— Ты можешь взять ее с собой, — небрежно сказал владелец квартиры, когда его друг взял номер «Орегоньян». — Нет-нет, я только взгляну, — поспешно ответил его гость, пробегая глазами по строчкам. Первое, что бросилось ему в глаза, был огромный заголовок, под которым было указано имя автора заметки — некой Меган Хитон. Далее шел текст, который Джаф только что пересказал ему, а в самом конце статьи была черно-белая фотография, на которой крупный мужчина держал на поводке огромного белого лабрадора. Подпись под фотографией гласила «Нуэлл Саберлоу и его верный Флэри». Джо взглянул на нее и замер, не веря своим глазам. — Это тот самый тренер, который помогал нашей семье с собаками! — воскликнул он, бросая газету обратно на стол. Джаф, который уже поправил очки на носу, удивленно поднял брови. — Что, ты гордишься, что твоих друзей упоминают в прессе? — съязвил он. Мистер Тёрлоу ничего не ответил на это, только опустил голову на линолеум, покрывавший кухонный пол. — Любопытно, — продолжил Джаф. — Сколько заработал бы твой бельгийский малинуа? — он имел в виду Буффало, собаку Джордана. — Не думаю, что кто-нибудь дал бы ему хотя бы один цент, — с некоторой грустью заметил Джо. — Он такой невоспитанный... — казалось, еще чуть-чуть, и из его глаз польются слёзы. — Это не тот ли самый Саберлоу подогнал его тебе, верно? — улыбнулся его друг. — Да, конечно, — высморкнувшись в рукав, с некоторым раздражением заметил мистер Тёрлоу. — Тебя всегда все дурачат, — сказал хозяин квартиры то ли утешая, то ли насмехаясь. — А потом в газетах пишут о тех, кто тебя одурачил. — Прекрати, — его гостю было совсем не до смеха. Тем временем Джафет вдруг сделал вид, что между ними не было никакого разговора о собаках и спросил своего друга с внезапной веселостью в голосе: — Ну, ты, должно быть, был очень удивлен, когда вчера открыл папку и увидел там материалы о Греции? Вчера я был весьма удивлен, когда вместо материалов, касающихся Кинтии, обнаружил в своей папке листы, исписанные чужим почерком, рассказывающие о некоторых книжных бестселлерах Мюнхена семидесятых годов. Да, это была правда, мистер Тёрлоу получил задание от своего босса собрать информацию такого рода. Задача, по сути, заключалась в сборе информации о продажах нескольких известных фантастических романов в вышеупомянутом городе. В этом вопросе Джо очень помог один человек, которого за глаза называли Онкель Корбл. Это был старый немец из Висбадена, который в начале восьмидесятых переехал оттуда в Америку — вернее, в Портленд — по его словам, из-за контрабандной торговли. На земле обетованной он не прекратил своих грязных делишек, напротив, организовал книжный магазин, где — нелегально, конечно — продавал немецкие книги за полцены людям, которые умели читать на этом языке. Среди них, как нетрудно догадаться, был и сам мистер Тёрлоу, который в детстве более или менее изучал немецкий язык по школьной программе — можно даже сказать, он был одним из немногих среди своих сверстников, кто действительно преуспел в его изучении. Собственно говоря, при поддержке онкеля Корбла Джо начал писать свое небольшое расследование. Короче говоря, по какой-то странной причине среди жителей Мюнхена широкой популярностью пользовалась книга неких Братьев Стругацких, длинное название которой можно примерно перевести на английский как «Нелегко быть Богом». Мистер Тёрлоу понятия не имел, о чем эта книга, но впечатляющая цифра, появившаяся в колонке «Am Besten Verkaufen» (Список бестселлеров), заинтересовала его в том смысле, что если немцы покупали эту книгу большим спросом, то почему бы ленивому американцу Джо не прочитать ее хотя бы раз. По совету старого немца Джо, не прибегая к услугам переводчика, под его диктовку написал что-то вроде заявления, где указал название книги и автора, и отдал его Корблу, который заявил, что благодаря этой процедуре желаемая книга будет на столе мистера Тёрлоу через пару недель. Кстати, старый шакал даже не взял с него ни цента за эту операцию — видимо, дружеские отношения среди немецкого народа имеют какую-то почти священную ценность, хотя, глядя на онкеля Корбле, Джо сильно в этом сомневался... Отбросив мысли о гордом немецком народе, Джо ответил на адресованный ему вопрос относительно папки: — Нет, Джаф, честно говоря, я так устал вчера во время поездки на автобусе, что мне было лень смотреть на материалы — я сразу пошёл мыться. И ты отвлек меня от ванны своим звонком. Он не смог удержаться от колкости в своей фразе, которую, по совести говоря, следовало бы сказать вчера по телефону, но тогда он был немного не в том настроении. — Ну, извини, Джо, я не знал, что ты варишься в кипящей воде, как цыпленок в кастрюльке, — Джаф тоже был не прочь обменяться шутками со своим другом. — О, как меня уже тошнит от этой куриной темы! — в гневе крикнул мистер Тёрлоу. Хозяин квартиры спросил своего гостя, в чем дело, и Джо вкратце изложил ему свои ранее упомянутые мысли относительно того факта, что со вчерашнего вечера он действительно не ел ничего, кроме яиц. Джафет пошутил, что сегодня, по крайней мере, он угостил его горохом и рыбой, но его собеседник, высказав свои переживания, замкнулся в себе и на самом деле не слышал его слов. Джаф, заметив состояние своего друга, намекнул ему, что, возможно, ему пора возвращаться домой. Слегка вздрогнув, мистер Тёрлоу согласился с ним и, пожимая Джафу руку, хотел что-то сказать, но язык больше не повиновался ему... Выходя из своей квартиры на лестничной клетке четвертого этажа, Джо слегка поежился — оказывается, он даже представить себе не мог, что из-за готовки в квартире Джафета было так жарко, что, привыкнув к такой температуре, он уже откровенно мерз за ее стенами. Еле передвигая ноги, мистер Тёрлоу спустился вниз и, чуть не столкнувшись в дверях с каким-то опрятным мужчиной с широко раскрытыми глазами (от страха, что ли?), наконец покинул это здание. Выйдя на улицу, он почувствовал, что погода несколько изменилась. И в самом деле, солнце, до этого ярко светившее в небе, впервые за эту неделю было закрыто облаками. Теперь, подумал Джо, ему не придется щуриться от слепящего солнечного света, приближаясь к своему дому. Это, по сути, простое обстоятельство по какой-то причине наполнило его энергией, и он побежал вперед, как и утром. К своему собственному удивлению, мистер Тёрлоу не был совсем измотан, его ноги даже не устали к тому времени, когда он преодолел весь путь и, вытащив ключ от ворот из кармана, посмотрел на крышу Гаража... Извините, ваша семья. Его чуткие уши уловили звук шагов по траве, доносившийся из-за соседского забора. Кто-то с женской половины — ибо сам мистер Йонс едва мог так легко передвигаться — прогуливался возле дома. Джо, немного поколебавшись, открыл дверцу калитки и чуть не потерял равновесие — его изголодавшийся пес прижал лапы к животу с такой силой, что если бы его хозяин не ухватился левой рукой за железную калитку, он неминуемо лежал бы сейчас на траве. Похоже, что во время этого инцидента изо рта Джо вырвался какой-то забавный звук — по-видимому, приглушенный крик, — потому что по другую сторону забора, со стороны дома новых соседей, послышался хорошо знакомый звонкий смех, похожий на звон колокольчиков. Мистер Тёрлоу внезапно ощутил прилив стыда. Он был почти полностью уверен, что маленькая девочка ничего не могла разглядеть за плотно сбитыми досками деревянного забора, но он понимал, что сам шум возни (а также его крик — хотя он не мог вспомнить, действительно ли он издавал его в тот момент) привлек ее внимание. Нерешительно борясь с собой, он сумел совладать со своим чувством смущения и, как ни в чем не бывало, сказал своему верному Буффало: — Ну, извини меня, приятель, я совсем забыл, что ты голодал целых шесть дней. Потрепав собаку за ухом, он вошел в свой дом. Стаскивая с ног парадные туфли (он никак не мог привыкнуть к тому, что ношение сандалий не является признаком впадения в детство), он сказал вслух, чтобы не забыть: — Ладно, Джо, помни — ты должен покормить собаку, иначе дорого заплатишь за то, что не позаботился о защитнике! Несколько командный тон его собственного обращения слегка растянул уголки его губ, но внутри он не смеялся. Сейчас он хочет немного вздремнуть. Идти в спальню ему было решительно лень, поэтому Джо устроился прямо на диване, который стоял в довольно просторной кухне рядом с обеденным столом и, подложив под голову кажущийся туго набитым мешок с мукой, вытянул ноги и, забыв обо всем на свете, отдался во власть младшего брата смерти. Сон, который он увидел тогда на кухонном диване, поразил его странным сочетанием милого и жуткого в равных пропорциях. Более или менее подробно он увидел берег какого-то моря. По песку, усыпанному ракушками виейры (морского гребешка), бегали двое детей — мальчик и девочка, обоим на вид было лет по десять. Дети были одеты по старинке, вызывая ассоциации с Викторианской Англией. Они бежали друг за другом по песку, невольно разбрасывая его ногами. Затем они остановились рядом, и мальчик, достав откуда-то из-за пазухи черный котелок — Джо вспомнил, что он был явно рассчитан на кого-то постарше этого ребенка, — подбросил его вверх. Шляпа закружилась в воздухе и попала в воздушный поток, который унес ее прочь от воды. Мальчик бросился догонять головной убор. девочка осталась стоять на месте, глядя ему вслед и что-то крича — видимо, это были ободряющие слова. Вскоре фигура ее подруги скрылась за песчаными дюнами, которые тянулись вглубь пляжа. Маленькой девочке, очевидно, надоело стоять на одном месте, и она вприпрыжку побежала по следам, оставленным босыми ногами своего друга. И тут, на самом деле, мистер Тёрлоу увидел то, что повергло его тогда в ужас — как только девочка подошла совсем близко к дюнам, как вдруг оттуда выскочили четверо жутких людей — они были одеты в черные костюмы, черные плащи развевались у них за спиной, как вороновы крылья, и у всех них, кроме одного, самого толстого, на головах были блестящие от пота черные котелки. Эти люди в черном бежали медленным шагом — как будто сам мир остановился в эту секунду — и на ходу вытаскивали из-за поясов черные резиновые полицейские дубинки... Последнее, что запомнил Джо, был душераздирающий крик девочки, глазами которой он видел это действо. — Какой кошмар! — проснувшись и пытаясь унять бешено колотящееся сердце, выпалил он на всю кухню.