Молодым людям ничего не оставалось, как подчиниться служителям закона. А дальнейшее все было просто — ориентировки на московских беглецов уже со вчерашнего вечера были разосланы в питерскую полицию, причем Гуров настоял на том, чтобы особый упор был сделан на Московский вокзал и на прибывающие туда электрички — именно на них, скорее всего, поедут Вероника и Вова, чтобы не светить свои паспорта. Московский и питерский главки сработали четко и быстро — сигнал, поступивший с Московского вокзала в Главное управление по Санкт-Петербургу, тут же ушел в Москву, и оттуда пришло сообщение, согласно которому задержанных беглецов надлежало немедленно отправить назад в столицу. На все про все ушло меньше часа, и уже в девять часов утра Веронику и Вову в сопровождении сотрудника полиции посадили на «Сапсан», который в час дня прибыл на Ленинградский вокзал Москвы. А около двух часов дня парочку уже допрашивали успевшие пообедать полковники Гуров и Крячко — в разных кабинетах. Гурову как более интеллигентному и тактичному оперативнику досталась Вероника, а с Вовой отправился разбираться Крячко. Довольно быстро выяснилось, что показания молодых людей практически во всем совпадают, различались они разве что эмоциональным окрасом, риторикой и чуть разными оценками произошедших за последние дни событий. — Расскажи мне, девочка, почему такое неудачное время выбрали для своего, так сказать, побега? — ласково спросил Гуров. — Я в плане того, что экзамены же нужно было сдавать. Сдала бы экзамены, тогда и сбежала бы… — Не экзамены, а экзамен, — шмыгая носом, поправила полковника Вероника. — Мне оставалось только обществознание. А оно мне совсем не нужно, оно матери нужно, потому что она хотела запихнуть меня в институт, где учиться я не собиралась, я кулинаром хочу быть. А аттестат мне так и так положен, потом могла взять, и все. Просто достало все, все достало, понимаете! — Все очень просто, — спокойно отвечал в соседнем кабинете Вова на аналогичный вопрос полковника Крячко. — Именно сейчас мне предложили интересную работу в Питере. Мне оставалось всего лишь сдать диплом — но он у меня готов, я мог приехать сюда на несколько дней, и все! — А о девчонке ты не подумал? — укоризненно спросил Станислав. — А у нее примерно то же самое, — пожал плечами Вова. — Последний экзамен, который ей не нужен. Он нужен только в представлении ее мамы. Мама там претендует слишком на большое место в жизни Ники. — Так она же мать! — пафосно воскликнул Крячко. Вова не удержался от улыбки и хотел было поведать полковнику о том, что выражение «она же мать» стало давно уже предметом насмешек продвинутой молодежи в Интернете и превратилось в устойчивый «мем», но тут же одернул себя, поскольку придется слишком многое объяснять полковнику, наверняка далекому от мира социальных сетей и связанных с этим терминов. — Вот на что вы рассчитывали? — все так же ласково спрашивал тем временем его подругу Гуров. — Ну мы думали, что устроимся в Питере, а потом, типа, объявимся… И родители как-то, типа… — Вероника с трудом подбирала слова. — Поймут и простят? — решил помочь ей Гуров. — Да! И именно поэтому я позвонила тете Дине — мне стало страшно одной в этой избе… Но главное не в этом — я хотела выяснить, что там дома, как там, ищут нас или не ищут, и, в общем, хотела, чтобы тетя Дина поговорила с мамой — ну осторожно так, чтобы ее подготовить… — То есть использовать ее в роли челночного дипломата по урегулированию кризиса? — еще раз пришел на выручку Гуров. — Да, да! Я же понимала, что искать-то, конечно, нас не перестанут. — Ну а вот скажи — ведь ты же врешь, что оставил Веронику одну тогда ночью! — продолжал, в свою очередь, допрос Крячко, с хитрым прищуром глядя на Ольшанского. — Опять же — все просто, — уверенно парировал тот. — Мне позвонил заказчик и предложил очень выгодный вариант, когда за одну ночь я мог заработать… Ну, скажем так, приличную сумму. Отказываться было совсем не резон, потому что деньги нам очень пригодились бы. — Мне бы тоже, — с пониманием кивнул Крячко и вздохнул. Вова бросил на него удивленно-недоверчивый взгляд — игра? не игра? — но продолжил: — Мне нужно было подъехать и на месте за его компьютером это все решить. Ехать нужно было в Щелково — сами понимаете, это довольно далеко от того места, где мы скрывались. Удаленно я решить вопрос не мог — если вы понимаете, о чем я говорю… Крячко, хоть и не совсем понял, снова кивнул в знак согласия. — Если насчет моего алиби на убийство Масловой, то опять же все просто — оба моих телефона, и легальный, и, скажем так, нелегальный — хотя юридически такого понятия нет, — для связи только с Никой, находились при мне. При ваших возможностях и желании вы можете легко проследить местонахождение обеих трубок на время убийства. А это очень далеко от Бутинино. — Ну положение трубок еще не доказывает, что тебя не было на месте убийства. — Может быть, вы нашли у нас пистолет? — провокационно спросил Вова. — А откуда ты знаешь про пистолет? — тут же отреагировал Крячко. Вова усмехнулся, и Стас понял, что ему снова не удалось его подловить. — Что там был огнестрел, мне рассказала Вероника, — спокойно ответил Ольшанский. — И вообще, это вы должны доказать, что я совершил убийство, а я доказывать, что не убивал, не должен. И с доказательствами у вас что-то не очень… Вы, конечно, сейчас думаете, что я, по вашему пониманию, молокосос, салага, сейчас я на него наеду, и он признается… — А ты признаваться, значит, не будешь? — спросил Станислав, хотя оценить Вову уже успел. «Ловкий малый! — подумал он. — Такого не возьмешь за рупь двадцать!» «Хитрый мужик, — думал в то же время Ольшанский. — «Косит» под простачка, но сразу видно — опытный. Впрочем, другим и не может быть полковник МВД». Вслух же он сказал: — Смотря в чем. В убийстве — конечно, не буду, потому что в нем не замешан. Да и Вероника не замешана. А вот кто убил и почему — мне самому очень интересно. Это означает, что мы где-то прокололись… Вернее, кто-то еще, кроме Дины, знал, где мы скрываемся. То, что Дина знала — это понятно, потому что Вероника, несмотря на все мои предостережения, зачем-то позвонила ей. — Вот-вот, зачем она позвонила? — ухватился за эти слова Крячко. — Страшно ей стало, — ответил Вова. — Вообще, конечно, если задумывать какое-то серьезное дело, Вероника — не самый лучший партнер. Но тут, как говорится, сердцу не прикажешь. Хотя вы, наверное, как человек уже пожилой сейчас посмеетесь надо мной. — Смеяться я, Вова, не буду, — махнул рукой полковник, — потому что веселого во всем этом мало. А чего это я пожилой-то? — как-то обиженно добавил он. — Ну, по сравнению со мной — точно пожилой, — упрямо повторил Вова. — Значит, не будешь рассказывать, как убил Дину Маслову? — еще раз на всякий случай спросил Крячко. — Нет, потому что меня в тот момент в доме не было, — повторил Ольшанский. — И Вероника тоже не убивала, там так получилось, по ее словам, что спустя полминуты, как они закончили разговаривать и Ника закрыла дверь, раздался выстрел. Или выстрелы — она точно не помнит, сколько их было. А потом какая-то машина отъехала от дома. Какая именно — она, конечно, не запомнила и не стала высовываться в окно, потому как очень испугалась. И долго не хотела дверь потом открывать. Наконец все-таки открыла, а там… Ну, короче, там труп лежит на крыльце. Она и сбежала оттуда. И честно вам скажу, товарищ полковник, что я на ее месте тоже сбежал бы. Это мне, можно сказать, повезло, что я в это время был в Щелково. А то еще непонятно, что с моими нервами было бы… Крячко еще раз испытующе посмотрел на молодого человека. Он действительно вызывал не то чтобы симпатию, но определенное уважение. Опираясь на свой богатый полицейский опыт, Крячко понимал, что на девяносто с лишним процентов парень не врет, вопрос только в том, что сейчас по этому же поводу говорит его подруга Вероника Крайнова… …А Вероника, постоянно срываясь на истерику и рыдания, наконец рассказала Гурову о своей встрече с Диной Масловой и том страшном событии, которое последовало за ней. — Она сразу же согласилась приехать ко мне. Я ее целых три раза предупредила, что, если она вдруг сообщит моим родителям или полиции, то все отношения между нами закончатся. Это будет невероятным предательством с ее стороны. И тетя Дина заверила меня, что никто, абсолютно никто об этом не узнает. И что она придет в село, когда стемнеет, а лучше даже чуть позже, чтобы никто ее не увидел. Она постучала мне в окно два раза, как мы условились, где-то в половине двенадцатого. Ну или чуть позже. — О чем вы говорили? — Она сказала, что поговорит с моими родителями насчет экзамена, и настоятельно советовала мне вернуться домой. Но я сказала, что все решено и мы уезжаем в Питер. Особо она меня не отговаривала, а насчет родителей обещала. Вот, наверное, и все. — А скажи, Вероника, почему все-таки ты выбрала Дину? Она действительно самый близкий тебе человек? Ближе мамы с папой? — Папа… — Вероника закусила губу и отвернулась. — Вообще-то я звонила папе… — Что? — Гуров слегка удивился. — Звонила папе? Когда? — Тогда же! Вчера! — После смерти Дины или до? — уточнил полковник. — После, — вздохнула Вероника. — С папой у меня отношения лучше, чем с мамой. Он меня хотя бы пытается понять. А мама — нет! Но все-таки позвонить ему и таким образом подставить себя и Вову я не решилась. Я хотела сначала поговорить с тетей Диной: узнать, как они вообще настроены, родители то есть. — Ну и что же тебя сказал папа? — поторопил ее Гуров, которому момент с мотивами звонка Дине Масловой был уже ясен. — Да практически ничего. Быстро проговорил, что говорить не может, что побеседуем завтра, и отключил связь. — Значит, отец отказался разговаривать с тобой? — Я поехала в Москву, чтобы переждать ночь в «Макдоналдсе», проезжала мимо его офиса — ну, так получилось — и увидела его машину. Она стояла припаркованной там, но окна в офисе были темными. Он ответил чуть позже и сказал, что сейчас занят… А я не успела даже сказать, что ушла из дома… Наталья Николаевна, что удивило Гурова, не очень-то и обрадовалась, когда полковник сообщил ей по телефону, что ее беглая дочь Вероника нашлась. Как показалось Гурову, женщина была чем-то сильно расстроена и даже, скорее всего, заплакана. — Да, конечно, сейчас… Я приеду, — упавшим голосом подтвердила она. Спустя час в кабинет на Петровке она вошла в сопровождении мужа. Как и предполагал Гуров, на Крайновой лица не было. Вероника сидела в углу кабинета и при появлении матери сжалась вся в комок. Та бросила на дочь взгляд и, казалось, облегченно вздохнула. Но это было мимолетно — на лице Натальи Николаевны вскоре отразилась вселенская скорбь. Никаких объятий и слез не последовало — как будто произошло некое рутинное и ожидаемое событие. А Эдуард Васильевич прошел в угол кабинета, остановился прямо перед Вероникой и, укоризненно покачав головой, произнес: — Ну ты и даешь! Впрочем, я ожидал от тебя нечто подобное, не думал, правда, что это произойдет сейчас. Я бы на твоем месте все-таки подождал где-то с месяц, а то и больше. — Так получилось, — глухо ответила Вероника, уставившись в пол. — Ну и ладно, — махнул рукой Крайнов, присаживаясь на стул возле стола, за которым сидел Крячко. — Да вот не совсем ладно, — тут же возразил Станислав. — Дело осложняется тем, что совершено убийство. А у вас — вот ведь какое совпадение — из дома пропал спортивный пистолет. Крайнов в ответ молча пожал плечами. Потом повернулся и пристально посмотрел на дочь. Та отвела глаза, и Эдуард Васильевич побелел. — Вы хотите сказать, что это она убила Дину? — несколько пугаясь своих слов, спросил он, показывая широким жестом на свою дочь. — И она взяла пистолет? — Мы это как раз и выясняли с вашей дочерью и ее, так сказать, молодым человеком. Но так и не выяснили, — спокойно проговорил Крячко. — Но послушайте… — Крайнов впал в замешательство и пытался думать на ходу, выдвигая доводы в пользу дочери: — Не хотите же вы сказать, что молодая девчонка совершила выстрел из пистолета? Да она и стрелять-то не умеет, господи! И не интересовалась никогда пистолетом. И вообще, зачем ей убивать Дину? Она ее обожала! Больше, чем мать! — бросил он последнюю фразу с каким-то победным, как показалось Гурову, видом. На Наталью Крайнову это произвело ожидаемо негативное впечатление. Она вскочила со стула, метнула гневный взгляд в сторону мужа, попыталась что-то сказать, тыча в него пальцем, но потом вдруг резко повернулась к скромно сидевшему в стороне Вове Ольшанскому: — Это вот он во всем виноват! Это же бандит, похоже, настоящий. — Вы бандитов, наверное, нечасто видите, — чуть усмехнулся Вова, оглядев с ног до головы Наталью. — Впрочем, извините, конечно… — добавил он. — Да, я виноват, куда же теперь деваться. Мы бы все равно вам сообщили и дали знать, если бы все получилось. — Он еще и издевается! — всплеснула руками Наталья и, закрыв лицо ладонями, разрыдалась. — Это он и убил Дину! Это он! — Мама, его не было там, — послышался голос Вероники из угла кабинета. — Там была только я.