Я достал из холодильника бутылку минералки, плеснул немного в стакан и положил кусочек лайма. – Держи. – Спасибо. Алина сделала большой глоток. – Какая ты красивая! – Да? – Да. Я развернул Алину к себе. Рубашка на ней распахнулась, открыв грудь и живот. Я поцеловал ее шею. Она слегка отстранилась. Я поднял глаза. Алина смотрела на коробку с бумагами. – Будь осторожен! – сказала она. Москва, наши дни На следующий день, часов около одиннадцати утра, я заглянул к «преступникам». Хабаров сидел, свесив ноги, на своем письменном столе и проводил внутриотдельскую планерку. Что-то втолковывал обступившим его корреспондентам. Когда я вошел, Петюня замолчал и вопросительно посмотрел на меня. – Занят? – спросил я. – Немного. А чего? – Я по поводу своего дела. – Какого? «Ну вот, он забыл», – с досадой подумал я. – Я тебя просил человека одного посмотреть. В святцах. – Ах да! – встрепенулся Хабаров. – Мы сейчас тут закончим… Заходи минут через пятнадцать. Я выдержал требуемую паузу и снова явился к Петру. На этот раз он сидел уже, как полагается, уткнувшись в компьютер, и что-то читал. Народу в отделе было немного, видимо, все получили ценные указания и разъехались «в поля». Я взял стул и уселся напротив Петьки. Тот оторвался от экрана и посмотрел на меня усталыми покрасневшими глазами. – К сожалению, не могу ничем тебя порадовать, старик, – сказал он. – Что так? – Не определяется твой человек… – Совсем? – Совсем. Нет в Москве человека с таким именем и фамилией. Есть много Кончаковых. Есть Телешевичи, не так много, но есть. А вот чтоб Кончак, а тем более Кончак-Телешевич, и чтоб имя еще совпадало, такого нет… Ты все правильно записал? Нет ошибки? «…В заключение приношу свою глубокую благодарность… доценту Борису Ростиславовичу Кончак-Телешевичу, ученику и сотруднику покойного П. А. Заблудовского, проведшему основную работу по подборке и подготовке всех материалов данного сборника к печати», – вспомнил я. – Нет, ошибки быть не может… – Ну, тогда он либо умер, либо уехал, либо… – Либо что? – Ну, не знаю… – Короче, никаких концов? Хабаров виновато посмотрел на меня: – Прости, старик! Был бы рад помочь… – Все нормально, Петя! Ты сделал что мог, а отрицательный результат – тоже результат. Спасибо тебе! – Да не за что… Признаться, я был несколько обескуражен. Почему-то я был уверен, что все получится. Хотя, собственно, почему? Возможно, что старушка Беклемишева все-таки обозналась или выжила из ума – видит давно умерших людей и разговаривает с ними. Или… Что – или? Допустим, Борис Ростиславович живет под чужим именем. Зачем? И кто же он такой, черт возьми? Лудильщик, портной, солдат, шпион? Секретный академик? И как тогда его найти? Кстати, Альбина Антоновна говорила, что встретила Кончака на Ваганьковском кладбище… Уж не на могилу ли Заблудовских он приходил? Не от него ли цветы? Дорогому учителю – от благодарного ученика… Я вдруг вспомнил старика с тростью, которого видел в тот день, когда приходил на могилу Любомирского. Конечно, это мог быть совершенно посторонний старик. Хм, но если допустить, что Кончак жив… И что теперь? Засаду устраивать на кладбище, что ли? Н-да, задачка… Как любит говорить мама, близко локоть, да не укусишь… Что же делать? Можно, например, написать записку с просьбой связаться и прикрепить ее скотчем к обелиску. Но это – как бросить бутылку в море: неизвестно, достигнет ли послание адресата, а если и достигнет, то когда? Да и захочет ли таинственный Кончак говорить со мной? Он не объявлялся семьдесят лет! А ведь если бы хотел повидаться с семьей своего благодетеля, то, наверное, давно сделал бы это. Уж ему-то не пришлось бы долго искать… И все-таки кладбище было единственной зацепкой, и на следующее утро я отправился на Ваганьковское. Никакого ясного плана у меня не было. Я постоял несколько секунд у павильона, где торговали цветами, а потом, не торопясь, двинулся по аллее, которая вела к 19-му участку. Народу на кладбище в будний день было немного. Навстречу мне ковыляла старушка в платочке с маленьким пластмассовым ведром в руке. Из ведра торчали вымазанный в земле совок и короткая тяпка. На могиле какого-то врача с грузинской фамилией рабочие делали фундамент, видимо, под памятник. Мужик в синем комбинезоне протарахтел мимо меня на мопеде с кузовом и скрылся за поворотом. Я свернул с аллеи на узкую дорожку и, преодолев еще метров двадцать, дошел до места, откуда уже был виден прадедов обелиск. Я поискал глазами знакомую черную пирамиду и тут вдруг заметил какое-то движение. На могиле Заблудовских или на одной из соседних кто-то был… Я ускорил шаг и вскоре уже не только видел, но и слышал… – Ай кызым, ай кызым, ай кызым менин, журе бергин кеңулде, журегумде бийлей бергин, – напевал женский голос. Я ускорил шаг и в следующую секунду увидел коренастую молодую киргизку, которая, закатав рукава цветастого халата, надраивала черную каменную плиту на могиле Заблудовских. Это было неожиданно и в то время вполне ожидаемо. «Ну, конечно, – подумал я, – даже если Кончак жив и следит за могилой, вряд ли он сам моет памятник, он нанимает людей…» Я подошел совсем близко. Женщина, занятая работой и пением, меня не замечала. – Здравствуйте! – произнес я. Песня прервалась. – Ой! – вскрикнула женщина и обернулась. – Простите, я не хотел вас напугать, – сказал я, выставив вперед ладони. – Значит, это вы здесь прибираетесь? Женщина смотрела на меня непонимающе. «Наверное, недавно приехала, – мелькнула у меня мысль, – по-русски еще не очень…» – Это вы здесь прибираетесь? – медленно повторил я. – Моете памятник? Я попытался изобразить, что тру тряпкой какую-то поверхность. – Да, да, – закивала женщина. – А кто просил вас это делать? – задал я следующий вопрос и в ту же секунду сообразил, что прозвучал он как-то угрожающе. И точно. Во взгляде киргизки появилась тревога. – Нет-нет, вы не волнуйтесь! – заторопился я. – У меня к вам нет никаких претензий. Спасибо вам! Это – наша могила… То есть я хотел сказать: нашей семьи… Я – родственник! Родственник тех… кто в могиле… Вас как зовут? Женщина, похоже, немного успокоилась, положила тряпку в ведро с водой, которое стояло рядом, и вытерла руки подолом халата. – Айгуль, – сказала она. – Очень приятно. А я – Алексей. – я старался говорить как можно мягче. – Так кто вас попросил здесь прибирать? – Сергей, – вдруг выпалила Айгуль. – Какой Сергей? – Там, – девушка махнула куда-то в сторону, – работает… – Он работает здесь, на кладбище? – уточнил я. – В конторе? – Да-да, – закивала женщина. – В конторе. Он сказал: убирай здесь… – А как фамилия Сергея, не знаете? На лице Айгуль вновь отразилось непонимание. – Фамилия его, говорю, как? – Не знаю… – А как он выглядит? – Высокий такой… – Хорошо, – сказал я. – Я пойду. Работайте, пожалуйста! Спасибо! Вооруженный таким приблизительным описанием внешности Сергея, я направился обратно к главному входу. Народу в конторе в этот час было мало. В углу за столом сидела пожилая пара, старушка писала какую-то бумагу, а ее спутник заглядывал к ней через плечо и что-то тихо говорил. Она отмахивалась от него: «Да подожди, Петя…» Я сунул голову в окошко кассы и обнаружил там сильно накрашенную женщину средних лет, которая набирала сообщение в своем смартфоне. – Здравствуйте, – сказал я. – Здрасте, – ответила она, не отрываясь от телефона. – Скажите, пожалуйста, а где мне Сергея найти? – Какого Сергея?