Часть 34 из 36 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
- Я люблю тебя, Нио. Всегда любила, и всегда буду любить, - прошептала Кьяри ему в губы и улыбнулась. Ей показалось, что ее слова прозвучали как прощанье. Сказывалась усталость и напряжение последних часов, дурные предчувствия и неверие в собственное счастье. Ведь она убедила себя, что ей достаточно просто знать, что Нио жив. Не нужно к нему прикасаться. И теперь она каждой клеточкой своего тела понимала, какой тюрьмой была эта убежденность. Как она могла раньше дышать, двигаться и разговаривать? Без прикосновений Нио, без его дыхание, его нежности и тепла, она как будто и не жила. А теперь словно проснулась. Желание ослепляло и кружило голову. Оно обещало большие перемены, очищение и освобождение от сомнений, страхов и воспоминаний.
Избавляясь от одежды, Кьяри не чувствовала стыда. Она хотела рассмотреть, проследить пальцем, поцеловать каждый шрам Нио. Но вместо этого, она теснее прижалась к Нио, потерлась кожей о его кожу, обняла его за шею руками и ногами за поясницу и приподняла бедра, принимая его как можно глубже.
Зрачки Нио расширились, на висках выступил пот, Кьяри потянула его за локти, лишила опоры, заставила полностью лечь на себя. Он был тяжелым, дыхание сразу перехватило. Только Кьяри и не нужно было дышать, она дышала Нио - запахом его кожи, его поцелуями. Это казалось таким простым, естественным - целовать его подбородок и уголки глаз, когда он зажмурился, замер и задрожал от оргазма. Так откровенно и так близко. Чувство близости осталось даже, когда Нио отодвинулся. Перекатившись на бок, он повернул лицо к Кьяри.
- Я все время думал о тебе, - прошептал Нио. – Последнее время мне так часто снилось, что я целую и обнимаю тебя, что я боялся засыпать.
Кьяри коснулась шрама на его боку. Шипы оставили на коже белый след похожий на ракушку. Нио вздрогнул, а потом в его глазах появилось что-то от детского глупого самодовольства.
- Я пытался прогнать эти мысли. Пытался очиститься. Знаешь, запах крови и боль помогают избавиться от навязчивых мыслей, забыться и уснуть. Но потом фантазии о тебе возвращались. После нашей встречи в Чачапояс я никак не мог от них избавиться. Мне удавалось заснуть, только если моя спина пульсировала от боли, но на рассвете я просыпался в поту, чувствуя на своих щеках прикосновение твоих прохладных ладоней.
Уголок его губ дернулся, привычно, знакомо. Изнывая от нежности, Кьяри поцеловала Нио. Она не могла перестать прикасаться к нему, скользила пальцами по животу, бедрам, бокам, груди, шее, подбородку.
- Сегодня вечером мы уйдем вместе, Нио. Теперь мы всегда будем вместе.
- Мы всегда будем вместе, - эхом повторил он.
Кьяри положила голову на плечо Нио, уткнулась носом в его шею, вдыхая родной запах и пьянея от счастья. Нио обнял ее и прижался подбородком к ее макушке. Кьяри не заметила, как соскользнула в сон. Как часто бывает, когда спишь днем, яркие вспышки метались перед глазами. Перед пробуждением она видела Нио. Из уголка его губ стекала струйка крови. Он умирал.
Кьяри проснулась с чувством тревоги и некоторое время рассматривала лицо Нио. Он дышал спокойно. Его сердце билось ровно. Кьяри захотелось провести пальцем по его плотно сжатым губам, заставить его челюсти расслабиться. Но она боялась пошевелиться, спугнуть просыпающееся внутри ощущение счастья. Нио рядом. Она больше никогда его не отпустит.
Раздался стук в дверь, и Нио резко открыл глаза. В его взгляде мелькнул испуг. Кьяри почувствовала, как напряглось его тело. Но в следующий миг Нио вернул себе контроль, поцеловал Кьяри в висок и улыбнулся.
- Должно быть, это кто-то из братьев.
На пороге стоял семилетний мальчишка. Чумазое лицо, непропорционально большая голова на худой шее и плечах. Он говорил скороговоркой. Спрашивал, придет ли Нио сегодня во дворец, на обед к епископу Де Ландо. Будет ли он сегодня читать детям библию и учить их испанскому. Хуан, так звали мальчика, взахлеб рассказал о том, как вчера соседский мальчишка обкидал его камнями, за то, что он повторял испанские слова. Хуан просил Нио сделать ему воздушного змея, такого как он сделал Пинею. Увлеченный собой мальчик с опозданием оглядел комнату, увидел Кьяри и замер с открытым ртом. Она успела одеться и теперь возилась с очагом.
- Будешь какао? – обратилась она к мальчику. Он несколько раз кивнул и широко улыбнулся. Верхние молочные зубы у него недавно выпали, а постоянные только едва прорезали десну.
- А ты будешь какао? – Кьяри повернулась к Нио.
- Спасибо, - Нио положил руку Кьяри на плечо и сжал его. – Мне нужно написать письмо епископу, предупредить, что сегодня я не приду.
Наливая в ступку воды, взбивая какао, Кьяри наблюдала за Нио. В сундуке, похожем на сундук, в котором старик Римак хранил кипу, Нио держал белую бумагу. Такой же бумагой пользовался Кунти Молью - его интерес ко всему испанскому не ограничивался оружием.
Приблизившись к Нио, Кьяри заглянула ему через плечо, любуясь, как Нио рисует маленькие кружочки и завитки, почувствовала гордость за него – однажды он освоил кипу, теперь не просто выучил язык чужаков, но и писал на нем.
- Передашь это письмо епископу, - сказал Нио мальчику. Хуан облизал потемневшие от какао губы и поклонился. Убегая, он улыбнулся Кьяри.
Когда дверь закрылась, Кьяри положила руки на плечи Нио. На этот раз они двигались медленно. Долго целовались, прислушивались к своим ощущения. Ногти на пальцах Нио были короткими обломанными. Мозоли на его ладонях царапали кожу Кьяри.
- Что случилось с твоими пальцами? – взяв золоту руку Нио, она дотронулась до изувеченных пальцев.
- Я хотел испытать себя, - Нио подался вперед и поцеловал ее, не позволяя Кьяри обдумать свои слова. Не позволяя отвлечься.
Но Кьяри не хотела больше отвлекаться и думать. Она утянула Нио на матрас и села на него, обхватив коленями его бедра. Прежде чем начать двигаться, она взяла лицо Нио в ладони. Как зачарованная Кьяри следила за тем, как меняется его взгляд. Искренность и открытость ушли под натиском желания, когда Нио подкинул вверх бедра, в его глазах мелькнули злость и страх, а когда он кончил, пришла пустота.
- Расскажи мне о тех, кого ты убила?
Кьяри лежала на спине. Нио, приподнявшись на локтях, рассматривал ее. Его бедро касалось бедра Кьяри.
- Первый раз ты оживила золото в храме, чтобы убить супругу императора, верно?
- Да.
- Я был там. Я видел оживших золотых зверей. А когда кондор взметнулся в небо, я поверил, что он ищет меня. Что сейчас он бросится на меня и разорвет в клочья. Там было столько крови.
- Почему ты хочешь говорить сейчас об этом?
Нио провел пальцами по лбу Кьяри.
- Я хочу знать о тебе все. Кого ты убила, чтобы оживить зверей в храме?
- Его звали Навак. Когда я с ним познакомилась, он ловил ящериц. Навак говорил, что суп из них уменьшает головную боль. Мигрени часто мучали его и я ловила ящериц для него. В последнее время Навак почти не вставал и редко покидал свою комнату. Мы были друзьями.
- Кто был потом?
- Хукан, хромой стражник, он следил за тобой в тюрьме, после того как ты пытался перерезать себе вены.
- За это ты ненавидела его?
- Может быть, сначала. Потом Хукан помог мне выследить стражников Уаскара, поднять из колодца тело Алиямы. Когда мы увидели, что Уаскар с ней сделал, наши чувства были одинаковыми. Я и хромой стражник чувствовали то же самое. Понимаешь? Мы были одним целым и хотели возмездия. Возмездие было необходимо.
На улице стремительно темнело. Кьяри провела с Нио целый день. Необычно много и одновременно мучительно мало. Она поймала себя на мысли, что боится приближения ночи, боится выходить из хижины Нио, боится выпускать его из своих объятий, боится испытаний, что готовит им ночь.
- Нио, я тоже хотела бы знать о тебе все, - Кьяри просунула колено между его бедер. – Почему ты обедаешь с Де Ландо и обмениваешься с ним письмами?
Нио отвел взгляд и глубоко вздохнул.
- Он… он просто видит меня насквозь.
Кьяри хотела спросить, что это значит, когда в дверь постучали. Громко и настойчиво. Не сговариваясь, они с Нио вскочили на ноги и накинули на себя туники. На этом синхронность, единство и все, что их связывало, закончилось. Нио открыл дверь, впустил внутрь троих человек в железных латах и отступил в сторону. Сложив руки в замок, он опустил голову. Точно так же он опускал голову в Чачапояс, когда начинал самобичевание.
Кьяри почувствовала стыд, боль и ярость. С яростью она кинула в испанцев первым, что попалось под руку. Это был глиняный горшок, он звонко ударился о железный нагрудник и откатился к ногам Нио.
- Почему, Нио?
Высокий испанец шагнул к Кьяри и схватил ее за плечо. Когда она попробовала выкрутиться, он ударил ее в живот. Кьяри согнулась. Окружившие ее солдаты заломили ей руки за спину и стянули запястья веревкой.
Старший из стражников - он отдавал другим короткие приказы - вытащил Кьяри на улицу.
В сероватых сумерках вокруг собирались люди - серые одежды и лица на фоне серых стен, песка и неба. Последователи Нио. Кьяри казалось, что в толпе она увидела тех, кто помогал вчера выводить людей. Значит, все слова Нио о милосердии были ложью? Ему было наплевать на женщин и детей, каких он провожал к подземному ходу, он просто готовил ловушку для Кьяри? Как же сильно он должен ее ненавидеть?
А может эта ловушка не только для нее? Предки! Испанцы устроят засаду у подземного хода. Перебьют людей, что придут по нему ночью. А потом, ход ведь можно использовать в две стороны. И террасу, на которую он выходит, почти никто не охраняет. Испанцы атакуют лагерь мятежников с тыла. Почти изнутри. Оттуда, откуда ни каньяри, ни чиа не ожидают нападения. Многие погибнут.
Но первым погибнет Атавалп. Кьяри подняла голову и оглянулась на храм, ища взглядом отца. Его тоже схватили? Или ему удалось спрятаться? Может, он сейчас наблюдает за ней? От всей души Кьяри молилась о том, чтобы отец не старался спасти ее. Такая глупая смерть не достойна воина. Он должен уйти, предупредить Кунти Молью, пока еще не поздно. Пусть начнется бой, пусть с неба прольется раскаленное золото.
Грубо стискивая ее предплечья, испанцы поволокли Кьяри к дворцу. Над «Говорящей площадью» кружили мухи. Пахло нечистотами и гниением.
Однажды Кьяри видела, как на площади казнили тысячу мятежников. Но наблюдая за казнью с дворцовой стены, она не видела мух и не чувствовала запахов. Тогда на площади в одну кучу сваливали отрубленные головы, в другую - обезглавленные тела. Сейчас на площади сложили костры, поставили жаровни, глиняные бочки и виселицы. К одной из них испанские солдаты подвели Кьяри. Затянув мягкую петлю вокруг ее связанных запястий, старший отошел к лебедке. Веревка натянулась, запястья Кьяри поднялись вверх, ноги оторвались от земли, суставы хрустнули. Стараясь уменьшить нагрузку на плечи, Кьяри наклонила вниз голову. Она увидела, как ночная бабочка бьется о нагрудник рыжебородого солдата. Присев на корточки, он надел веревочные петли на щиколотки Кьяри. Теперь ее ноги соединяла веревка, не стягивала их вместе, но свободно свисала до земли. Кьяри не понимала, зачем понадобилось это приспособление, и от этого испытывала еще больший страх.
Сквозь шум крови в ушах, она слышала голоса. На площади собирались люди. Вспыхивали костры. Совсем как на празднике в честь императрицы. Тогда, как и сейчас, мерцающие в свете огня камни «Говорящей площади» напоминали блестящую на солнце водную поверхность. Кьяри смотрела на них и никак не могла выровнять дыхание. Еще ей никак не удавалось вспомнить, носил ли Нио сандалии в тот день или был босяком, как сейчас.
Он стоял перед ней. Но Кьяри боялась, что если поднимет на него глаза, то вывернет себе плечи. Нио подошел ближе и убрал волосы с ее лица.
- Последнее время я видел тебя во сне каждую ночь. Так часто ты мне снилась, когда я пришел в Куско и узнал, что ты принадлежишь императору. Тогда я постоянно представлял себе, как он прикасается к тебе, а ты отдаешься ему. Я был одержим этими фантазиями настолько, что сам стал себе противен. И теперь, после Чачапояс, я точно так же одержим твоим прикосновением. В Чачапояс твои ладони были прохладными, обещали утешение и ласку. Я слишком слаб, чтобы противостоять этому искушению. Я так хотел снова почувствовать на своем лице твои ладони. Я должен был молиться о спасении твоей души, но я продолжал думать о твоих ладонях. Я мечтал о твоей близости и ненавидел себя.
Щеки Нио покраснели, словно у него началась горячка.
- Мне казалось, я теряю веру. Но епископ Де Ландо вернул мне ее, он сказал, что бог любит меня. Любит и потому он послал мне очередное испытание. Ты мое испытание, Кьяри. Испытание для моей плоти, для моего слабого духа. Если я действительно люблю тебя, я не должен желать твоего тела, не должен искать утешения в твоих объятиях, я должен спасти тебя. Спасти от золотого дьявола, которому я сам тебя отдал. Я так сильно виноват перед тобой, - Нио заговорил быстрее и сбился на шепот. - Я буду гореть в аду за то, что сделал с тобой. Я ненавижу себя, свою трусость и слабость. Это из-за меня ты продала душу дьяволу и стала убийцей.
- Что случилось с моим отцом? – спросила Кьяри. С каждым словом боль в плечах росла, под лопатки словно вонзили копья.
- Расскажи ему то, что ты сегодня рассказала мне, - увлеченный своими мыслями, Нио не услышал ее вопрос. - Расскажи о Наваке, Иллари, Хукане и других. Обо всех, чьи жизни ты забрала. Ничего не скрывай.
Кому ему, хотела спросить Кьяри, но Нио отступил в сторону. Его место занял маленьких худой человек с морщинистым лицом, длинным носом и скорбно опущенными уголками губ и глаз, над которыми почти не было бровей.
- Индейцы считают тебя ведьмой, - голос Де Ландо был звонким и громким, как у императорского глашатая. Если бы де Ландо не глотал согласные, можно было бы сказать, что он очень хорошо говорит на кечуа. – Говорят, ты оживляешь золото и воскрешаешь мертвых. Сантьяго рассказал мне, что ты родилась в горной деревушке, а потом была наложницей императора. От людей я слышал, что ты воскресила императора, после его смерти, чтобы делить с ним постель
Де Ландо обошел Кьяри и остановился у нее за спиной. У Кьяри заболел живот, и взмокли виски. Холодное лезвие прикоснулось к ее шее. В следующую минуту де Ландо рывком разрезал ее тунику. Инстинктивно Кьяри дернулась. От резкого движения плечи вспыхнули болью, перед глазами потемнело.
Она висела посереди «Говорящей площади» нагая, а маленький сухой старик рассматривал ее, как товар. Кьяри вспомнила Маву - они продавали нас как скотину, заглядывали в рот и ощупывали все складки тела. То же самое делал сейчас де Ландо.
- Я всегда удивлялся, почему мужчины теряют голову из-за женщин. Что привлекательного они видят в вашем теле? В этих безобразных, похожих на опухоли, мягких кусках плоти - его сухая рука прошлась по груди Кьяри, животу, опустилась к ее промежности. – Почему их тянет к вонючей дырке у вас между ног? Даже самые лучшие из мужчин не могут устоять перед этим искушением. Как не смог устоять Сантьяго перед тобой. А я ведь хорошо его знаю, он никогда не прикасался к продажным женщинам и не заглядывался на красавиц Куско. Может, дело в твоем колдовстве? Ты околдовала его? Тем великолепнее сияет теперь победа его духа над плотью. Я горжусь им. Я горжусь тобой Сантьяго.
Де Ландо перестал лапать Кьяри и повернулся к Нио. Челюсти Нио были плотно сжаты, грудь часто вздымалась от быстрого дыхания.
- Что это? - Де Ландо прикоснулся к амулету на шее Кьяри. Золотая статуэтка, обернутая волосами Атога. – Куда я не пойду в этой земле, я повсюду натыкаюсь на идолов, суеверия и жертвоприношения. С начала времен в мире не существовало народа более грешного и проклятого, чем ваш.
Де Ландо сорвал амулет с шеи Кьяри и кинул его в костер. Пламя вспыхнуло и отразилось в глазах епископа и Нио. Отблески огня заметались по одеждам палачей и обнаженным телам их жертв. Мужчины и женщины. Изможденные, со спутанными волосами, шрамами от плетей на обнаженных спинах и веревками на шее. Одних подвешивали как Кьяри, других - привязывали к столбам.
Наблюдавшие за этим жители Куско жались друг к другу, открывали и закрывали рты. Они смотрели на пленных не мигая, и от этого их взгляды казались безумными.
Пленница в десяти шагах от Кьяри закричала, когда ее руки потянули вверх. Суставы на ее плечах были распухшими и синими. Мава рассказывала Кьяри, что на дыбу человека можно подвешивать много раз. Много раз выворачивать суставы, затем вправлять их и начинать пытку сначала.
- Назови мне свое имя, - приказал Де Ландо.
Кьяри увидела старика. Обнаженное, худое, мелкое как у ребенка тело. Когда плетка взлетала над его спиной, ее хвосты раскрывались, как крылья кондора.