– Да! Да! – поддержали выступающего сразу несколько глоток. – Щедр наш князь и милостив до нас без меры, – снизошёл до комплимента в мой адрес крупнейший смоленский землевладелец Жирослав Олексич. – Вот мне недавно даровал угодья по реке Сож. – А у меня все сёла ульями князя нашего заставлены! – подал голос доверенный боярин Изяслава Мстиславича Дмитр Ходыкин. – А торговля как в рост пошла с этими латунными монетами! Теперь смерды нам и меха, и воск за них продают, – восхищённо вторил хвалебным одам Терентий Луготич, смоленский купец и таможенник в одном лице. – Несть числа твоим милостям, Владимир Изяславич! Немцы даже своё серебро на латунь у нас меняют! – не удержался от дифирамбов и купец Фёдор Волковников. – И не только немцы, в других городах латунные монеты тоже мало-помалу в оборот входят, – заявил Юрий Захарьевич, глава совета директоров РостДома, да так важно, как будто это была его личная заслуга. – Без вас, господа бояре, ничего бы этого не было! Вы – соль русской земли и становой хребет нашего княжества! Опора и подмога смоленскому князю! – льстил я в ответ. От этих слов некоторые расчувствовавшиеся бояре чуть ли не со слезами на глазах полезли целовать мою руку. – Ну, хватит, Пантелей Братонежкич, – пытался отстранить руку от конецкого старосты Ильинского конца. – Давайте выпьем за боярина Пантелея Братонежкича! Золотой он человек. И за посадника Артемия Астафьевича тоже выпьем, за верную его службу! – Спасибо на добром слове, князь-батюшка! – Уважили вы меня, бояре! Спасибо всем вам, что за меня стоите! Потом заявились гусляры, начав перепевать песни «моего сочинительства», а скоморохи дёргались на импровизированной сцене между столами. Спиртное полилось в боярские глотки с ещё большей силой. Ближе к утру многие свалились под стол, кто-то храпел, упав лицами в ендовы, другие разбрелись по теремным закуткам. Когда рассвело, бояр из теремных хором начали выволакивать приехавшие за ними их собственные слуги. Мои же челядинники, заранее проинструктированные, выдавали с наилучшими пожеланиями каждому покидающему застолье боярину «джентльменский набор» для опохмела. А спустя двое суток в Смоленск нагрянул дорогобужский князь с лживой улыбкой, но с постной физиономией. Второй претендент на смоленский престол, кричевский князь, по слухам, болел и не вставал с постели. – Прознали мы, что Изяслав Мстиславич Киевский великокняжеский стол, подобно своим пращурам, занял, – произнёс с максимально дружелюбной маской на лице Ростислав Мстиславич. – Я уже распорядился и заказал в соборе благодарственный молебен… – скрывая самодовольную гримасу, сказал он. – Надоть и нам, по-семейному, отметить победу великого киевского князя Изяслава Мстиславича, – слово «киевского» Ростислав Мстиславич подчеркнул особо, намёк не понял бы только полный дурак. Но я, следуя заветам Изяслава Мстиславича, решил тянуть время и не форсировать события. Усилиться дружиной князя, в свете предстоящих событий, было бы неплохо. – Смоленский стол теперь по праву мой становится, – осторожно ввернул дорогобужский князь, прощупывая почву. – Ты, Владимир Изяславич, посидишь пока в своём уделе, в Зарое. Наследуешь стол после меня, али, может, прежде что интересное под руку тебе подвернётся, на всё Божья воля! Тем паче Изяслав Мстиславич ныне первый на Руси князь. Да, подумалось мне, Ростислав Мстиславич тот ещё лицедей, такой талант – и не в театре! Ну что же, придётся здесь и сейчас в отношениях с родственничком расставить все точки над «i»: – Если и когда этот вопрос поднимется, то его мы разрешим на городском вече! Кого народ выкрикнет, тот великокняжескую власть и возьмёт. А пока что с Изяслава Мстиславича никто полномочия смоленского князя не снимал. Про себя же я надеялся, что дополнительно «заряженный деньгами» электорат всецело будет на моей стороне. Вчера провели на эту тему консультации с моими главными компаньонами из числа бояр. Остальные члены Боярской думы или прямо поддержали мою кандидатуру, или юлили, или многозначительно отмалчивались, подобно епископу. Боярскую думу моя кандидатура в качестве смоленского князя очень даже устраивала. Помимо того, что все думцы входили в число пайщиков тех или иных наших совместных предприятий, я в течение трёх месяцев своего наместничества сумел неплохо себя зарекомендовать в их глазах, щедро одаривая всех «земельными взятками». – Не будем, Ростислав Мстиславич, делить шкуру неубитого медведя. А желаешь, княже, отпраздновать победу Изяслава Мстиславича – всегда пожалуйста, скоро столы накроют. – Но ведь по лествице моя очередь! В Смоленске традиции Ростиславичи блюдут, не то что в других землях! Мой покойный отец чин чином передал Смоленский стол твоему отцу, а не мне! – грубо заявил князь, пойдя на конфликт. – Отчего же ты теперь поперёд меня залезть алчешь? – Глас народа – глас Божий! – отделался я очередной мудростью. – Вече городское решит, кто из нас двоих более достоин Смоленского стола! Ты и сам прекрасно знаешь, что лествица далеко не всегда и далеко не во всех случаях действует и соблюдается. Примеров тому тьма тьмущая! Ростислав Мстиславич прекрасно знал, что горожане в своих предпочтениях, мягко говоря, далеко не всегда считаются с княжеским старейшинством и порядком, заведённым давным-давно в замшелом лествичном праве. Плевать они хотели, что Ростислав Мстиславич по старшинству стоит впереди Владимира! Город при последнем князе ожил, в калитах у горожан завелись деньги. От добра добра не ищут, и смоляне искать не будут, и их в этом поддерживают множество связанных с Владимиром бояр. Ростислав Мстиславич попытался было что-то возразить, но я лишь высокомерно произнёс: – Я всё сказал, Ростислав Мстиславич. И решения своего не изменю! – Не по старине ты поступить хочешь! – не сдавался упрямый дорогобужец. – Повторяю ещё раз! Давай дождёмся приезда Изяслава Мстиславича в Смоленск, соберёмся вместе, по-семейному, и всё решим, если раньше на Вече этот вопрос не поднимется. Но пока именно Изяслав Мстиславич является законным смоленским князем, а мне он вменил в обязанность следить за порядком в городе. Случится вече раньше прибытия князя, то ты выставишь себя, я – себя, и посмотрим, кого на вече народ поддержит. Дорогобужский князь, казалось, готов был вот-вот взорваться. Если бы не многочисленная охрана в моём тереме, то ей-богу, он меня бы прямо на месте порешил! – Пойми, Ростислав Мстиславич, слишком много меня связывает со Смоленском. Просто так, за здорово живёшь уступать его тебе я не намерен. Тем более таких полномочий от великого князя я не получал. – Пожалуй, княже, я на твоём пиру не останусь, у себя в Дорогобуже отмечу! – выплюнул мне в лицо Ростислав Мстиславич, резко развернулся и поспешил на выход из дворца. Ну что же, скатертью дорога. Чувствую, крови мне он ещё попьёт! * * * Восседая в персидском седле, вставив ноги в серебряные стремена, правя расшитой серебряными нитями уздечкой, боярин Ян Васильевич Пивов ехал на покрытом бархатной попоной жеребце в Дорогобуж. Боярина сопровождали в пути три десятка его дружинников. На Пивове была надета соболиная шуба, на груди болтался массивный золотой крест, весь унизанный драгоценными камнями. Из-под шубы выглядывал атласный кафтан, подпоясанный широким поясом с золотыми пластинами, на боку висел меч в позолоченных ножнах. Происходил Пивов из семейства потомственных чешских пивоваров, три поколения назад осевших в Смоленске. Боярин был сильно обижен на смоленского наместника – тот, несмотря на все уговоры Яна, наотрез отказывался его брать компаньоном в своё водочное предприятие. Для боярина это было самое настоящее оскорбление, даже пощёчина. С кем только совместные предприятия князь ни налаживал, а его только в торговое паевое предприятие впустили! Князь своим отказом задел профессиональную гордость боярина. Хоть Ян Васильевич, в отличие от его прадедов, сам лично пиво не варил, но в Смоленске он являлся главным и самым крупным пивоваром, а за городом имел вотчинные сёла, где смерды выращивал хмель, солод и зерно. Показался Дорогобуж, возвышающийся на левом берегу Днепра. Город был окружён рвом и земляным валом с кольями и брусьями. В центре окольного города, на вершине холма, стоял детинец местного князя. В воротах, прислонив копья к стенам частокола, разведя для согрева костры, на завалинках сидели дружинники. Увидев подъезжающего боярина, они привстали со своих насиженных мест. – Еду в гости к вашему князю Ростиславу Мстиславичу! – громко объявил им Пивов. – Надо князя о гостях упредить, – произнёс старший воротник, – как звать-величать тебя, боярин? Откуда ты к нам путь держишь? – Пивов Ян Васильевич я. Из Смоленска по важному делу к князю! Поспешайте, некогда с вами лясы точить! Вскоре прискакавший обратно стражник разрешил проезд и сам взялся сопровождать до детинца конный отряд боярина. Въехал на княжеский двор боярин в гордом одиночестве, дружину его не пропустили. У терема Ян спешился, бросив поводья подбежавшему конюху, который повёл недовольно фыркающего коня к коновязи. Прежде чем идти на поклон к князю, Пивов проследил за тем, чтобы конюх насыпал коню зерна и дал воды. Очень уж берёг боярин своего аланского коня, купленного за огромные деньги. Смоленский боярин приехал к дорогобужскому князю не с пустыми руками, а с уже готовым планом действий, разработанным совместно с Людольфом – старостой немецкой слободы. Люди Яна Васильевича отвечали за охрану надвратной башни, через которую осуществлялся въезд и выезд из Окольного города. Людольф за оказанную помощь по проникновению в город обещал боярину отдать все те приспособы, в которых князь варит свою водку, а также мастеров. Для этого Пивову нужно в определённый день и час открыть для войск Ростислава Мстиславича городские ворота. Немцы в предстоящем деле тоже не останутся безучастными, предоставив в помощь дорогобужскому князю немецких кнехтов и новгородских ушкуйников. В Киеве, по туманным намёкам немца, тоже готовилась провокация против Изяслава Мстиславича. Слишком многим они вместе с сыном перешли дорогу, особенно Владимир, зарабатывающий неприлично много и узнавший, дескать, из украденных у немцев древних свитков тайные алхимические знания. Во всяком случае, своё участие в заговоре с целью восстановить справедливость немцы аргументировали именно этим сомнительным, с точки зрения боярина, обстоятельством. Ну да, Владимир сам накликал на себя беду, не захотел по-хорошему впустить Яна в дело, значит, боярин теперь в своём праве действовать по-плохому. Теперь осталось все эти сведения срочно донести до Ростислава Мстиславича. Ведь всем было кристально ясно, как именно проголосует смоленское вече, кто станет следующим смоленским князем, а кого оно прокатит, оставив ни с чем. В гости к дорогобужскому князю неожиданно заявился удельный князь Вяземского удела Владимир Андреич, внук полонённого половцами Владимира Рюриковича. С дорогобужским князем они были дружны уже не первый год, плетя на пару интриги против смоленского князя. Ростислав Мстиславич обещался передать своему вяземскому родственнику в случае избрания его великим князем смоленским Дорогобужский удел. Вот Владимир Рюрикович и старался вовсю, при этом сам облизываясь на Смоленск и всегда готовый, при случае, подрезать и обогнать дорогобужца на крутом повороте. Князья сидели вдвоём за скромным столом, сначала поднабрались медовухой, а потом осмелели, ходить вокруг да около не стали, повели откровенный разговор. – Люди боярина Яна Васильевича Пивова, что охраняют проездную башню Пятницких ворот, откроют их нам! Немецкое подворье выделит в помощь кнехтов, да ещё новгородских ушкуйников присовокупят. К тому же некоторые бояре и купцы со своими отрядами также нас поддержат, действуя изнутри – из Окольного города. – Немцы-то что хотят? – Хотят, чтобы им отдали «на поток» Гнёздово с мастерскими княжича. Бояре, что нас поддержат, тоже жаждут захапать эти мастерские да на себя их переписать. – Ясно, брате! Но давай я тебе прежде свои известия расскажу, они тебя напрямую касаются! – Слушаю со всем вниманием, Владимир Андреич. – Выкупили из половецкого плена моего родного деда, великого князя Владимира Рюриковича! Нашлись в Суздальском княжестве добрые люди. Скоро он вернёт назад свой по праву великокняжеский киевский стол. Ты, я смотрю, тоже хочешь в этом правом деле поучаствовать, очистив Смоленск от Изяслава и его выкормыша, став союзником Владимира Рюриковича? – заглянув в глаза Ростиславу Мстиславичу, спросил вяземский князь. – Я Владимиру Рюриковичу, деду твоему, верным союзником буду! Стола ни под ним, ни под тобой, Владимир Андреич, искать не буду. Одну просьбу только мою выполните: не поддерживайте притязания Святослава Полоцкого на Смоленск. – Случись тебе, Ростислав Мстиславич, князем смоленским стать, выступишь ли ты против Михаила Всеволодича Черниговского? – в свою очередь, спросил Владимир Андреич. – И крепко ли твоё слово отдать мне Дорогобуж? – Вот тебе крест, – Ростислав Мстиславич перекрестился на икону, – выступлю! Всем, чем смогу, подсоблю твоему деду. Токмо, сам понимаешь, ежели Владимир Рюрикович уймёт Святослава Полоцкого, чтобы он своими зенками не лупал на Смоленск. И Дорогобуж тебе отдам, я от своих слов никогда не отказываюсь! – А с сыном Изяславовым, Владимиром, что делать намерен? – нехорошо так оживился Владимир Андреич. – Тут уж как выйдет, – задумался Ростислав Мстиславич. – Если добром мне власть отдаст, да всё, что нажил и понастроил в Смоленске, – так и быть, оставлю я ему его наследный городок Зарой, пускай там сидит. Только мнится мне, что подобру не выйдет, придется княжу помирать молодым! – Не прост сей княж, – молвил Владимир Андреич, отхлебнув из кубка стоялого мёда. – Владимир охомутал вокруг себя большинство бояр, многих купцов и ремесленников. С каждым днём его власть возрастает… – Ей-ей, истину глаголешь! – поддержал Ростислав Мстиславич своего гостя. – До чего сей отрок допетрил – собрал и поселил в военном городке смердов, а дружинники князя их воинскому мастерству учат! – Думаешь, княж сам действует или по чьему-то наущению? – Владимир Андреич придал своему лицу озабоченное выражение. – Мнится мне, что сам измысливает. Я с Владимиром не раз встречался, беседовал, дюжего ума сей отрок, да и бояре сходное доносят. – Тогда надо немедля упокоивать Изяслава Мстиславича да скидывать со Смоленска его сына! Иначе ещё год-два, Владимир войдёт в такую силу, что всем нам несдобровать. – Этот княж может ещё и на великокняжеский стол Киевский усесться, унаследовав его от Изяслава, с него станется! – поддержал почин Ростислав Мстиславич.