Прохлада ночи и влажный воздух хорошо освежали мысли. Месяц, похожий на кусочек надкушенного сыра, тускло освещал крыши домов и сырые могильные плиты с угрюмыми цифрами и безликими именами. Белесой пеленой висел туман, смыкаясь с тучами, он наводил ужас на мрачное место. Бледно-зеленые газоны в ночи приобрели волшебный синеватый оттенок. И лишь под светом уличных фонарей привычный образ тусклого полотна превращался в ярко-зеленые освещенные островки, похожие на геометрический рисунок. Эстер продолжала идти по мокрой заасфальтированной дороге, когда услышала сзади быстрые приближающиеся шаги. Она тут же опустила телефон и круто развернулась. Обычный человеческий рефлекс, обусловленный желанием оценить противника и дать ему отпор. Но оказывать сопротивление было незачем: это Джек старался нагнать быстро удаляющуюся жену. – Подожди! – сказал Джек, немного отдышавшись. Он бежал за Эстер от самого дома и уже порядком выдохся. – Поехали домой. Ты добилась своего. Эстер недоуменно посмотрена на чуть протрезвевшего мужа. – Я добилась? То есть я еще и виновата во всем произошедшем? – Да, ты. Это ты устроила скандал в доме моей сестры. – Конечно, конечно, устроила! Ведь ты не сказал ни слова в мою защиту! – с бессильной злобой произнесла Эстер. Она поняла, что муж не намерен извиняться, и замолчала. Эстер окинула Джека неприязненным взглядом и продолжила идти куда-то вдаль, в темноту. Главное, подальше от этой семейки. – Нет, я не отпущу тебя одну. Ты поедешь со мной домой, – сказал Джек печальным голосом. Он схватил Эстер за локоть и притянул ее к себе так, что она чуть не упала. – Не смей меня трогать! – судорожно сглотнув, отозвалась Эстер. – Я никуда с тобой не поеду! Иди обратно к сестре, обсудите меня этой ночью! Лицо Джека не выражало ничего, кроме необъяснимого отчаяния. Он хотел оградить в первую очередь себя от всего плохого, что могло произойти с Эстер этой ночью. Да и потом, разгадать, какой подтекст содержит в себе женское «отпусти», может только опытный мужчина, и этот мужчина, к которым причислял себя Джек, даже будучи пьяным, осознавал, что этого делать ни в коем случае нельзя. Совершенно уверенный в том, что поступает правильно, Джек схватил Эстер в охапку, плотно обхватил ее руки и понес в сторону заведенной машины. – Отпусти меня сейчас же! – Эстер яростно старалась вырваться из рук мужа. Она болтала в воздухе ногами, пыталась высвободить руки, но тщетно. Неподалеку послышался звук приближающегося автомобиля. Эстер замерла. Она перестала вырываться и прислушалась. Через несколько мгновений из-за поворота показался свет фар приближающегося «доджа». Быстро преодолев короткое расстояние, автомобиль поравнялся с Джеком, державшим на руках выбивающуюся Эстер. Черное платье девушки задралось, оголяя худые ноги. Не знающему предыстории человеку увиденное вполне могло показаться проявлением насилия. Окно машины опустилось, и из темноты раздался встревоженный женский голос: – Девушка, вам нужна помощь? Эстер, опираясь на одно чувство – обиду, тут же, не думая о последствиях, кивнула. Ее ни секунды не заботило, что, если бы женщина вызвала копов, Джеку пришлось бы всю ночь давать показания полиции. – Да, мне нужна помощь, – сказала Эстер и поспешно высвободилась из рук Джека. Джеку ничего не оставалось, кроме как покориться жене. Он смотрел Эстер вслед, когда та, судорожно спустив платье, нетвердой походкой пошла в сторону машины и неловко запрыгнула на кожаное сиденье. Дверь автомобиля захлопнулась, и незнакомка тут же умчала Эстер в неизвестном для Джека направлении. Минут пять он стоял на том же месте и никак не мог взять в толк, что же сегодня произошло настолько существенного, после чего Эстер повела себя так строптиво. Глава 2 Стоило Эстер открыть дверь ненавистного, но все же родного дома, как она тут же почувствовала покой. Теперь она находится под защитой привычных для нее вещей: любимых книг, аккуратно расставленных на полке, ванной комнаты с ароматными кремами и баночками, чистым и мягким постельным бельем, парой дорогих туфель, дневника с ежедневными заметками. Любимые мелочи в доме, которые принадлежат только ей одной. Эстер любит перечитывать и так зачитанные до дыр книги, делать в них пометки карандашом, лежать в тщательно вымытой ванне и наслаждаться запахом ароматических масел, смотреть старые фильмы и примерять на себя образы главных героинь. Как актриса, она мурлычет нежности в зеркало, а затем томно курит зубную щетку, изображая коварную обольстительницу. Эстер любит пить зеленый чай с сухофруктами, есть сладкие булочки. Столько мелочей могли бы доставить ей удовольствие в обычный день, но не этой безумной ночью. Эстер небрежно отбросила туфли в угол и, не раздеваясь, рухнула в постель. Как она ни старалась, заснуть не получалось. Разум воспроизводил снова и снова события сегодняшнего вечера и представлял иные пути развития ситуации: то Эстер бредет в ночи в слезах, а Джек бежит за ней, обещая сделать ради любимой все, что та попросит; то Эстер отвечает Розе что-то весьма остроумное и ставит ее тем самым в тупик, обнаруживая ее скудоумие; то Джек заступается за обиженную Эстер и раз и навсегда ставит на место бесцеремонную Розу. Каждый из сценариев, генерируемых разумом, непременно был лучше оригинала. Эстер перекатывалась с одного конца кровати на другой, перекладывала подушки, меняла одеяла – ничего не помогало избавиться от навязчивых мыслей, жужжащих в голове, словно мухи, угодившие в вязкий кремовый суп. Только под утро изможденный разум позволил ей забыться неглубоким сном. Около семи утра, когда весеннее солнце только встает из-за горизонта, а птицы, опомнившись ото сна, заводят звонкую песню, Джек, не пытаясь быть тихим, проследовал на кухню, чтобы сварить себе кофе. Одному богу известно, что он сейчас чувствовал. Разбитое состояние после бессонной ночи заявляло о себе: сердце Джека скакало в аритмии, желудок скрутило, голова гудела. Джек, сшибая с кухонной столешницы стоявшие на краю предметы, неровной походкой зашел в ванную и ополоснул лицо. Никогда его организм еще настолько тяжело не переносил похмелья. В двадцать пять он мог не спать несколько дней подряд и не чувствовать усталости. В тридцать – чувствовать усталость, но все же продолжать веселиться. Что произошло за эти пять лет такого значительного, что Джек перестал узнавать себя? Джек приблизился к зеркалу, чтобы лучше себя рассмотреть. Он отметил огромные темные круги под глазами, а о легком румянце, свойственном ему раньше, не было и речи. Черты его лица остались прежними – чуть кривоватый заостренный нос, голубые глаза были неторопливы и внимательны, как это и свойственно бизнесмену, проводящему вечный подсчет выгоды. Губы с вечно улыбающимися поднятыми уголками изобличали в нем добродушного, открытого человека. Его брови напоминали Эстер брови младенца – такими мягкими и светлыми они были. Ничего в образе Джека не наводило людей на мысли об эмоциональной скупости. Он всегда без затруднений завязывал знакомства, был легок в общении и дипломатичен в спорах. В целом, даже не в лучшей своей форме, Джек выглядел исключительно привлекательно: молодой стройный, высокий мужчина спортивного телосложения. Эстер любила украдкой наблюдать за ним со стороны, когда Джек работал в доме или играл с друзьями в волейбол на пляже. Но, к сожалению, привлекательная внешность была для нее далеко не самой необходимой характеристикой. Джек наскоро принял душ, переоделся, благо рабочую одежду оставил с вечера в ванной, и отправился на кухню за долгожданным напитком. Обо всем, что произошло вчера, он не думал. Джек многое отдал бы, чтобы не заводить об этом разговора вовсе. «Почему нельзя все оставить как есть и не усложнять ситуацию?» – с досадой подумал он. И как только эта мысль посетила его голову, Джек услышал скрип кровати в спальне. Он замер в ожидании дальнейших звуков, искренне надеясь про себя, что Эстер просто перевернулась во сне. Похмелья и дурного самочувствия перед рабочим днем было достаточно, чтобы чувствовать себя «выжившим», не хватало только бодрящих нотаций. Джек напряг слух до предела и на мгновение даже перестал дышать. Через миг он понял, что надежды не оправдались. Эстер проснулась сразу же, как только Джек открыл входную дверь. Она притаилась в постели, ожидая, что тот зайдет в спальню и попросит у нее прощения. Однако Джек сходил в душ, почистил зубы, приготовил кофе, но так и не соизволил войти в комнату. Лицо Эстер перекосило от возмущения. Вся семья мужа во главе с Джеком показалась ей инородным телом, которое хочется оттолкнуть от себя подальше и больше не испытывать дискомфорта, неловкости и прочих недобрых чувств. Они чужие для нее люди, с совершенно иными взглядами и восприятием жизни. И может ли он, Джек, ее близкий человек, не вызывать в ней неприязни, когда все, кто оставил неизгладимый отпечаток в его воспитании, кажутся ей чуждыми? Эстер торопливым шагом дошла до двери и резко потянула ручку на себя. Дверь с грохотом ударилась о стену – шум нарушил безмятежную утреннюю тишину, разбудив соседей. Эстер внимательно посмотрела на лицо Джека, собиравшегося пить кофе. Кажется, Джек был удивлен ее эффектным появлением не меньше, чем Эстер была озадачена его наглостью. – Доброе утро, – сказал Джек непринужденно. – Доброе, – процедила Эстер. Она замерла в ожидании, но Джек, как всегда, продолжал настороженно молчать. Чаще в жизни проигрывает тот, кто первым вступает в бой. Первую кровь, как правило, всегда проливала Эстер, и эта ситуация являлась тому прямым доказательством. – Ты не собираешься извиниться? – напряженным голосом спросила она. Джек недоуменно поднял брови. – Я должен извиниться? Это ты устроила скандал в доме моей сестры. – Я? Я? – Эстер чувствовала, что от наглости мужа ей перестает хватать воздуха. – Ты молчал, когда твоя сестра предложила найти тебе «нормальную» девушку, а потом и вовсе вышел, предоставив мне защищать себя самой. Ты можешь заступиться за свою жену, когда это необходимо, или нет? В конце концов, я не виню Розу – от нее услышать нечто подобное вполне ожидаемо, но твоя реакция… На глаза Эстер наворачивались слезы бессилия. Она не понимала, как донести всю горечь обиды до безразличного мужа. Пропасть между ними становилась глубже, а реакции Эстер ярче. Так случается, когда человек, не сумевший доказать свою правду или точку зрения, бессознательно начинает повышать голос. Кажется, так тебя должны услышать, а затем и понять. Ум быстро подкинул неприятных воспоминаний «в топку», чтобы быстрее разжечь конфликт. – Мне пора на работу, извини. Поговорим об этом вечером, – сказал Джек. – Вечером? Ты бессовестный! Я больше не хочу с тобой жить! Больше не хочу! Что еще ты собираешься сделать перед тем, как я пойму наконец, что мы не пара? Ты поедешь в отпуск один! С меня хватит! – кричала Эстер в слезах. Она хотела взять в руки тарелки и бить их об пол, чтобы осколки разлетались во все стороны, а грохот заглушал ее печаль. Эстер уже было знакомо состояние острой, но совершенно бессмысленной злобы, которую тяжело унять. Когда Джек оставлял ее в гневе успокаиваться самостоятельно, Эстер только больше накручивала себя. Благое желание – разобраться на холодную голову – напротив, вызывало у Эстер только беспокойство, а впоследствии – очередные скандалы. Джек бросил последний взгляд на разгневанное лицо жены и, накинув на себя легкую рабочую куртку, вышел из дома. Уже за дверью он вспомнил, как его отец, когда Джек был ребенком, закрывал его, плачущего, в комнате и говорил: «Успокоишься – придешь». Тогда малыш с опухшими от слез глазами садился на пол и беззвучно всхлипывал, пытаясь понять, отчего ему стало еще горше и обиднее. Два больших чемодана стояли на пороге, когда Джек вечером вернулся с работы. Он наткнулся на них, как только вошел в дом, и чуть не опрокинул. Квартира сверкала исключительной чистотой. На полках невозможно было обнаружить ни пылинки; одежда, постиранная и аккуратно сложенная, приятно пахла свежестью; ковер стал на тон светлее, книги расставлены как по линейке. Джек не понимал нерационального стремления жены после скандалов сделать «назло» что-нибудь хорошее: помыть полы, окна, разобрать бардак. Но умудренный опытом Джек догадывался, что Эстер делала это не из благих побуждений, а по известным только ей одной причинам. Свет, включенный во всех комнатах, хорошо освещал результаты работы Эстер. Джек разулся и направился в спальню. Описать, что он чувствовал, было сложно. Это и разочарование, вперемешку с огорчением, и недоумение, и некоторая обида на жену за то, что она все-таки решилась сделать это – собрать вещи и уйти. – Ты уезжаешь? – робко спросил Джек, когда обнаружил жену сидящей на краю кровати. Она уставилась на комод перед собой, обреченно сложила руки на коленях и нервно раскачивалась на матрасе. Положение дел в семье казалось Эстер безвыходным. Год она боролась за внимание мужа, насильно прививала Джеку собственные увлечения, развивала его эстетический вкус, а также чувствительность. Но так и не добилась успеха, так и не перекроила Джека под себя, не подчинила его своей воле. Джек как будто назло продолжал гнуть свою линию, делал все с большой неохотой и отсутствием интереса. Стоит оставить пустые надежды – никогда у них не появится ничего общего. Эстер отчаянно боролась за свои ожидания и не брала в расчет, что у близкого человека представление о том, каким ему стоит быть, может быть полярным. Эстер душила Джека требованиями и ожиданиями, а он противился навязанным правилам. Она причиняла мужу добро, о котором ее никто не просил, и тем самым вызывала отторжение. – Да, – глухо отозвалась Эстер, даже не повернув головы. – Куда? – Я сняла отель. Потом подберу себе квартиру. Джек присел около Эстер и легонько, будто случайно, коснулся ее руки. – Может быть, тебе стоит подумать об этом? – А что думать, Джек? Все предельно ясно. Ты не идешь со мной на контакт, обвиняешь меня в том, в чем я не виновата, и у нас нет ничего общего. Сколько мы можем продолжать так жить? Эстер даже не подозревала, как близка она была к истине и насколько верными были ее суждения. Сложно изменить другого человека, но можно поменять свой взгляд на ситуацию или разорвать отношения, в которых ты не чувствуешь себя комфортно. В противном случае мы рискуем причинить травмы близким и привить им комплексы на всю жизнь. Ведь то, что одни воспринимают как недостатки, другие могут оценить как благо.