– Прости, – ответила Жанин, надевая спортивные шорты, – я не знаю, кто ты, и я не обязана объясняться с тобой. – Не знаешь, кто я? Что ты несешь, жирная свинья? Ведь ты и есть свинья. Посмотрите, какая она толстая. Тебе не противно быть такой? Венди оказалась весьма предсказуема, и, несмотря на красоту, не отличалась остроумием. Ничто из сказанного ею не заставило сердце Жанин затрепетать. Наоборот, насмешки и оскорбления сделали ее взрослее, а молчание и скупость на слова раздражали приятельницу Марио, и теперь она не знала, как к этому делу подступиться. Она-то надеялась с самого начала внушить сопернице страх. В последующие секунды Жанин надела футболку, носки и кроссовки, а Венди продолжила череду оскорблений: королева предсказуемости и двое ее сопровождающих в пустой раздевалке. Жанин между тем закончила завязывать шнурки на белых кроссовках и выпрямилась. – Если вы не возражаете… – сказала он безмятежным тоном, проходя мимо блондинки и ее клана. Она покинула раздевалку, оставив эту троицу в состоянии изумления, и, когда уже никто на нее не смотрел, глубоко вздохнула, взяла себя в руки и вошла в спортзал победительницей. Все были удивлены, увидев, что Жанин безмятежно улыбается, но ведь она только что победила одного из злодеев. Ее оскорбила совершенно ужасная девица, но, как говорили наши бабушки, в одно ухо влетело, а из другого вылетело. Да, Жанин выиграла бой. А вот ее противнице было не по себе. Венди Мойра (таково было ее полное имя) заметила, что хамские выпады только взбодрили соперницу в трехминутной мини-битве в раздевалке. Меня зовут Венди Мойра, но когда мне исполнится восемнадцать, я изменю свое имя. Мой отец – чокнутый хиппи, он слишком много раз перечитывал «Питера Пэна»[59] и хотел, чтобы я навсегда оставалась маленькой девочкой. Как видите, я не такая. Хотя я была потерянным ребенком… вроде того. Я очень зла из-за истории с Марио. Нельзя сказать, что мы пара, но мы трахались почти каждый день с начала учебного года, и это, нравится кому-то или нет, дает мне определенные права, например защищать его, пытаться сохранить его честь. И если гребаная тюлениха будет болтать о Марио всякие гадости, а я захочу ее припугнуть, то я так и поступлю. Ладно, я не могу много сделать: толстушка, о которой идет речь, теперь под прицелом всех учителей, и мне есть что терять, но я найду способ заставить ее заплатить… Мой парень не злоумышленник, Марио не такой. У него своя дорога, но он никогда никого не ударит, он и руки на меня не поднял. По слухам, есть записи с камер наблюдения и тому подобное, но я не верю. Очень легко исказить увиденное, особенно если на роликах нет звука. Может, девчонка просила ее стукнуть, поди знай, существует уйма вариантов. Мне ужасно жаль его, он хороший и не заслуживает того, чтобы его называли абьюзером. Если вы почитаете, что о нем пишут в «Твиттере»… Люди любят находить козла отпущения и выплескивать на него дерьмо. Марио сравнивали с насильниками, обвиняемыми по делу «Ла-Манада»[60], и прочими монстрами. Ладно, я думаю, это несправедливо, и если в мире нет справедливости, то, возможно, я должна сделать так, чтобы она появилась (хотя и не знаю, каким образом). Я буду действовать решительно. Я бы хотела, чтобы Марио стал свидетелем того, как я оскорбила эту девку! Увы, он не хочет со мной встречаться, я понимаю, он скрывается и не желает никого видеть и постоянно говорить об одном и том же. Надеюсь, конфликт разрешится и жирную суку посадят в тюрьму за клевету на моего парня. Это просто полный отстой. * * * Мелена знала, что сегодня состоится вечеринка по случаю окончания учебного года. Она считала, что история с вечеринками и попытками руководства «Лас-Энсинас» заставить учеников общаться друг с другом – чушь и абсурдная ловушка. Девочки наденут самые пафосные платья, а мальчики загрузят свои фотографии в смокингах в соцсети, причем будут высовывать языки, гримасничать или делать вид, что они рок-звезды. Ей не нравилась подобная затея, но ей не нравилось многое из того, что положено людям ее возраста. Она была хейтером? Да, и хорошо осознавала причину. Она никогда не чувствовала себя ни ребенком, ни подростком. Она перешла из пятилетнего возраста сразу во взрослую жизнь. Хотя это не совсем так, иногда Мелена ощущала себя маленькой и незрелой. Порой она вела себя как глупый ребенок, особенно когда принимала наркотики. В такие моменты бегства от реальности ее необузданное «я» (как и желание танцевать и делать безумные вещи) раскрепощалось. Сегодня Мелена чувствовала себя не очень хорошо. Она выглядела неплохо, но в организме бушевали всевозможные расстройства, включая и проблемы с кишечником. Она плохо питалась и в неурочное время, и это означало, что иногда ей ужасно хотелось есть, а потом она чувствовала себя объевшейся… и часами сидела в ванной комнате. Но хуже всего обстояло дело с ее головой. Когда она не принимала наркотики, то ощущала нечто странное. Как будто череп наполнялся маслом и мозг плавал в густой жидкости. Когда она поворачивалась, мозг тоже поворачивался вместе с ней, но из-за воображаемого масла это происходило на пару секунд позже и вызывало головокружение. Она двигала глазами, как пушистая электронная игрушка Фёрби, или так ей хотелось думать: она представляла себе механизм, который медленно открывает ей веки. А если добавить сюда отсутствие гигиены и залысины на голове, ставшие более заметными из-за сальных прядей волос, то да, Мелена была не в лучшем виде. С одной стороны, она не хотела идти на вечеринку, но с другой – ее туда тянуло. Конечно, она уже отреклась от всего, что имело отношение к прежней жизни, к стабильности, к друзьям, к появлению в школе, к позерству… Но какая-то часть внутри нее, крошечная частичка, которая почти не давала о себе знать, думала, что вечеринка – отличный способ вернуть контроль над своей жизнью. Мелена не могла весь день оставаться грязной, полуголодной и быть под кайфом. Она не могла жить в неопределенности, гадая, вернется ли мать, отберут ли у нее дом, умрет ли она, Мелена, от передозировки или ее найдут утонувшей в собственной рвоте. Кстати, последний образ очень часто повторялся. В итоге у Мелены было несколько вариантов. A. Остаться дома, позвонить в пиццерию «Папа Джонс», заказать три средние пиццы и продолжать смотреть фильмы с субтитрами на «Нетфликсе». Б. Пойти на вечеринку и обдолбаться, устроить жалкое шоу, говорить всем правду в глаза и красиво уйти. В. Вариант Б, но в лайт-версии: пойти на вечеринку, не привлекать к себе лишнего внимания, возможно, поговорить с друзьями, попросить помощи, поплакаться и так далее. Она пока не знала, какой вариант выбрать, но ясно было одно: об А не может идти и речи. Она подумала, что если примет ванну, долго полежит в ней, то, вероятно, полностью прочистит мозги. Она так и сделала: наполнила огромную ванну своей матери и поплавала в буквальном смысле слова. То была нелепая и неэкологичная трата воды, но Мелена посчитала, что заслужила отдых. У нее немного закружилась голова, и она смыла пену холодной водой, что всегда ее успокаивало. Мелена вытерлась и постаралась не пугаться, увидев волосы на белом полотенце. Ей пришлось отвести взгляд. Она включила музыку и танцевала, пытаясь поднять себе настроение, бродила по дому в полотенце, а когда песня достигла кульминации, сорвала с себя полотенце и бросила его на ковровое покрытие. Ей захотелось накрасить ногти, хотя раньше она никогда этого не делала, поскольку считала занятие глупым: коралловый для рук и темно-красный, почти черный, для ног. Она заглянула в свою гардеробную, но все ей показалось скучным и унылым. Возможно, виной стало понижение серотонина. Когда вы принимаете наркотики, лекарства и прочие вещества, эмоции скачут как на американских горках. Вы можете ползать по полу, думая о смерти, а потом визжать от переполняющих вас чувств. Мелена не испытывала радости, но в теле появилось странное чувство покалывания, как будто она знала, что поступает правильно и примерка нарядов принесет ей что-то хорошее. Внезапно Мелена ощутила себя феминистской версией Маколея Калкина в фильме «Один дома»[61], почесала подбородок, как будто что-то задумала, и голая побрела в коридор. Зачем надевать старомодное, скучное платье серой мыши, если она имела доступ к огромному музею моды, которым была гардеробная матери? Мелена часто сомневалась в покупательной способности Аманды, ей казалось, что родительница разоряется, но тот факт, что бывшая модель сохранила все наряды, заставил девушку понять: ситуация не столь критическая, ведь на белых вешалках-плечиках висели тысячи и тысячи евро. Мелене не хотелось разыгрывать сцену из «Красотки»[62] и примерять все платья по очереди. Она выбрала несколько и сначала убедилась, что длина ей подходит, поскольку не являлась моделью ростом метр восемьдесят, каковой была ее мать. Мелена немного сутулилась, имела маленькую. грудь, но отличалась стройностью, а если бы двигалась ровнее и была на пару сантиметров повыше, то, пожалуй, могла бы пойти по стопам матери без особых проблем. Но она не хотела даже думать о такой карьере, у нее была куча предрассудков по поводу модельного бизнеса. В общем, Мелена никогда не заморачивалась на этот счет. Кем же она хотела стать? Вопрос, надо сказать, слишком сложный, особенно когда ты стоишь голая перед шкафом, который ломится от дорогих платьев. Мелена не знала имен дизайнеров (она слышала их в глупых разговорах, которые вела мать), но не могла запомнить, какие хорошие, а какие – нет. Она помнила только, что бабушка была дизайнером, ну а мать питала пристрастие к какой-то Вере Вонг, известной своими свадебными и прочими роскошными нарядами. Кстати, у родительницы имелось несколько вечерних платьев бренда этой дамы, весьма дорогих и почти неношеных. Самое красивое было с открытой спиной, глубокого лазурного оттенка. Лиф оказался сделан из легчайшей ткани, которая придавала ему некоторую рельефность, но все равно обрисовывала формы любого, кто мог в него вместиться. Юбка была приталенной, чуть выше колен, поэтому у Мелены не возникло никаких проблем. Она посмотрела на себя в зеркало и поняла, что неотразима. А потом внезапно осознала, какие излишества совершала ее сумасшедшая мать, покупая такое количество тряпок. Надевать их означало подниматься на самые высокие и радостные эмоциональные пики, которые они обе (мать и дочь) переживали в своих сердцах. Мелена откинула волосы назад, чтобы увидеть свои обнаженные плечи, и очень себе понравилась. Мелена действительно себе понравилась. Можно было пересчитать по пальцам руки, сколько раз девушка чувствовала себя комфортно наедине с собой, и теперь она, опьяненная роскошью, подумала следующее. Платье хорошее, но если я надену босоножки «Джимми Чу», будет намного лучше. Я знаю этот бренд, потому что мама всегда клянется им, когда разговаривает со своими глупыми фальшивыми друзьями. Я смою лак с ногтей прямо сейчас, хотя коралловый неплохо смотрится с темно-красным, но он придает мне вульгарный вид, значит, все лишнее надо убрать… Не могу поверить, что собираюсь на гребаную вечеринку, честно. Я имею в виду, что, возможно, я приеду туда, а позже пойду в этом наряде в заведение «Кафе Берлин» и буду танцевать так, словно завтра никогда не наступит. Я не знаю, не хочу давить на себя. Я не останусь дома, мне надоело быть здесь. Начнем с обуви. У мамы размер больше, чем у меня, но поскольку нужны открытые босоножки, уверена, я что-нибудь найду. И она, конечно, нашла. Как раз то, что искала: пара босоножек бренда вышеупомянутого малазийского дизайнера, с очень тонким носом и ремешками, выложенными разноцветными стразами, образующими неброский узор. Чудо. Она надела их и почувствовала, что летит. Мелена никогда не одобряла свою женственность, всегда жаловалась на юбки и платья, ассоциируя их с глупостью или отсутствием индивидуальности, но на самом деле в ее душе жила эстетическая нотка, благодаря которой она обладала вкусом и могла изящно сочетать вещи из гардероба. Она впервые оделась как знаменитость, и ей это понравилось. Представьте, что вы никогда не пробовали шоколад, поскольку считаете его вредным и не любите коричневый цвет или слышали, что это лакомство слишком калорийное… и вдруг оказались заперты на фабрике Вилли Вонки со сладкими реками, с плитками молочного шоколада с начинкой пралине и с горами из конфет. Наверное, вы бы впали в безумие, дав волю первобытным импульсам. Вот и с Меленой случилось нечто подобное. Она, образно говоря, попробовала шоколад и уже больше ничего не хотела есть. И совсем не важно, миф это или нет, но и шоколад, и ген высокой моды запускали эндорфины, поэтому впервые и без усилий Мелена улыбнулась. Но улыбка продержалась на ее лице недолго. Очень недолго. Пока она изменяла свой образ, а потом смотрелась в зеркало, висящее в коридоре, мать вернулась домой и с трудом поднялась по лестнице. Когда Аманда очутилась в коридоре, ей не нужно было особо приглядываться, чтобы обнаружить дочь, одетую в одно вечерних платьев и обутую в пару ее туфель на высоких каблуках. Взгляды женщин встретились, как у героев фильмов о Диком Западе. Двенадцать метров прохода разделяли их, и любая могла без проблем достать оружие, но кто выстрелит первым? Кто первый заговорит? Когда я увидела мать в коридоре, позади лестницы, я окаменела, и нейроны или гормоны ударили мне в голову, оставив перед лицом опасности. Я не знала, что делать. Не понимала, бежать ли к ней и плакать как маленькая девочка, бросившись на пол и обнимая ее ноги, или игнорировать, или мне просто стоило рассказать матери о своем одиночестве в те дни. Я, конечно, находчивая, но могла умереть от недоедания, оказаться в колонии для несовершеннолетних, могла совершить самоубийство (причем несколько раз была на грани этого). На меня обрушилось множество воспоминаний, связанных с матерью. Мозг пытался найти какие-то хорошие моменты, но разум избирателен и не облегчил мне задачу… А потом я начала тупо вспоминать день за днем, прокручивая в голове разные картинки из недавнего прошлого: как она била меня, словно хотела моей смерти. Она действительно ненавидела меня. А о чем она думала, стоя в коридоре и глядя на меня? Я не могла прочитать ее взгляд на таком расстоянии. Было ли это разочарование или шок из-за того, что она увидела меня здесь? Не знаю… Я задрожала и сделала два шага по направлению к ней, надеясь, что она не воспримет их как угрозу. Я хотела спросить мать о чем-то значимом: «Где ты была? Неужели я тебе безразлична?» Но я ничего не сказала, не успела, она опередила меня. – Ты выглядишь смешно в этом платье. Фраза прозвучала как оскорбление, но в ней не ощущалось презрения, это были искренние слова, идущие от сердца, почти как если бы мама хотела найти мостик к соучастию или сочувствию. Я не восприняла замечание как обиду. Матери показалось, что платье плохо на мне смотрится, поскольку оно не сидело на мне так же, как на ней, ведь у меня маленькая грудь, но я обернулась и посмотрела в зеркало, и поняла, что никогда в жизни не выглядела такой красивой. Поэтому я не обиделась и сообразила, что мать просто сделала попытку к сближению и не собиралась, образно говоря, давать мне пощечину. Она вздохнула так, как будто вместе со вздохом ее тело покидала душа. Мама держала в правой руке сумку, но затем безразлично бросила ее на пол. Я медленно подошла ближе, словно была укротителем львов. Не знаю точно, но могу предположить, что раз эти хищники жутко опасны, их сажают в клетку, держа на расстоянии и немного пугая. И вдруг мое тело начало реагировать само по себе, без моего согласия, и я заплакала. Я потеряла контроль. Думаю, так случилось из-за химического коктейля, который я принимала, и, наверное, еще по одной причине. Хотя я и притворялась сильной, независимой, самостоятельной, железной женщиной, которая не страдает (кстати, у меня немного железа в крови), я до сих пор оставалась маленькой девочкой. Мелена рыдала, как будто открылся невидимый кран или ее похитили косовские албанцы, а потом девушку освободили на глазах у ее семьи. Может, она действительно любила мать, а может, переволновалась, или ее беспокоила жизненная ситуация, психические проблемы и долгое отсутствие Аманды, которая наконец-то заявилась домой. В общем, при виде женщины, стоящей в коридоре, она почувствовала успокоение, которое по какой-то причине привело к слезам. Мелена хотела сказать что-то осмысленное, намеревалась начать разговор, но смогла выдавить только одно предложение, заикаясь от плача: – У меня волосы снова выпадают. Мать поджала губы и опустила глаза. Пристыженная? Вероятно. И Мелена, и Аманда вели себя странно, демонстрируя выражения и эмоции, сильно отличающиеся от тех, к которым они привыкли. В последний раз, когда они виделись, обе достигли пика напряжения и ненависти, и спуститься оттуда, пусть даже на самую малость, было похвально. – Мам, ты и впрямь думаешь, что платье мне не идет? Я выгляжу нелепо? – спросила дочь, демонстрируя желание примириться. Мать подняла глаза и покачала головой, снова перейдя на шепот. – Это не твой стиль. Платье стоит больше, чем… Я не знаю. – Я сниму его сейчас, просто сегодня в «Лас-Энсинас» вечеринка. – А ты идешь? Мне несколько раз звонили из школы и говорили, что ты не посещаешь уроки. – Мать зажгла сигарету, которую достала из кармана безразмерного плаща. – Ага. Я ничего не делала, только валялась, спала…