– Скажи, где про такие развалины слышала, и расскажу тебе про богатства, – вновь закинул я примитивную наживку. – Так я только в сказках про такое и слышала. – А здесь, про город ваш, разве нет таких историй? Сафи вздохнула: – Ты вообще меня не слушаешь. Да пойми уже, нет здесь ничего древнего. Когда основатели приплыли на «Хлонассисе», на берегу не было ничего, кроме сухой травы и песка. С них все началось. Потом почти все семьи основателей погибли. Степной клан постарался, а Данто последних добили. Выжившие служат Данто. Мало таких. Ну так что там с богатствами? Выдумывать, как с неизменным успехом обыскивал древние руины на предмет ценнейших артефактов и немыслимо драгоценных предметов, я не стал. Девочка, конечно, далеко не взрослая, но и не наивно сопливая. Трудная жизнь закаляет мозг без оглядки на возраст. Если уж вешать лапшу, придется приправлять ее реалистичностью, иначе тяжело фальшь скрывать. – Ты про древний металл слышала? Такой сейчас делать не могут или могут, но не любой. За вшивый факельный держатель из древних руин можно получить кучу денег. – Куча – это сколько? – заинтересовалась Сафи. – Ну… можно купить телегу хлеба. Или две. Вместе с телегами и лошадьми. – Ну ничего себе! – изумилась девочка. – За какой-то вшивый держатель?! Блин, да как же не повезло, что здесь нет таких древностей! – Говорю тебе, должны быть. – Я не прекращал давить на единственный доступный источник информации. – Подслушал один разговор. Серьезные люди говорили, что такие руины здесь есть. – А почему они не сказали точное место? – уточнила Сафи. – Да сложно там все. Говорю же, просто подслушивал. Без деталей. Где-то здесь есть такое место. Обязано быть. Ты, наверное, плохо город знаешь. – Прекрасно я его знаю, я почти везде была, – возразила девочка. – Да и откуда тут древностям взяться? Вот, посмотри, раз не веришь. Сафи присела над вывалившимся из стены блоком, ткнула в него ножом, без труда выкрошила приличную борозду. – Видишь? Говорю же, это ракушечный камень, он весь такой. Его легко тесать, его даже пилить можно спокойно плохой пилой. Но если его не штукатурить сильно, он сыпется. Где-то потихоньку, где-то быстро. Я не разбираюсь, почему так. Со временем он весь рассыпается. Вот для этой стены брали лучший. Долбили там, где самый крепкий добывают. Для всяких сараев и простых домов берут любой. Тут есть места, где ничего не осталось, только куча такого вот песка. Были стены, а стало такое. И здесь так тоже будет лет через сто. – У вас что, весь город из такой трухи построили?.. – призадумавшись, уточнил я. – Опух?! Сам ты труха! Говорю же, это ракушечный камень. Он хороший, но такой вот сыпучий. Тысячу лет ни за что не проживет. А древности, о которых ты говорил, это больше тысячи. Ну, наверное. Говорю же, я плохо такие цифры понимаю. Это же очень много. – Угу, помню, ты в больших цифрах не сильна, – кивнул я. – Но да, все верно, там больше тысячи. – Так я тебе про то и говорю. Откуда у нас развалины такие? Если тут что-то стояло, от него давно песок остался. – Нет, Сафи, ты неправа. Серьезные стройки у древних серьезно делались. Там такой камень не использовали, там другие материалы. – Но у нас тут все из такого камня или из кирпичей. Весь Хлонассис на нем стоит. В любом месте можно его копать. Есть районы, где строить страшно, под ними все изрыто. Там дома под землю проваливаются. Я терпеливо продолжал настаивать на своем: – Должен быть и другой камень. Не может быть, что вся эта земля только на ракушечнике держится. Так не бывает, здесь есть и другие породы. Вот ты сказала про кирпичи, да и я их видел, на стене. Глина для кирпичей откуда берется? Вряд ли к вам ее из-за моря привозят. Глина есть, известняк ракушечный есть, значит, и еще что-то есть. – Может, и есть, – кивнула Сафи. – Но рядом нет. Дальше, в степи, наверное, всякое бывает. Но кто оттуда камни потащит? Ракушечник вот он, его везде много. А их найди, добудь как-то, обработай, привези. Зачем такие сложности, если есть ракушечник. – У древних и богатых свои причуды. Им это несложно. Говорят, у древних были технологии, которые и резали камень легко, и переносили. Я видел такие блоки гранитные, что если встану рядом и тебя на плечи поставлю, ты до верхнего края не дотянешься. Вспомни, может, попадались такие? Бывает так, что, когда на древнем месте ставят новый город, используют фундаменты старых храмов, дворцов, простых домов. Или их фундаменты кое-где выглядывают из земли и отличаются от всего остального. У вас половина стены из кирпичей сделана. Представь, сколько глины добыть пришлось. Говоришь, под городом ее нет? Значит, притащили. И это ваши притащили, не древние. А у древних с переноской еще проще. Где-то камень есть, они его добывали, строили что-то. Должны остаться следы. Ты просто плохо знаешь город или невнимательная, потому и не замечаешь. – Да ты точно опух! Все я замечаю, – обиженно ответила Сафи. – Меня даже хвалят за это. И если ты такой умный, это что, получается, мы все тут тупые? Никто древности не заметил, да? Так не бывает. – Еще как бывает. Люди часто не замечают то, что у них под носом. На этих словах беседа прервалась. Хотя через развалины мы пробирались неспешно, плюс, разговаривая, Сафи замедлялась, наконец выбрались на открытое место. Дальше простиралось хаотичное скопище лачуг. Мы метров двести петляли по вонючему лабиринту, засыпанному мусором и залитому нечистотами. Крысы здесь обнаглели до такой степени, что даже не уступали дорогу. Приходилось через грызунов переступать, потому что девочка попросила даже не пытаться их отфутболивать. Мол, в таком случае могут разозлиться все ближайшие хвостатые, и, если покусают, страдать от ран придется долго. А то и заразят чем-нибудь нехорошим. Они тут такие болячки переносят, что вылечиться можно лишь за деньги, коих у большей части населения никогда не бывает. То и дело встречающиеся жители поголовно облачены в лохмотья. На местную моду не похоже, зато похоже на то, что я в край тотальной нищеты попал. За лачугами обнаружился канал с заросшими густыми кустарниками берегами. Перебрались мы через него по шаткому, кое-как поставленному мостику. Чуть ли не доска, перекинутая с одной стороны на другую. На другой стороне проживал народ побогаче. Не сказать, что мы оказались в квартале пышных дворцов, но дома добротные, все из того же ракушечника, часто в два, а то и в три этажа. Сточные канавы надежно прикрыты, лишь запах выдает то, что под тротуарами текут нечистоты. Улицы приличной ширины, мощенные кирпичом. Причем мостили их давненько, состояние покрытия во многих местах плачевное. Кое-где просматриваются попытки устроить латки, и выглядит это убого. По всем признакам понятно, что некогда здесь все было прекрасно, но времена процветания остались в прошлом. Бедность пришла не так давно, остатки былого все еще доминируют, не позволяя району превратиться в еще один смердящий квартал руин и лачуг. Люди в целом одеты побогаче, но простенько, без роскоши. И оборванцев тоже хватает, в том числе юных. На некоторых Сафи косилась нехорошо, некоторых приветствовала. На меня почти все без исключения или поглядывали исподлобья, или сверлили взглядами, в которых светился неприкрытый интерес выведать, нет ли у незнакомого бродяги за душой ценностей, достойных грабежа. В общем, пока что впечатления от Хлонассиса самые тягостные. Город выглядит откровенно депрессивным. Возможно, все дело в том, что я оказался не в самом фешенебельном районе, но почему-то нет сомнений, что причина не в этом. Улица вывела к круглой площади, по центру которой располагался фонтан. Я тут же указал на него: – Сафи, посмотри! Это не ракушечник, это больше на гранит похоже. – Ты про фонтан? – Ну да. – Так его, наверное, из-за моря привезли. Немного там камня, легко одним кораблем взять. Говорят, раньше из вон той статуи струя воды высоко вверх била. А теперь сломалось все, просто течет. Вон сам посмотри, наверху трубу видишь? По ней ключевая вода из Верхнего подавалась. Но она давно перекрыта, ничего не работает. Теперь вода тут грязная, прямо из канала. Не вздумай ее пить, дно сразу оторвется. Девочка превратно истолковала мой порыв приблизиться к сооружению поближе. Но тут и сама остановилась, а потом развернулась и зашагала к центру площади, на ходу пожаловавшись: – Эх, жаль, я плавать не умею. Да и девочек в фонтан не пускают. Вот же сволочи. Я бы тут точно монеток нахватала. Сначала не понял, о чем она, но, перестав завороженно таращиться на каменные борта, увидел десятка три мальчишек возраста от десяти до шестнадцати, а то и постарше. Некоторые сидели с обессиленным видом, приводя дыхание в норму, остальные плавали или в напряженных позах стояли на краю, готовясь нырнуть. Причина столпотворения располагалась на противоположной стороне фонтана. Троица молодых мужчин, выделяющаяся вызывающе роскошной одеждой и таким же поведением. Если все вокруг выглядели либо нищими, пытающимися не умереть от голода, либо людьми среднего достатка, прилагающими все усилия, чтобы не скатиться в категорию нищих, эти были совершенно не такие. Тряпье дорогое и безвкусное, его много. Драгоценных украшений столько, сколько не у каждой индийской зажиточной дамы найдется. На поясах сабли с рукоятями, усеянными таким количеством самоцветов, что для реального боя это оружие бесполезно. Держать неудобно, острые грани в кожу станут впиваться, а при ударах или парировании могут разодрать ладонь. Настроение у всех троих самое беззаботное. Никакой угрюмости. Сплошное веселье, смех искренний, поглядывают на окружающих с превосходством. За все время никого настолько же радостного нам по пути не повстречалось. Даже наркоманы под веселящей дозой и залившиеся пьяницы, то и дело попадавшиеся на глаза в квартале лачуг, настроением значительно уступали этим господам. За спинами развлекающейся троицы в неровную шеренгу выстроились пятеро суровых мужиков в сложных доспехах из кожи, кольчужного плетения и металлических пластин. Сабли на поясах предельно функциональные, без украшений, но при этом явно недешевые. Я как человек, пытавшийся освоить кузнечное дело, могу много чего сказать об оружии, даже если оно находится в ножнах. Картина понятная: компания зажиточных горожан, теша свое превосходство, прогуливается по не самому процветающему кварталу. А дабы с ними не случилось то, что в таких местах запросто случается с обладателями тугих кошельков, их сопровождает пятерка солдат, стражников или частных телохранителей. Непонятно одно: о чем это Сафи только что говорила? При чем тут монетки? Но тут, будто прочитав мои мысли, один из трех богачей засмеялся по-дурацки и швырнул в фонтан что-то маленькое и блестящее. Очень похоже на монету. Мелкий мальчишка с голодным взглядом, сидевший на краю, ловко прыгнул, пытаясь ухватить добычу в воздухе. Но плечистый паренек лет шестнадцати вскочил с той же целью. Они устремились друг на друга и, понимая, что столкновение неизбежно, в последний миг забыли о монете, постарались не врезаться со всей дури, отпихнуть друг друга руками. Но все равно стукнулись здорово. Оглушенные, рухнули в фонтан неуклюже, окатив всех вокруг брызгами. Старший остался на поверхности, а младший ушел под воду с головой. На них, кроме меня, никто не обращал внимания, все прочие участники бросились к месту падения монеты и принялись там нырять. Сафи, глядя на эпицентр ажиотажа, вздохнула: – Серебряными марками раскидываются. Жаль, что городскими, в них серебра почти нет, да и махонькие. Не деньги, а смех. – Это кто такие? – спросил я, внимательно вглядываясь в воду. – Да мажоры из семьи. Вон тот, усатый, Рамир с дружками, младший сын Данто Четвертого. Деньги девать некуда, вот и швыряют. Нехороший он тип, его все ненавидят. – А по виду не скажешь, что злодей. – Вот попадешься к нему и поймешь. Он любит тут веселиться. Это не просто фонтан, это цистерна, где воды много хранится на всякий случай. Тут до дна пять твоих ростов, если не десять. Если вверху монетку не поймать, она падает на дно. Там ее уже не достать. В прошлом году какой-то бухой моряк с большого купца сюда пришел. Заблудился, наверное. Увидел такое и давай нырять. Оказалось, у него это классно получается. Может, даже водолаз. Много монет на дне насобирал, но сильно воды наглотался. Она тут плохая, его потом стошнило. Эй?! Ты что делаешь, Гер?! Я, торопливо скинув рубаху и штаны, остался в подобии набедренной повязки, используемой простолюдинами в качестве нижнего белья. – Посторожи мое барахло. Надо кое-кому помочь. – Помочь?.. – донеслось уже в спину. Но я не обернулся. Некогда объясняться, время не ждет, и без того почти минуту потерял. Вода в фонтане оказалась холодная, почти ледяная. Несмотря на то что я прилично отдалился от Крайнего севера, здесь еще не жаркая зона, здесь даже в конце весны купаться не всякий согласится. А еще вода оказалась мутной. Даже окажись у меня очки для ныряния, я бы мало что сумел различить на расстоянии дальше вытянутой руки. Очков нет, зато имеется развитый рыбацкий навык. Своего рода сонар, способный давать трехмерную картинку подводной обстановки. Мальчика я заметил несколькими метрами ниже. Его тело медленно погружалось, руки и ноги задраны вверх, изо рта вырываются мелкие пузырьки. Сильно стукнулся, потерял сознание, нахлебался. Все указывает на то, что самостоятельно ему не выкарабкаться. Добравшись до утопающего, ухватил за руку и поспешно направился к поверхности. Вынырнув, изобразил бурную одышку, одновременно вытаскивая голову мальчика из воды и собираясь звать на помощь. Ну а что еще делать, ведь непросто самому затащить его на высокий бортик фонтана. Но тут навстречу потянулось сразу несколько рук. – Давай сюда его! Не тормози! Давай!