– Мама, мама, – крича, Лера бросается в мою сторону. Мы сидим на траве у домика, который в эти выходные только для нас троих оставлен. Тут прекрасная лужайка и погода сегодня самая солнечная за эту неделю. – Что солнышко? – Папа ска-зал, мы идем в зо-о-парк. – Надо же, – смотрю на Влада, который не сводит с нас своих глаз, лежа на траве. Последний раз я видела его таким расслабленным… очень давно. – Это замечательная идея. Ты поверишь, если я скажу, что ни разу не была в нашем зоопарке? – Правда? Папа, – она возвращается к нему и ложится под бок, и я вспоминаю, как она лежала новорожденная с ним точно так же пухлыми розовыми ручками схватившись за футболку, – мама не была т-ам. Не была. – Значит, пришло время сходить всем вместе. – Уснула? – спрашивает Влад, когда я возвращаюсь в комнату. – Да. Переживала, что утром тебя не будет. – Но я буду. – Что это? – смотрю на его руку, в которой он держит коробочку. – Надеюсь, ты все еще любишь клубнику? – Ты принес мне клубнику? – смотрю на него удивленная. – Да. – Ты принес мне ее впервые, когда я приревновала тебя к той девчонке… Как же ее звали? Не могу вспомнить. – Это не столь важно, – он улыбается. – То есть, ты сейчас пытаешься за мной ухаживать и просишь прощения, как тогда? – Говорят, что лучшее решение для того, чтобы все исправить, это начать сначала, – он пожимает плечами и протягивает мне ягоду. Закусываю губу и решаю подыграть. – Но разве ты уже знаешь, как меня зовут? – Я думал начать сразу с момента с клубникой. – Ты через пять минут после того, как я ее съела, потащил меня в кровать. – А разве я мог устоять? – бросает взгляд на мое тело, как тогда… очень давно, повторяя момент. – Я не знаю ответ на этот вопрос, – беру свою клубнику и сев на диван открываю ее. – Зато я знаю. И поверь, я не мог. Тебе было двадцать два. И ты была такой малышкой с огромными глазами, – он мечтательно произнес эти слова, что я оторвала взгляд от содержимого и посмотрела на мужа. – Это правда. Мне нравилось открывать тебе этот мир удовольствия, Лида. – Имя, – кусаю сочную ягоду и улыбаюсь его мимике, тем что заставляю вернуться в самое начало. – Ладно, – он садится прямо, превращаясь в того молодого мужчину, которого я встретила когда-то. – Одинцов Влад, тридцать три года… – А если бы мы знакомились сейчас на встрече друзей, как тогда, только взрослые, как сейчас, – перебиваю, задав вопрос. – Ну, – он задумывается на мгновение. – Возможно, мне пришлось вырвать тебя из лап каких-нибудь идиотов, решивших подкатить к красивой молодой женщине. И я бы так и сделал. Схватил за руку и просто повел за собой. – Куда? – смеюсь его интонации и взгляду. – В укромное место. – И что бы ты сделал? – Я бы не стал сразу говорить свое имя, Лида. На моих губах влажный след клубники, который я слизываю, дразня своего мужа. Эта игра забавная, и она в первую очередь о нашей страсти и наших телах. Как ответ на то, что мы еще горим. Напомнить самим себе, что мы умеем чувствовать. – Правда? Он приближается ко мне максимально близко. Так, что я ощущаю свежее дыхание с ментоловыми нотками зубной пасты. Так, что тепло его дыхания покрывает мою кожу и волнует до микродрожи. – Я бы сначала тебя поцеловал. Мне удается только один вдох, и он делает то, что только что произнес. Он целует. Не по-джентльменски. Не нежно и ласково. Он целует меня как тот молодой парень Влад, которому я отдала в итоге свое сердце и свою жизнь. Язык проникает в мой рот и срывает замки сдержанности, скованности. Он просто обладает им и устраивает свой порядок. Я все дальше отклоняюсь назад, и стоит спиной коснуться дивана, мы замираем. Грань. Она так ощутима. Мы можем сейчас заняться сексом. И не раз. Но мы знаем, что нам не стоит делать этого сейчас. – Прости, – шепчет прямо в губы и садится обратно, помогая и мне. Мы замолкаем и от прошлой легкости не остается ничего. Воздух снова наполняется чем-то тяжелым. Усталость? Безнадега? Или что-то еще, не знаю точно. – Знаешь, – вдруг начинает Влад и его голос ужасно тихий, словно сейчас будет его откровение, – когда я вышел из квартиры, я был уверен, что самое страшное это то, что ты мне рассказала. Измена, – слово как пощечина, что я дергаюсь резко. – Я был выбит. Зол. И я ударил тебя. Мою жену. Женщину, которую я любил и люблю, как никогда и никого в жизни. Потом пришло понимание. То самое, где ты винишь себя во всем, по существу, но не становится легче, что бы ты ни делал. Но затем… Приходит момент ставить те самые точки и… И я понял, что самое страшное это потерять вас. Я бы никогда этого не пережил. Не переживу… Влад опустил голову на свои ладони, и мы снова погрузились в то тихое давящее молчание. Но я слышала по дыханию, что он не закончил. Потому что он собирался с силами, чтобы продолжить. – Я знаю, что сам все это сделал. Что ты пошла к другому. И мне ненавистна эта мысль настолько, что я хочу… Хочу продолжать орать, злиться, но не имею права, Лида. И так я хожу по кругу. Раз за разом. Дело не в том, что я не могу простить тебя, еще сложней простить самого себя. – Влад… Он поворачивает голову и долго смотрит в мои мокрые от слез глаза. А затем протягивает руку и стирает их, развернувшись ко мне полностью. Гладит щеку, прижимая ладонь к ней. – Я люблю тебя, милая, – называет так, как называл всегда и я снова плачу. – Прости, что оставил тебя одну… Что позволил забыть, как сильно нуждаюсь в тебе. Что был груб и не был тебе мужем, а нашей дочери тем отцом, которым обещал. Срываюсь на слезы и зарываюсь в своих руках лицом. Не могу… не могу скрыться от этой боли. Она так сильно душит, скользит по свежим ранам. Я знаю, что ему нужно было это откровение, но это по-прежнему больно. Влад обхватывает меня и пересаживает на свои бедра, а после просто обнимает и позволяет выплакать всю боль на его плече. Глава 34 – Я уволилась с работы, – произношу спустя время. Спустя множество минут моих слез. Спустя мгновения уносимых жизнью безвозвратно. Есть такие минуты и секунды, которых не жаль. Они потеряны, но были важны в свое время. И вот снова оно, настоящее. И сейчас я решила, что это важно. Мы начали вечер откровений, нам стоит ограничиться им, чтобы высказать все. Задать важные вопросы. Сейчас все, о чем мы будем толковать, неминуемо перемешается с болью. Ее будет много. И нам стоит через нее пройти. Я устала. Эта усталость не связаны с мышечной и физической. Она внутри и сильно бьет по нервам и такому слабому сердцу. – Решила, что ты должен знать, – говорю снова, когда ощущаю, что Влад застыл. Даже его грудь перестала поднимать и опускать меня в такт дыханию. Но проверить в каком он состоянии мне страшно. Да я хочу смотреть в глаза страху, но не сейчас. Этот первый шаг сделать сложно очень. – Влад? Руки на моем теле стали сжиматься сильнее, а затем расслабились. Дыхание пришло в норму. – Хорошо. И правда, что здесь еще скажешь? Это не та жертва, после произношения которой тебе говорят «спасибо» или аплодируют. Итак? Готова ли я узнать ту самую правду? Готова задать этот вопрос? Сомневаюсь, но мои губы уже открыты, и предварительный вдох сделан. Может, стоило слезть с его колен? Это выглядит странно, что я в его объятиях буду слушать о другой женщине моего мужа. – Кто она, Влад? – десять букв объединенные в три коротких слова. Ненавистных, но важных слов. Молчание в ответ. Губительное, надтреснутое, дурацкое. Необходимое. Но чтобы услышать правду, тоже нужно подготовиться. Шевелюсь в его руках, и Влад сам понимает, что лучше нам быть по разным углам одного дивана. Отползаю от него и сев удобно принимаю удар. Мы должны это сделать.