В камере 424 теперь стояла гробовая тишина. Две койки пустовали, Шань по-прежнему предпочитал молчать, а Пин считал пустую болтовню ниже своего достоинства. Ду Минцян и Хан Вэньчжи, обычно занятые своими мыслями, тоже говорили мало. После безвременной кончины Шуня в тюрьме началась кампания под лозунгом «Обрети уверенность в себе и шанс на новую жизнь!». Заключенные каждой камеры должны были написать эссе, которые предполагалось зачитывать и обсуждать на общем собрании, чтобы учиться друг у друга. В камере 424 задача легла на плечи Хана, как самого образованного. Он всерьез взялся за дело, потратил целый рабочий день на сочинение немалых размеров и теперь с нетерпением ждал возможности прочитать его перед публикой. В ту пятницу господин Шао, как обычно, попросил назначить Ду на погрузку. И снова Ду позвал с собой Хана. Им нравилась работа, которой остальные чурались, потому что появлялась возможность обсудить план побега. Господин Шао выглядел намного лучше, на его щеках вновь играл румянец. Увидев Ду, он торжественно сказал: – Большое спасибо, сынок! Охранник и Хан предположили, что он благодарен за работу на погрузке три недели подряд. Ду в ответ лишь многозначительно кивнул. Когда они заставили кузов ящиками, Хан с охранником приступили к проверке груза, а господин Шао и Ду смогли поговорить наедине. – Я уже потратил деньги, так что, надеюсь, ты не передумал. – Ни в коем случае. В конце концов, вы же вернете долг. Сейчас для меня деньги лишь цифры на банковском счете, а вам они спасают жизнь. Они продолжали болтать как закадычные друзья, что не укрылось он Хана. Позже он с любопытством спросил Ду: – С каких пор вы с господином Шао так сдружились? – Я оказал ему услугу, – прошептал Ду, украдкой взглянув на охранника. Они как раз шли с пустой тележкой мимо сельскохозяйственного поля, и охранник отвлекся на заключенных, которые занимались выращиванием овощей. – Какую услугу? – не удержался Хан. Ду не видел смысла хранить секрет, поэтому рассказал о ссуде на операцию. Хан помолчал, а затем произнес: – Господин Шао хороший человек, и ты поступил правильно. И все же после побега деньги нам не помешали бы. – Деньги – просто расходный материал, которым надо пользоваться, – ответил Ду. – Если мы действительно выберемся, надежный друг будет гораздо дороже денег. – Ты дальновиднее меня, – согласился Хан. На краю сельскохозяйственных угодий охранник их догнал, и дальше пошли молча. – Я слышал, через пару дней в котельной будут чистить дымоход, – обронил Хан, когда они проходили мимо сторожевой вышки. Котельная снабжала горячей водой всю тюрьму; находилась она на территории их блока, поэтому чистку дымохода всегда поручали заключенным из зоны строгого режима. Это была тяжелая, грязная и к тому же опасная работа. Браться за нее никто не хотел, поэтому она стала инструментом для наказания. Теперь все в тюрьме гадали, кому не повезет на сей раз. Ду не знал, почему Хан вдруг об этом заговорил, так что пожал плечами и посмотрел на внушительную громадину дымохода. В воскресенье утром после завтрака заключенных отвели в актовый зал, где их ждали аккуратные ряды столов и стульев и даже небольшая сцена. Присутствовали все во главе с начальником. Охранники сидели на одном ряду, над их головами висел транспарант: «Обрети уверенность в себе и шанс на новую жизнь!» Когда все расселись, начальник Чжан откашлялся и начал речь: – Сегодняшнее собрание станет первым обучающим мероприятием для всей тюрьмы. Вы знаете, что недавно с собой покончил наш друг Чжун Сяошунь. Это печальное событие, но также и повод задуматься! Все вы попали сюда потому, что совершили ошибку. Однако ваша жизнь не заканчивается. Наоборот – вы обретаете новые возможности. Здесь вы начнете с чистого листа, чтобы вернуться в общество и вести нормальную жизнь. Мы сожалеем, что Чжун Сяошунь так и не смог этого понять. Возможно, он запутался и потерял веру в будущее, а может быть, не сумел простить себя за содеянное. Тем не менее его самоубийство служит зеркалом для каждого из нас. Мы должны заглянуть в это зеркало, изучить самих себя и свои слабости и обрести силы им противостоять. Только так можно предотвратить повторение трагедии. Завершив речь, начальник Чжан взял стакан, чтобы сделать глоток воды. Заключенные воспользовались паузой и громко зааплодировали. Довольный произведенным эффектом, начальник поднял руки, призывая к тишине, затем продолжил: – На прошедшей неделе вы получили новое для себя задание. Я уверен, что у всех накопились идеи и мысли, которыми вы хотите поделиться. Сейчас мы попросим представителя каждой камеры выступить с коротеньким докладом. Он дал знак охранникам поставить микрофон, и заключенные стали по одному выходить на сцену, начиная с камеры 101. Одна неуклюжая речь сменяла другую, большинство выступающих повторяли набор банальностей о том, как они полны скорби и решимости. Собрание затянулось до четырех часов дня; к тому времени даже начальнику стало смертельно скучно. Когда почти все впали в сонливое оцепенение, охранник вызвал представителя камеры 424. Чжан насторожился, увидев, что к сцене направляется Хан. С тех пор, как Шунь совершил «самоубийство», начальник не сводил с его сокамерников глаз. Хан вышел на сцену и начал говорить. Его речь разительно отличалась от остальных: те с грустными физиономиями бубнили о воспитательной ценности смерти Шуня, а Хан начал свой рассказ с первого дня в тюрьме и впечатления, которое произвел на него Шунь. По его яркому описанию, за грубой внешностью Шуня скрывался беспокойный, неуравновешенный характер. Постепенно Хан пришел к выводу о том, что некая психологическая проблема не позволила Шуню встать на путь исправления и праведного труда; он подвел надзирателей и своих сокамерников, старавшихся ему помочь. В заключение Хан призвал всех учиться на примере Шуня, чтобы трагедия не стала бессмысленной. Он безупречно выстроил цепочку аргументов. Ни у кого из слушателей не осталось ни малейшего сомнения в том, что самоубийство Шуня было следствием его психической нестабильности. Какие бы усилия ни прилагали охранники, они не могли повлиять на выбор, сделанный Шунем. На вдохновенную речь Хана ушло более десяти минут. Она увлекла даже начальника Чжана, поскольку идеально дополняла выдуманную им историю. Когда Хан закончил, начальник воскликнул: – Великолепно! Самый воздух, казалось, заполнили бурные аплодисменты. Через минуту Чжан поднял руку, и в зале наступила гробовая тишина. Все ждали, когда начальник подведет итоги собрания, однако, едва он открыл рот, из толпы донесся клокочущий звук – негромкий, но прозвучавший издевательски. Кто-то храпел. Вскоре выяснилось, что звук исходил от Ду Минцяна. Он сидел, склонив голову и закрыв глаза, – видимо, уснул давно, просто никто не заметил. Храп становился только громче, и все затаили дыхание, ожидая реакции начальника. Лицо Чжана перекосилось, что, как знали заключенные, всегда заканчивалось вспышкой гнева. Пин сидел недалеко от Ду, между ними стоял стул Хана. Он вытянул ногу и ловко пнул Ду по голени. Тот вскрикнул, проснулся и стал в замешательстве озираться по сторонам. Кое-кто не выдержал и захихикал, и торжественность, витавшая в воздухе, испарилась в одно мгновение. Поняв, что происходит, Ду поспешно вытащил что-то из ушей и сунул в карман рубашки, а затем выпрямился и напустил на себя серьезный вид. К сожалению, было поздно. В ярости начальник Чжан взревел: – Ду Минцян, немедленно выйди на сцену! Ду казался невозмутимым. Он поднялся на сцену и встал рядом с Ханом; его фигура возвышалась рядом с маленьким щуплым другом. Все молчали. – Ду Минцян, объяснись! – велел начальник Чжан, выпучив глаза. Ду стоял неподвижно, молча и не глядя на начальника, будто происходящее не имело к нему никакого отношения. – Хан Вэньчжи, отойди в сторону, – приказал начальник Чжан и медленно подошел к Ду, остановившись прямо перед ним. Затем сделал глубокий вдох и выпустил зловонный воздух прямо в лицо Ду. Тот продолжал стоять, не встречаясь взглядом с начальником и не шевелясь. Он держался так, словно рядом никого и не было. Зрители застыли в ожидании. Однако буря не разразилась. Начальник Чжан только залез в карман Ду и что-то оттуда вытащил. Ду сразу изменился в лице. – Что это? Начальник Чжан поднял предмет, повернувшись к своим подчиненным. Молодой охранник ответил: – Это музыкальный проигрыватель. Его принес капитан Ло Фэй. В нем должен быть компакт-диск… – Молчать! – перебил начальник Чжан. Он посмотрел на Ду, улыбаясь, словно кошка при виде мыши. – Это запрещенный предмет. Мы будем его хранить до твоего освобождения. Ду утратил самообладание. В его глазах вспыхнуло пламя ярости. Начальник Чжан с удовлетворением отметил, что ему наконец-то удалось нанести противнику удар. Он понятия не имел, почему капитан полиции принес заключенному проигрыватель, зато отлично знал, что диск важен для Ду. Начальник Чжан видел, как Ду слушал диск в любую свободную минуту, и раньше не мешал, держа это оружие в запасе для будущей схватки. Теперь Ду не мог не ответить. Он процедил: – Начальник Чжан, этот диск очень важен для меня. Пожалуйста, не забирайте его. – Правда? Что ты говоришь? Ты меня умоляешь? Ду покачал головой. – Нет, – медленно произнес он. – Только помните: у каждого есть что-то ценное. Если вы возьмете чужое, кто-то может прийти за вашим. Начальник Чжан усмехнулся и уронил плеер на пол, а затем с силой опустил на него ногу в тяжелом кожаном ботинке. Ду издал яростный рев и попытался оттолкнуть начальника, однако тот уже вытащил из-за пояса дубинку. Раздался треск, и Ду рухнул на сцену. – Заковать его! Надеть наручники и кандалы! – закричал начальник Чжан, не убирая дубинку. Двое охранников выбежали на сцену и цепями приковали руки Ду к кандалам на лодыжках. – Как ты смеешь! Как ты смеешь мне угрожать?! Начальник Чжан продолжал топтать проигрыватель, который разлетелся на куски. Разбился даже компакт-диск. Ду глухо стонал, как раненое животное. Он снова хотел прыгнуть на Чжана, однако кандалы не давали двинуться. Охранник слегка толкнул его ногой, и Ду опрокинулся на спину. Пока он извивался на полу, торжествующий начальник Чжан присел на корточки рядом с ним и, тыча дубинкой в лицо противника, сказал: – Ты хотел неприятностей – ты их нашел. Теперь счастлив? Ду уставился на него налитыми кровью глазами и что-то прошептал. Начальника словно поразила молния; он замер, изумленно открыв рот. Через мгновение шок сменился яростью. Начальник ударил Ду ногой в грудь. Затем снова затрещала дубинка. Боль опустошила разум Ду, отключив на время и зрение, и слух. Заключенные, округлив глаза, смотрели, как начальник Чжан мучил Ду, безостановочно пиная и нанося удары электрошокером. Прошли минуты, прежде чем подчиненные набрались смелости оттащить Чжана в сторону. – Начальник, успокойтесь. Вы его убьете! – Остановитесь, на вас все смотрят… Хор голосов привел начальника в чувство. Он указал на Ду, у которого изо рта уже шла пена. – В изолятор его! Десять дней в одиночке! Двое охранников поволокли Ду к дверям. Начальник Чжан стоял, уперев руки в колени и тяжело дыша. Заключенные переглядывались, гадая, что мог сказать Ду, чтобы вызвать у того такую ярость. Последние слова Ду произнес тихо, никто в зале их не разобрал, зато прямо рядом с ним стоял Хан Вэньчжи. Он не только все слышал, но и понял, что имелось в виду. У каждого есть нечто ценное. Если вы возьмете чужое, кто-то может прийти за вашим. «Начальная школа Фэнхэ, пятый класс, Чжан Тяньян, блок два, комната двести три…»