим именем, и чем именно ей не угодило имя моего отца, в честь которого меня назвали. – Так отдала бы меня в детский дом, зачем это всё? – задаю логичный закономерный вопрос. Зачем держать возле себя чужого ребёнка, родителей которого ты так отчаянно ненавидела всю жизнь? Жили бы с дядей, рожали бы своих… Неужели всё дело в доме, которым тётя пользовалась всё это время, как мой опекун? – Я просто сказала в роддоме, что ребёнок нам не нужен, – продолжает рассказывать то, что ей самой интересно, пропустив мимо ушей мой вопрос. Как маньяк, которому не терпится поскорее похвастаться своими подвигами. – Очень кстати на смене была моя одноклассница, которая и предложила провернуть эту сделку! – говорит и снова хохочет. Врач, значит. Теперь понятно, почему руководство больницы так охотно согласилось сотрудничать с прокуратурой. Свою шкуру пытаются прикрыть, потому что тоже замешаны в этом деле. Смотрю на тётку, но вместо сожаления вижу победное выражение на её лице. – Как я всё ловко провернула, да? Тётка гордо вскидывает голову, а я вдруг впервые в жизни чувствую непреодолимое желание ударить живого человека. Едва сдерживаюсь от того, чтобы не расцарапать эту довольную физиономию. – Хахаль твой только все карты нам спутал, приехал бы хоть на день позже, и уже не нашёл бы ваше отродье, – выплёвывает желчно. Не знаю, в какой момент моя правая рука начинает жить своей жизнью. Она взмывает вверх и опускается на сморщенное лицо обезумевшей родственницы. Раздаётся громкий хлопок, который одновременно шокирует эту преступницу и отрезвляет меня. Растерянно смотрю на свою ладонь, а потом, не говоря больше ни слова, выхожу из дома на улицу. Глава 29 Глава 29 Дрожащими руками вынимаю из сумки телефон и вызываю полицию. Раз уж органы опеки не в состоянии выявить нарушения в отношении моей тётки к детям, пусть этим займутся стражи правопорядка. Едва успеваю повесить трубку, и телефон вздрагивает в руках от входящего звонка. – Да, Руслан, – отвечаю вымотанным голосом. Такое чувство, что из меня всю энергию насосом выкачали. Мужчина интересуется всё ли у меня в порядке, и я спешу его успокоить, чтобы не нервничал напрасно. По телефону рассказывать о том, что узнала, я не собираюсь. Полиция, на удивление, приезжает оперативнее, чем я могла даже предположить. Первым делом проверяют мой паспорт, а потом проходят во двор. Я собираюсь пойти вслед за ними, хоть и не горю желанием присутствовать при этих разборках, но меня окликает чужой голос по имени, и я оборачиваюсь. Из-за забора соседнего дома выглядывает немолодая женщина. Лицо знакомое, только морщин будто стало больше, и сквозь тщательно прокрашенные светлые пряди пытается пробиться седина. Да это же наша соседка. – Тётя Света? – предполагаю неуверенно, и та кивает в ответ. – Женька, это ты ментов вызвала? – спрашивает, опасливо поглядывая в сторону машины, на которой приехали полицейские. – Я, да, – признаюсь и подхожу чуть ближе. Соседка начинает активно приглашать меня на чай, но я упираюсь, как могу. Ровно до того момента, как она вдруг обещает мне рассказать кое-что про тётку. Прохожу в соседский дом и с удивлением обнаруживаю сидящую на кухне девочку, которую только что моя тётка чуть стулом не прибила. Девочка пугается моего появления, дёргается резко и проливает немного чая, который пила до этого, на стол. – Ой, я нечаянно, я сейчас уберу! – быстро вскакивает с места и бежит за висящей на мойке тряпкой, торопливо убирает небольшую коричневую лужицу. – Да ладно тебе, успокойся, – ласково произносит тётя Света и жестом предлагает мне присесть. – Она иногда бывает у меня, – кивает на зашуганную воспитанницу моей нерадивой родственницы. – Особенно, когда эта лютовать начинает, – небрежно машет рукой в сторону дома моих родителей, и я без проблем догадываюсь, кого именно она имеет ввиду. – А где дядя и остальные дети, не знаете? – интересуюсь у гостеприимной соседки. Тётя Света пожимает плечами, но зато воспитанница моей тётки не молчит, рассказывает о том, что знает. – Так на малине все, меня оставили, потому что сегодня моя очередь по дому помогать. А ведь на первый взгляд кажется, что тётя большая молодец: к труду сироток приучает. Только вот на деле всё немного иначе, и я более чем уверена, что дядя вместе с остальными детьми не работает, а лежит где-нибудь в тенёчке и прохлаждается. По крайней мере, раньше всё было именно так. – Ну, Любка в своём репертуаре, – эмоционально взмахивает руками соседка. – Пойди, Катюш, – обращается к тёткиной воспитаннице, – там книжки новые на полке, можешь взять. Она отправляет девочку в зал, попутно хвалясь передо мной, что одна из её дочерей работает в библиотеке, и дома книжек завались. А Катя очень любит читать. – Бедное дитё, вместо детства чёрти чё, – ругается женщина. – А ты чего приехала? – Эм… – не знаю, что ответить. В идеале постороннему человеку знать о моих проблемах ни к чему, но и промолчать невежливо, когда сижу в её доме и пью её чай. – Может хоть ты каргу эту вразумишь, – продолжает тётя Света, и я вдруг догадываюсь, что в моём ответе она не нуждается. – Я устала ментов вызывать и в опеку жалиться, она умудряется с ними договариваться. Меня будто током прошибает от её слов: я вызвала полицию в надежде добиться справедливости. Пусть не для себя. Хотя бы для этих несчастных приёмных детей. И что же получается? Тётка сейчас опять даст кому-нибудь на лапу и будет дальше жить и радоваться, гнобить воспитанников. – Простите, тёть Свет, мне надо позвонить, я на секундочку, – торопливо извиняясь, выхожу из-за стола и иду в прихожую, чтобы позвонить Руслану. Вкратце пересказываю о том, что увидела в доме тётки, опустив детали и её признание. Об этом потом, не по телефону. – Руслан, я не знаю, может, ты подскажешь, что делать? Я боюсь, что она выйдет сухой из воды, а когда до опеки или полицейских дойдёт, что нужно бить тревогу, будет слишком поздно, – шепчу, едва не всхлипывая. Мне страшно представить, что тётя Люба может от угроз перейти к действиям и причинить вред кому-то из детей. - Я понял, сейчас позвоню адвокату, ты дашь показания, если будет необходимость? Ты же видела всё, да? – спрашивает Руслан. Его тон – холодный и бесстрастный, как и всегда, когда он собирается решить какое-то важное дело. Представляю сейчас, как он хмурит брови и думает, чем помочь в данной ситуации. А ещё неожиданно осознаю, что за эти несколько дней я привыкла к тому, что Руслан рядом. И ведь сразу же позвонила ему, потому что больше не у кого попросить помощи. – Женя? – голос на другом конце линии напоминает о том, что разговор ещё не окончен. Я интенсивно киваю, пока не соображаю, что он меня не видит вообще-то. – Да, Руслан, я всё сделаю, что потребуется, – заканчиваю разговор и возвращаюсь в кухню, к тёте Свете. – Вы обещали мне что-то рассказать, – напоминаю робко, присаживаясь на металлический стул с мягкой, обтянутой кожзамом сидушкой. – Про тётю Любу… – опускаю взгляд в пол. Даже мне стыдно за поведение родственницы, а ей хоть бы хны. – Ты когда без родителей осталась, приходили из опеки и спрашивали, будет ли Любка тебя забирать. Она тогда со своим сожителей через пару дворов квартиру снимала, так тут такой гай на всю улицу стоял. Кричала, мол, денег у неё нет лишний рот кормить. Потом вдруг стихло всё, а через пару дней мы узнали, что Любка на тебя опеку оформлять будет. Дольше – больше, эта шельма стала хвалиться, что ещё детей возьмёт, потому что платят за них будь здоров. Тогда ещё не было всяких пособий на родных детей, как сейчас, а вот опекунам платили неплохо. Вот и появилась у неё идея такого «бизнеса». Бизнес… Да уж, в духе тётки, и всё-таки раньше она не была настолько безумной, как сейчас. – Любка где-то рецепт раздобыла транкливи… тракниви… тьфу ты, что за слово такое… – Транквилизаторы? – предполагаю удивлённо, ещё не понимая, какое отношение это имеет к тётке. – Да, точно! У меня старшая дочка в аптеке работает, так тётка твоя частенько к ней бегает за этими самыми тран-кви… ну, ты поняла.