– А кто же еще, кроме Кончака, просил за меня? – Алина. Гиренко хрустнул костяшками пальцев. – Я имел с ней довольно тяжелый разговор. И она сказала, что, если с вами что-то случится, она уйдет от меня. Зная ее характер, могу утверждать, что так оно и будет. Поэтому я предложил ей… а теперь предлагаю и вам сделку. Вы спокойно выйдете из этой комнаты, и с вами ничего не случится. Но для этого вам придется выполнить некоторые условия. Первое – вы не будете больше встречаться с Алиной. Никогда. Второе – вы не будете писать никакой статьи о профессоре Заблудовском и вообще постараетесь поменьше распространяться на тему лизатов и их специфического применения. Особенно в разговорах с иностранными гражданами. С Кончаком вам тоже больше видеться не надо. – А если я откажусь? – Ммм… тогда с вами может случиться что-то нехорошее. – Что же это такое нехорошее? – Да кто же знает? – всплеснул руками Гиренко. – Вы можете попасть под машину. Или выпасть из окна. Или просто прийти домой, прилечь отдохнуть и не проснуться. Сердечный приступ, знаете ли, с каждым может случиться. – И что тогда вы скажете Алине? – Хм. Я скажу ей, что вы проявили недопустимое высокомерие и упрямство, отказались от ее жертвы и наплевали на ее любовь к вам. Скажу, что вы любили себя и свои принципы больше, чем ее. И из-за этого поставили нас всех в крайне неудобное положение. Ну так что? Согласны? А что мне оставалось делать? Я кивнул. Гиренко полез в карман, но достал оттуда вовсе не ключи от наручников, как я ожидал, а еще один шприц. – Э-э-э! – замотал головой я. – Мы так не договаривались! – Спокойно! – произнес Гиренко. На этот раз никаких сновидений не было. Москва, наши дни – Мужчина! Мужчина, с вами все в порядке? – кто-то энергично тряс меня за плечо. – Вам плохо? Я открыл глава и увидел немолодую женщину в светло-коричневом пуховике и сером вязаном берете. В руках она держала желтую пластмассовую лопатку. За спиной у нее стояла прогулочная коляска, из которой на меня таращился симпатичный светловолосый карапуз лет двух. – Вы себя нормально чувствуете? – продолжала допытываться женщина, заглядывая мне в глаза. Я оглянулся и понял, что сижу на скамейке в самом начале Никитского бульвара. «Вот гад Гиренко! – подумал я. – Не мог обойтись без гнусных намеков». – Спасибо! Спасибо, все хорошо, – сказал я женщине. – Я, видимо, задремал. – Вы уверены? – бабуля сделала еще одну попытку помочь. – Может, вызвать «Скорую»? Вы какой-то бледный… Я прислушался к себе. Внутри ничего не болело. Дыхание было ровным. Я пошевелил руками и ногами, повертел головой, вроде бы все работало. Дождавшись, пока женщина с коляской отойдет подальше, я осторожно поднялся. Голова немного кружилась, но в целом я чувствовал себя сносно. Проверил карманы: ключи, телефон, паспорт – кажется, все на месте. Я еще раз оглянулся по сторонам, но не заметил ничего подозрительного. До Гранатного было рукой подать, но мне не хотелось домой, не хотелось быть одному. И я поковылял в сторону Новинского… Дверь мне открыла Катя. – А, это ты? – бросила она. – Как дела? И, не дождавшись ответа, пошла прочь по коридору. Впрочем, ответить я бы едва ли смог. Марш-бросок от площади Никитских ворот до Новинского оказался для меня слишком тяжелым испытанием. Мне было плохо. Я, пошатываясь, вошел в прихожую. Звуки окружающего мира вдруг стали куда-то уплывать, в глазах потемнело, на лбу выступил пот. «Господи, не хватало только сейчас упасть в обморок, – с тоской подумал я. – Или вообще умереть… Хотя узнать тайну лизатов и скончаться там, где закончил дни свои прадед Павел Алексеевич… В этом будет что-то глубоко символичное…» Я присел на подзеркальник, привалился спиной к зеркалу и прикрыл глаза. Спустя короткое время мне стало легче. Рябь перед глазами пропала. Я оглянулся по сторонам. В прихожей под вешалкой лежала гора старых книг, явно ожидавших отправки на помойку. Я осторожно наклонил голову, чтобы прочитать, что написано на корешках. «Англо-русский научно-технический словарь»… В этот момент из кабинета вышла Катя с новой стопкой книг. – Большая чистка? – спросил я. – Чем провинился научно-технический словарь? – Тем, что им много лет никто не пользуется, – ответила сестра, сваливая книги на пол возле входной двери. – Когда-то папа с этими словарями работал, помнишь? Когда занимался переводами. А после его смерти все, никто их не открывал. – Ну что же, отдаю должное твоей твердости. Я вот книжки до сих пор выбрасывать не могу. – И я не могу, но жить как-то надо? – сказала Катька. – Вот сейчас расчищу несколько полок на стеллажах в кабинете и переставлю туда книги из своей комнаты. Старый шкаф, где они стояли, выброшу, а на его место куплю комод. Будет куда трусы сложить и косметику! – Н-да, многоходовочка! А что сказала мама? – Мама оказала вооруженное сопротивление! «Как ты можешь?! Это же папины книги!» – Где она, кстати? – Покинула зал заседаний в знак протеста – пошла в магазин за кефиром и в аптеку. – Ясно. Ты только, смотри, тяжести-то не таскай. Я в выходные приеду, помогу тебе все это вынести. Я кивнул в сторону книжек. – Спасибо, но ты не беспокойся. Я буду небольшими порциями выносить… И Витька мне поможет. – А он где? – Болтается… Тут Катрин наконец всмотрелась и поняла, что со мной что-то не так. – Слушай, брательник, с тобой все в порядке? А то вид у тебя какой-то… – Какой? – заинтересовался я. – Побитый. – Ну, в общем, соответствует… – Что случилось-то? – О, мать! Не знаю даже, с чего начать… – Ладно, ступай на кухню, я сейчас приду. Я попытался встать, но с первого раза у меня это не получилось. – Э-э-э, – заволновалась сестра. – Может, ты лучше пойдешь полежишь, а? – Не, нормально все. Я посижу. Я скинул куртку, разулся и прошлепал на кухню. – Тапки возьми! – крикнула мне вслед Катя. – И так хорошо, – отмахнулся я. Преодолев короткое расстояние от прихожей до кухни, я тяжело плюхнулся на стоявший у стены диванчик и огляделся. Все вокруг было так знакомо, так спокойно, и это придало мне уверенности. «Как сказал мой “названый брат” Дмитрий Анатольевч Гиренко? “Если бы мы хотели вас убить, то давно убили бы”, – медленно думал я. – Значит, будем надеяться, что я не помру…» В этот момент в комнату вошла Катя. – Так, ну и чем тебя лечить? – спросила она. – Понятия не имею. – Ты, часом, не отравился? – Как ты догадалась? – Морда у тебя какая-то зеленая… – Спасибо, мне это уже сегодня говорили… – Давай я тебе чаю сделаю крепкого. – Универсальное средство. Через пару минут на столе передо мной стояла большая кружка, из которой валил пар. – Ну, рассказывай, – сказала Катя, усаживаясь напротив меня и закуривая. – Что рассказывать? – Все. Как ты дошел до жизни такой? Я решительно не мог собраться с мыслями и не знал, с чего начать. Здесь, в мирной, залитой солнцем кухне родительского дома, все события последних дней казались какими-то нереальными. Толубеев, Кончак, Гиренко и даже Алина виделись мне как будто сквозь дымку. Я вдруг ощутил полное интеллектуальное изнеможение, совершенную неспособность коротко и ясно объяснить Кате, что же, в конце концов, произошло. «А вдруг это умение связно мыслить уже не восстановится? – испуганно подумал я. – Что они мне вкололи, сволочи?!» Катька молча смотрела на меня, ожидая продолжения. – Еще великий Мечников… – сказал я и понял, что начал не с того. – Короче, мать, наш прадед был большой ученый…