Я собираюсь сделать это. Да, я так и сделаю. Горка пробился сквозь танцующую толпу и пошел вперед, не сводя глаз с Паулы, которая немного двигалась в такт музыке, привстав и опираясь на стол. Он облизнул губы и приблизился к ней. Она озадаченно посмотрела на него и не очень дружелюбно спросила: «Ты чего?» – а ему было все равно… вместо того, чтобы смутиться, он набросился на нее, схватил за талию – и бац! Поцелуй. Сначала Паула с отвращением попыталась оттолкнуть, отбросить Горку куда-нибудь в сторону, но его язык уже находился между ее губами и коснулся ее языка. А потом, как по волшебству, она застыла. Руки, пытавшиеся сопротивляться, расслабились, притянули парня поближе, держась за его затылок, а ее язык отозвался на движения его языка, превратив поцелуй во влажный клубок. Они выпили, но на вкус алкоголь не ощущался, и они продолжали целоваться, пока кто-то не выключил музыку. Нано – брат Самуэля – начал читать рэп. В других обстоятельствах Горка отвернулся бы, смутившись: люди, читающие рэп, вызывали у него чувство неловкости, и он ни капельки не любил этот стиль, но в тот момент голос Нано показался ему весьма подходящим, пожалуй, парень мог бы даже орать в «Призраке»[17]. Горка целовал девушку, она ему нравилась и не выглядела слишком оскорбленной. Когда они отстранились, Горка поднял брови и с невинной улыбкой сказал: «Вау». На ее лице появилось выражение, которое оказалось трудно прочитать. Это был и восторг, и отвращение, и счастье, и ярость, и все вместе в одной гримасе. Например, если вы смешаете все краски палитры в стакане и поболтаете там кисточкой, то получится очень странный оттенок, который трудно классифицировать. Его обычно называют «цвет детской неожиданности». У Паулы, конечно, не было выражения лица «цвета детской неожиданности», нет: щеки девушки раскраснелись, она улыбалась, но была в замешательстве из-за случившегося. Однако неожиданный поцелуй ей понравился. Горка поцеловал меня. Почему? Понятия не имею. С какого перепугу? Что за дикое поведение… Может, это пари или часть какой-то игры. Как странно. Но он прекрасно целуется, его рот словно создан для моего. Я все время вспоминала слова песни из сериала «Физика или химия». «Твоя слюна на моей слюне»[18], как-то так… Разве целоваться с другом плохо? Я вам откровенно скажу: если он целуется, как Горка, это не просто хорошо, а даже круто. Кроме того, нет никаких обязательств. Но, если честно, когда он поцеловал меня, я отпустила ситуацию, позволила себе забыться и подумала о Самуэле. Закрыла глаза и представила, как он целует меня. Это делает меня плохой? Нет, совсем нет. Горка поцеловал меня без моего согласия, и я предпочла воспользоваться происходящим: взять, наконец, быка за рога и повернуть все в свою пользу. Парень неожиданно кидается на тебя, а ты думаешь о том, кто тебе действительно нравится. Да, звучит ужасно, но на мгновение я очутилась в объятиях Самуэля, и его язык касался моего, это напоминало танец под водой, как будто дельфины плавали и переворачивались в наших ртах. Самуэль целует меня. Знаю, что это ложь и ничего подобного не было, но сердце все равно выпрыгивает из груди. Не говоря ни слова, Горка взял девушку за руку и повернулся к Самуэлю и Нано, которые еще читали рэп (Самуэль успел присоединиться к брату). Он не отпустил ее. Горка вел себя так, словно они были возлюбленными на всю жизнь, а Жанин, которая наблюдала за ними из другого конца комнаты, искала в глазах у Паулы ответ на вопрос: «КАКОГО ХРЕНА ТЫ ДЕЛАЕШЬ?» Паула просто пожала плечами и продолжала вести себя как ни в чем не бывало. Они, наверное, выпили слишком много, и ее восприятие реальности и собственных границ стало немного размытым. Как можно перейти черту, если ты не видишь ее четко? Ты чувствуешь, что правильно, а что нет, но все настолько туманно, что лучше не пытаться вписаться в установленный шаблон. В конце концов, это было то, чего Паула требовала от себя: быть собой, плыть по течению, не анализировать, стремиться к активности, проявлять инициативу. Поэтому возбуждение, которое она почувствовала от поцелуя с Горкой / Самуэлем, вылилось в следующее: она шепнула на ухо другу, чтобы он увел ее отсюда. Тот кивнул и, не отпуская ее руки, направился к выходу. Вот так Паула и ушла из дома парня, которого любила. Знаете такую игру на ярмарке, когда нужно попасть теннисными шариками в широко открытый рот клоуна, нарисованного на деревянной доске, чтобы выиграть плюшевого мишку? Лицо Жанин было точно таким же. Недоуменное, с широко раскрытыми глазами, которые только что видели, как два ее лучших друга обжимаются на вечеринке и уходят вместе, вероятно, чтобы… ну… вы понимаете. * * * Это был не первый раз, когда Паула оказалась в комнате Горки. Далеко не первый. Она часто навещала его, родители Горки ее отлично знали, но подростки никогда не оставались наедине. А сейчас молодые люди нервничали и переживали. Они знали, зачем пришли, и не могли поверить, что это действительно произойдет. Он столько раз прикасался к себе, думая о ней и лежа в кровати, на которой она сейчас сидела. А у нее на уме было только одно: Самуэль. Она знала, что хочет сделать это, и понимала, что поступает немного жестоко, используя друга как сексуальный инструмент, как объект, и было очень жаль, что ни у одного из них не хватило смелости сказать: «Что мы делаем!» Но он спросил лишь: «Хочешь, я выключу свет?» – имея в виду электрическую лампу, которая озаряла все их страхи. Она кивнула, он нажал на выключатель, снял футболку и прислонился к шкафу, закрыв своим телом половину плаката с изображением испанского мотогонщика Дани Педроса. Горка не был геем, ему просто нравились мотоциклы. Паула стянула майку так, как будто не в первый раз делала это перед парнем, а он стащил брюки и остался в обтягивающих боксерах. Они не оставляли места для воображения, да и ситуация была очень пикантна. Свет лавовой лампы (Горка родился не в девяностые годы, но у него была лава-лампа) усиливал тени на маленьких квадратиках его пресса, и Паула уставилась на тело друга, что на несколько секунд отвлекло ее от мыслей о Самуэле. – Я могу к тебе подойти? – колебался Горка. – Конечно, – ответила она. Он продвигался медленно, с полуулыбкой, как ребенок в День волхвов, когда ранним январским утром можно распаковать кучу подарков. Паула представляла себе, что он ляжет на нее сверху, но у Горки появилась другая идея: ночь была длинной, поэтому он встал на колени перед подругой, умудрился снять с нее юбку, а затем хлопковые трусики из набора «Женский секрет» (три пары в одной упаковке), развел ей ноги, нежно глядя в глаза, и спрятал между ними голову… и в этот момент язык Горки, как по волшебству, стал языком Самуэля, в комнате больше не было ничего от Горки, был только Самуэль и Паула, и она теряла девственность с тем самым парнем, который сводил ее с ума. Никто никогда не целовал ее там, никто никогда не прикасался к ее интимным местам, и она не собиралась прерывать эту сцену. Ей было не очень удобно, она чувствовала себя не слишком чистой, но ничего уже не имело значения: если он хотел именно этого, пусть продолжает, потому что ей очень приятно. Она позволила ему проделывать все это еще некоторое время, а потом и повторить, но, когда почувствовала, что может кончить, и финал действительно близок, предпочла приподнять ему голову, что внезапно по-настоящему ее смутило. Горка встал перед Паулой и без стеснения, без всяких глупостей или легкомыслия, стащил боксеры. Наступил момент почти эксгибиционизма: парень начал ласкать себя, не боясь быть осмеянным, наслаждаясь видом ее обнаженного тела, поскольку Паула только что сняла лифчик. Он опять подошел ближе и лег на нее сверху, целуя ее. Новый поцелуй, оказался более животным и влажным, чем тот, которым они обменялись на вечеринке, однако был и раскрепощенным, и таким же классным. Несомненно, Горка отлично целовался, хотя Паула и не ценила его достоинств, потому что была с Самуэлем… Даже сейчас она представляла его – как раз в то мгновение, когда другой нежно входил в нее. Самуэль дышал открытым ртом, когда входил в меня. Вот он внутри. Он в моем теле и оттуда мог видеть все мои секреты. Мог ли он увидеть мои мечты? Конечно, мог бы и потрогать их, если бы захотел. Мне было немного больно, но я не хотела выглядеть неопытной, поэтому старалась контролировать каждый мускул лица, чтобы выглядеть сексуальной, а не страдающей девочкой, но то, что я чувствовала, напоминало раскаленный железный прут внутри. Самуэль дотронулся пальцами до капелек крови, стекавших по моей ноге, и посмотрел на меня, но я не дала ему ничего сказать, я поцеловала его и, положив руки ему на спину, призвала его продолжать. Боль исчезла вместе со смущением. И намерение контролировать мышцы пропало, когда я отпустила его и наслаждалась его телом внутри своего собственного. Самуэль внутри меня, его глаза пристально смотрят в мои. Какие густые ресницы… Я прикоснулась кончиком носа к его вздернутому носу. Его дыхание участилось, превратилось в едва уловимый вздох, и он ускорил движение. Не знаю, была ли это одна минута или три часа, но мы закончили одновременно – в момент чрезвычайного единения между нами. Я сказала, чтобы он не выходил из меня и остался внутри, поскольку я хочу продолжать чувствовать его там, и он молча согласился. Я чувствовала, как постепенно перестает лихорадочно биться его сердце, но мое все еще колотилось от сумасшедшей любви. Горка остался внутри девушки, навалился на нее, и, не заметив этого, они оба уснули. А утром все было уже иначе. В доме царила тишина. Родители уехали на конкурс бальных танцев. Юные, гладкие тела, резвившиеся в постели накануне, теперь представляли собой два пожеванных организма, источающих запах алкоголя и нуждающихся в душе. Паула проснулась, понимая, что секс с Самуэлем был сном (а ведь так и получилось), ведь настоящий Самуэль находился у себя дома – беднягу рвало, и он никогда не был здесь, у Горки, и никого не лишал девственности. Горка полу открыл глаза, пожелал доброго утра, встал и надел трусы. Потом сел на кровать и засмеялся, закрыв голову руками. Паула не стала устраивать драму, чего и следовало ожидать. Она приложила руку ко рту, понюхала собственное дыхание и обвинила парня в том, что наверняка похожа на енота: ведь хотя она и не красилась, тушь не была макияжем, а являлась базовой, необходимой вещью и частью протокола, которому нужно следовать после утренней чистки зубов. Горка заметил, что на простыне есть красные пятна, Паула смутилась, но он снял груз с ее души и сказал, что придумает какое-нибудь оправдание. Постепенно они начали говорить о всяких глупостях, фривольничать и смеяться, особенно когда от сообщений Жанин их телефоны просто раскалились, как будто нашим героям было только четырнадцать лет. Чем вы занимались? Что вы наделали? Вы что, трахались? Я имею в виду… вы целовались. Я все видела, фу! Ну? Расскажите мне! Я вас ненавижу, у меня есть все основания вас ненавидеть. Где вы это сделали? Как далеко зашли? Вы пользовались презервативом? Последний вопрос заставил парочку прекратить глупо хихикать, и наступила утренняя похмельная неловкость. – Мне пора, – прошептала Паула, вставая и оглядывая пол в поисках майки. Потом Паула нашла ее и понюхала: от ткани воняло табаком. Горка предложил девушке свою футболку, но она заявила, что не знает, как объяснить это маме, когда вернется домой, тем более, ее уже ожидает хорошая взбучка – ведь она отсутствовала целую ночь и не предупредила родных. Тем самым она дала парню понять, что случившееся – его вина. Паула закончила одеваться, но Горка не хотел, чтобы она покидала его дом. Он должен сказать ей, что влюблен в нее… или это прозвучало бы странно? Он был не очень умен, не особо прилежен, но и не трус, и ему совсем не хотелось мучиться сомнениями, так что он предпочел перебросить мяч на ее сторону.