Фрэнсин повернулась на бок, так что они оказались нос к носу. – Почему? – недоуменно прошептала она. – Ведь Бри никогда не делала тебе ничего плохого. Мэдлин долго молчала, потом также шепотом ответила: – Потому что я хотела, чтобы ты была моей сестрой. Только моей. Но ты вечно была с Бри… Нелегко чувствовать, что для сестры ты менее важна, чем воображаемая подруга. Когда мы были маленькими, ты все время пропадала в лесу с Бри, занимаясь тем, чем занимались только вы с ней, и мне всегда хотелось присоединиться к вам, но ты не позволяла мне это сделать. Я… я хотела, чтобы Бри была и моей воображаемой подругой, чтобы ты проводила время также и со мной. Фрэнсин ответила не сразу. – Я не знала, что у тебя были такие чувства. Подушка сдвинулась – это Мэдлин пожала плечами. – А если б знала, это что-то изменило бы? Последовала еще одна пауза, затем Фрэнсин ответила: – Наверное, нет. Она лежала неподвижно, искоса глядя на едва различимые в темноте черты сестры и ожидая, чтобы та сказала что-нибудь еще. Но Мэдлин молчала, и через несколько минут послышался ее тихий храп. Перевернувшись на спину, Фрэнсин стала слушать дождь, надеясь, что его стук поможет ей заснуть. Она начала проигрывать в сознании то, что произошло в маленькой гостиной, и с каждым разом ее все больше одолевали сомнения. Возможно, там и впрямь не происходило ничего сверхъестественного, и все это было просто игрой ее воображения. Кроме Бри. Фрэнсин была уверена – Бри точно находилась в гостиной и была испугана. Время шло, и мало-помалу буря стихла; снаружи воцарилась тишина. В темноте слышались ночные звуки, которые издавал старый дом, – приглушенные скрипы, робкое царапанье и непрестанное тихое бормотание, исходящее изнутри стен. Дом нависал над Фрэнсин, и атмосфера в нем была тяжелой и гнетущей. * * * Фрэнсин делала вид, будто спит, пока не почувствовала, что Мэдлин встала с кровати и вышла из комнаты. Одевшись, она торопливо спустилась на первый этаж и, нахмурившись, остановилась в вестибюле. На темный пол падали цветные блики от витража на входной двери, и Фрэнсин смутно видела струйку дыма, проникающую в вестибюль из-под закрытой двери главной гостиной. В воздухе витал едва различимый запах табака, на этот раз не застоявшийся, а свежий, причем из трубки. Трубки, сделанной из вишни и клена. Аромат был приятный, но Фрэнсин пробрала дрожь. Она пристально смотрела на дверь гостиной и даже шагнула к ней, вытянув руку. Вздрогнула, услышав звук, раздавшийся где-то в доме. Шумный вдох. Ее собственный. Фрэнсин резко повернулась, прижав руку к груди, чувствуя, как неистово бьется сердце. Ее окутывала враждебная тишина. Напряженная. Гнетущая. Эта тишина давила на нее; у нее было такое ощущение, будто кто-то следит за ней из потемок, но если она обернется, то там никого не будет. Мало-помалу, глубоко дыша, Фрэнсин заставила себя успокоиться. Придя в себя, снова посмотрела на дверь гостиной, затем назвала себя дурой и идиоткой. Ничего здесь нет. Никакого дыма, просачивающегося из-под двери, – на самом деле это всего лишь пылинки, пляшущие в разноцветном узорчатом свете. Овладев собой и обуздав свое чересчур живое воображение, Фрэнсин расправила плечи, прошествовала в маленькую гостиную… и застыла в изумлении. Там царил безупречный порядок – столы и стулья находились на своих местах, полка снова висела на стене, в углу стоял ящик, полный осколков стекла и разбитых безделушек, которые было невозможно склеить. О недавнем разгроме свидетельствовали только царапины на обоях и заколоченные окна, из-за которых в комнате царил неприятный сумрак. И в этом сумраке уверенность Фрэнсин в том, что вечером в дом проникла какая-то зловредная сущность, скукожилась до смутных сомнений. – Потрясающе, не правда ли? – спросила Мэдлин, заглядывая в дверь. Фрэнсин кивнула. – Это сделал мистер Констейбл? – Да. Должно быть, ты очень ему нравишься, раз он так расстарался. – Почему ты так думаешь? Он же только что со мной познакомился и совсем меня не знает. – Это можно сказать почти о любом из твоих знакомых. Никто не знает тебя по-настоящему, даже если они были знакомы с тобой много лет. Ты – самый сдержанный и замкнутый человек из всех, кого я знаю. – Мэдлин сказала это почти печально. Фрэнсин не знала, что на это ответить. – Уж ты мне поверь – я знаю мужчин, и Тодд не стал бы это делать, если б ты ему не нравилась. – Понятно. – Фрэнсин почувствовала, как тепло поднимается из ее груди к лицу, и отвернулась, чтобы Мэдлин не увидела, что она краснеет. – Возможно, тебе пора позволить кому-нибудь сблизиться с тобой, – тихо произнесла Мэдлин. – Мне и одной неплохо, – возразила Фрэнсин. – Пойду пройдусь, – добавила она, уже направляясь в сторону вестибюля. – Куда ты идешь? – Я же сказала – хочу пройтись! – Фрэнсин схватила с вешалки свое пальто, взяла горсть семян фенхеля, надела на руку браслет из корня лопуха и, выйдя на крыльцо, захлопнула за собой дверь. И остановилась, вздрогнув при виде Констейбла, стоящего на лужайке и хмуро, с тревогой на лице глядящего на крышу дома. Но, увидев Фрэнсин, он тут же расплылся в приветливой улыбке. – Доброе утро. Фрэнсин кивнула и, подойдя к нему, встала рядом. И тоже посмотрела на дом, чувствуя, что у нее обрывается сердце. Старое здание выглядело как побитая собака. И в его окнах, отражающих спешащие по небу облака, чувствовалась опаска, будто в ожидании еще одной трепки. – Во время бури ваша крыша потеряла несколько плиток, – сказал Констейбл. – Думаю, мне удастся найти им замену в антикварном строительном магазине, чтобы они не отличались по цвету и форме от остальных. Но часовая башня, как вы сами видите, накренилась еще больше. – Он искоса взглянул на Фрэнсин, чтобы оценить ее реакцию. Однако она продолжала упорно смотреть на дом, и только на дом. – И ваша система центрального отопления нуждается в срочном осмотре. Очень вероятно, что в ее трубах имеются протечки, и это может создать массу проблем… Вы знаете, сколько ей лет? Фрэнсин пожала плечами и предположила: – Наверное, лет сто. – И глубоко вздохнула. – Послушайте, мистер Констейбл, как вы заметили, в моем доме есть много такого, что нуждается в ремонте, но любой ремонт требует больших денег, а у меня их немного. Так что я просто добавлю к этому списку центральное отопление и вернусь к данному вопросу, когда позволят мои финансы. Констейбл потер подбородок. – Тут я мог бы вам помочь. У меня есть один приятель, который может сделать это за цену, равную стоимости стройматериалов, если вы возьмете его к себе постояльцем, пока он будет выполнять работу. Он широко улыбнулся, когда от этого щедрого предложения у Фрэнсин отвисла челюсть. – Когда человек занимается таким ремеслом, как мое, он знакомится со множеством людей, владеющих другими ремеслами. – Я… – Не находя слов, Фрэнсин вдруг обнаружила, что кивает, хотя и знает, что ей следует покачать головой. Она не хотела принимать от него благотворительность, однако ее голова продолжала кивать. – Ну хорошо, центральное отопление, – согласилась она. И натянуто улыбнулась. – Это очень любезно с вашей стороны. – Да не вопрос. – Его взгляд упал на пальто на ее руке. – Вы направляетесь в Хоксхед? Мы как раз собирались выехать. Вас подвезти? – Нет, думаю, вы и так уже предложили мне огромную помощь, к тому же я предпочитаю ходить пешком, – с этими словами Фрэнсин кивнула Констейблу и, пройдя мимо него, быстро зашагала прочь. У тропинки, идущей через лес Лоунхау, она остановилась. Ей не хотелось идти через лес, но Фрэнсин знала – если пойти по дороге, Констейбл проедет мимо нее, и тогда она, отказавшись от его предложения подвезти ее, выставит себя упрямой идиоткой. Крепко сжав в кулаке семена фенхеля, Фрэнсин вышла на тропинку. Едва ее обступили деревья, мысли обратились к более безотлагательным проблемам, чем неисправное центральное отопление или падающая часовая башня. Она думала об этом всю ночь, но так и не приблизилась к ответу. Рядом с ней шло сомнение, то и дело тыкая ее локтем в бок. Возможно, Мэдлин была права, и вчера вечером она и впрямь немного спятила и видела то, чего не было. Да и что она видела, собственно говоря? Ничего, кроме воздуха… Воздуха, принявшего форму… чего-то почти осязаемого. Нет, вероятно, это и правда происходило только в ее голове. Однако… Однако с Туэйт-мэнор что-то не так. Впервые на ее памяти ей казалось, что ее дом пропитан каким-то мрачным озлоблением, и это было так непривычно, что ее дружелюбные призраки больше не заходили в него. * * * К автобусу на Эмблсайд выстроилась очередь из туристов. Ожидая вместе с ними и изнывая от нетерпения, Фрэнсин сердито смотрела на поток других туристов, выходящих из прибывшего автобуса. Заплатив за билет в оба конца, она уселась на одиночное сиденье спереди, чтобы ей не докучали другие пассажиры. Сэм Вудалл, Сэм Вудалл, размышляла она, пока автобус ехал по берегам озера Уиндермир. Она не помнила никого по имени Сэм Вудалл. Наверное, сейчас ему под восемьдесят, а может, и того больше. Фрэнсин пересела на еще один автобус и двинулась через мрачные, покрытые каменистыми осыпями холмы в сторону Кезвика. И тут ее охватило беспокойство. Она никогда не имела дел с полицией и не знала, как надо говорить с полицейскими, пусть даже и с отставными. Можно ли вообще задавать полицейскому вопросы, ведь обычно бывает наоборот? А что, если они обязаны руководствоваться чем-то вроде кодекса неразглашения, как адвокаты и врачи? Только когда Фрэнсин приехала в Кезвик, до нее дошло, что чайные листья опять не подвели – она отправилась в поездку, самую дальнюю в ее жизни. И хотя отъехала от Туэйт-мэнор не больше чем на двадцать пять миль, если судить по владеющей ею нервозности, она с тем же успехом могла бы находиться в какой-нибудь чужой стране. В довершение всего Кезвик сразу же вызвал у нее настоящее отвращение. Он был современным и большим, а она в большинстве вещей не терпела ни того, ни другого. Примирившись с тем, что ей придется провести все утро в автобусах, Фрэнсин сделала еще одну пересадку и села в автобус, идущий в Ситоллер. Начало моросить, и в воздухе повис туман, что в общем-то соответствовало ее мрачному настроению. Она смотрела на проплывающие мимо дома Кезвика. Затем их сменили окутанные туманом пустынные холмы Кэтс-Беллз, высящиеся вокруг озера Дервент; их вершины выступали из сумрачной мглы, похожие на исчезнувшие со всех карт острова. Узнать адрес Сэма Вудалла оказалось нетрудно – для этого было достаточно справиться о нем в местном пабе, поскольку деревня Ситоллер состояла из одной-единственной улицы, тянущейся под недреманным оком горного перевала Хонистер. Отставной полицейский жил в небольшом, сложенном из сланцевых плит домике с ухоженным садом, который Фрэнсин одобрила, и ярко-красной дверью. Когда она постучала, дверь отворилась почти сразу, как будто ее приближение было замечено заранее – недаром же на окне домика шевельнулась занавеска. У Сэма Вудалла было добродушное лицо под шапкой белых растрепанных волос, и, когда он улыбнулся, на нем обозначилась сетка морщин, говорящих о том, что бо́льшую часть жизни этот мужчина провел под открытым небом. – Доброе утро, – чопорно сказала она. – Меня зовут Фрэнсин Туэйт. – Вы из тех Туэйтов, что живут в окрестностях Хоксхеда? Она кивнула.