Не то хотела бы услышать Елизавета. Она все еще не оправилась от шока и дрожала. У нее хватало проблем, а теперь появилась еще одна, самая худшая. – Но как же я останусь без вас? Невозможно, чтобы доктора ничего не могли сделать. – Нет, Бесси, они мне ничем не помогут. Давайте оставим эту неприятную тему и будем наслаждаться тем, что мы сейчас вместе. Как мои внуки? Елизавета осушила слезы и попыталась собраться с мыслями. Рассказывая об успехах Артура в учебе, о непоседливой Маргарет и о Гарри, который очень рано начал говорить, она не могла избавиться от ужасной мысли, что ее мать умирает. Но нужно быть сильной ради нее. Именно этого хотела мать. – Я снова жду ребенка, – сообщила Елизавета. – Это замечательная новость! Когда он родится? – Наверное, в июле. Мать задумалась. – Тогда я буду молиться, чтобы дожить до этого дня и приветствовать малыша. – И я тоже, – горячо промолвила Елизавета, и слезы вновь подступили к ее глазам. – Вам нужно беречься, – сказала мать, и былая живость на миг вернулась к ней. – Поставьте свои нужды превыше потребностей других. Я знаю вас, Бесси. Вы не щадите себя, заботясь о людях и творя благие дела. Обещайте мне, что по возможности будете больше отдыхать. – Обещаю, – отозвалась Елизавета. Старая королева кивнула: – Есть новости о самозванце? Елизавета держала мать в курсе событий. Хотя та и надеялась, что это может оказаться ее сын, но соглашалась с Генрихом и Елизаветой в том, что это маловероятно. Однако к чему тревожить больную рассказом о бегстве мнимого Йорка во Францию. И Елизавета не упомянула об этом. – Грейс передает мне все, о чем сплетничают братья-миряне, – сказала мать. – По их словам, некоторые поддерживают самозванца, так как думают, что король поступил с вами несправедливо, отказав вам в праве властвовать. – Похоже, вы с ними согласны, – мягко промолвила Елизавета. – Я этого не говорила. Но вы можете видеть, почему кое-кто встает на сторону самозванца. – Если я довольна своей участью, другим следует относиться к этому так же, – ответила Елизавета. – Вы когда-нибудь слышали от меня жалобы? Кто-то сплетничает об этом? Мать криво усмехнулась: – Говорят, вы порабощены. – Это чушь! Мать заерзала на постели и поморщилась: – Дайте мне немного лекарства. – Она указала на стоявший на столике пузырек. – Это сироп из маковых зерен. Лекарь приготовил его для меня. Средство ослабляет боль, но вызывает сонливость. – Вы хотите, чтобы я ушла? – спросила Елизавета, не желая оставлять мать, так как понимала, что каждая их встреча может стать последней. – Нет, побудьте со мной еще немного. Мне приятно, когда вы рядом. Никого другого я не хочу видеть. – Мать выпила сироп. – Так лучше. О чем бишь я говорила? Голос ее ослаб, и вскоре она погрузилась в глубокий сон. Елизавета сидела рядом и смотрела на мать, впитывая в себя каждую черточку ее измученного тревогами и заботами бледного лица. Уход в уединение перед родами Елизавета откладывала до самого последнего момента ради возможности посещать Бермондси как можно чаще, опасаясь, что мать умрет, пока она сидит взаперти и не может быть с нею рядом. Однако Дорсет и сестры обещали, что будут наготове, и упрашивали королеву не переживать. Когда тянуть дольше стало невозможно, Елизавета поспешила к одру умирающей матери. Она не могла заставить себя сказать ей «прощайте», но встала на колени, чтобы получить материнское благословение, и нежно поцеловала, перед тем как уйти со словами: – Да хранит вас Господь, миледи. Вы знаете, как дороги мне. Пусть Бог позаботится о вас ради меня. – И пусть Он будет с вами, когда придет ваш час, – ответила мать, пожимая ей руку. Вестник появился однажды ясным июльским утром, когда Елизавета завтракала. Анна принесла ей записку. От Грейс. Верная служанка переживала, что ее госпожа плохо выглядит, и просила, чтобы кто-нибудь пришел. По счастью, Сесилия как раз приехала ко двору провести с Елизаветой время уединения перед родами. Послав за Дорсетом, она, Анна и Екатерина вместе с братом сели в барку и отправились в Бермондси. Когда сестры вернулись после полудня, Елизавете не понадобилось, чтобы ей сообщали новость, – она сама все поняла по их заплаканным лицам. Долго сидели они вместе и лили слезы, обнимали друг друга, утешали. Утрату трудно было осознать сразу, в тот момент Елизавета думала лишь об одном: теперь мать упокоилась с миром и больше не страдает. – Прибыв в Бермондси, мы застали ее одну, – рассказывала Сесилия. – Грейс ушла готовить лекарство, хотя раньше матушка отказывалась его принимать. Сама она спала. Я заметила, как она шевельнула плечом, а потом… затихла. Мы послали за лекарем, так как не знали точно, умерла она или нет, тот подтвердил нашу догадку и прислал священника помолиться о ее душе. К счастью, накануне вечером она исповедалась и причастилась. – Где она сейчас? – спросила Елизавета. – В церкви, лежит на одре перед алтарем. Монахи бодрствуют у ее тела, Грейс тоже. Бедняжка вне себя от горя. – Сесилия достала из кармана какую-то бумагу. – Вот завещание матери. Грейс говорит, незадолго до смерти матушка попросила, чтобы ее тело отвезли на барке в Виндзор и похоронили быстро, без мирской пышности, в склепе нашего отца, как он хотел. Елизавета взяла завещание и прочла его. Матери нечего было оставить своим детям, как ей хотелось бы, но она молила Всемогущего Господа благословить особо Елизавету и всех ее детей. Тут молодая королева всплакнула и пожалела, что при жизни недостаточно берегла и ценила свою мать. В последние годы мать стала не такой отстраненной и высокомерной, как в те времена, когда была королевой-консортом. Любить ее не составляло большого труда. Услышав новость, Генрих поспешил утешить Елизавету. Он объявил при дворе траур и распорядился о проведении похорон. По желанию матери они прошли тихо. Ее тело обрело покой через два дня после смерти в одиннадцать часов вечера в церкви Святого Георгия. Колокола не звонили, и торжественных погребальных гимнов никто не пел. Позже на той же неделе сестры Елизаветы посетили заупокойную мессу, из приората Дартфорд по такому случаю привезли Бриджит. Елизавете сообщили, что ее младшая сестра тосковала по матери и, разумеется, по ним всем, а жизнь в монастыре находила трудной. Елизавета задумалась, сможет ли она с уходом матери в мир иной забрать Бриджит из Дартфорда, и написала приорессе, прося ее дать честный отчет о том, как идут дела у ее сестры. Ответ пришел быстро: дела идут хорошо, большинству девочек требуется время, чтобы свыкнуться. Приоресса просила королеву не забывать, что Бриджит обещана Богу. Намек был ясен. Елизавета сдалась. Она сделала, что могла, и теперь должна оставить Бриджит на попечение Господа. Вместо того чтобы забирать младшую сестру из монастырских стен, она уступила желанию своей единокровной сестры Грейс вступить в монастырь и отправила письмо аббатисе Баркинга – поинтересовалась, примет ли та новую послушницу, и обещала за ней приданое. Баркинг – богатый монастырь, любимый знатью; лучшей награды для Грейс за заботу о матери не придумаешь. Матушка Мэсси, которую снова пригласили повитухой к королеве, много суетилась вокруг Елизаветы. – Потеря матери – это тяжелый удар, мадам, особенно накануне родов. – (Лежа на постели в траурном синем платье, Елизавета часто невольно заливалась слезами. Если матушка Мэсси заставала свою подопечную расстроенной, то отдавала распоряжение принести той что-нибудь вкусное или сладкое, а кроме того, следила, чтобы какая-нибудь из сестер постоянно находилась с нею.) – Вашей милости нужны развлечения, – заявляла повитуха, – а у вас их совсем мало, когда вы сидите тут взаперти. Хорошая компания скрасит вам жизнь. – Король приходит, когда может, но мне хотелось бы видеть детей, – ответила ей Елизавета. – Не беспокойтесь, мадам. Я уверена, о малышах хорошо заботятся и вы скоро их увидите. – Пройдет много недель, – вздохнула Елизавета. В июле у нее родилась исключительно красивая дочь. Генрих в изумлении смотрел на малютку и с готовностью согласился, что ее следует назвать Елизаветой в честь покойной бабушки и матери. Мать и дочь провели вместе несколько чудесных недель, пока маленькую Бет, как они ее называли, не увезли в детскую Элтема. Как только Елизавету воцерковили после родов, она поспешила туда и радостно собрала вокруг себя своих малышей, целовала и обнимала их. О, какое же это благословение – иметь таких счастливых, здоровых и милых детей! Находясь вдали от мира, Елизавета не представляла, как сильно ухудшились отношения Англии с Францией, Генрих предпочитал не тревожить ее дурными новостями. Однако в октябре ситуация стала критической, надвигалась война. Король во главе армии отправился во Францию, оставив Артура номинальным регентом вместо себя на время отсутствия, а Елизавету – в Элтеме с младшими детьми. Она остро ощущала, что Генриха нет рядом. Когда Елизавета узнала, что он осадил Булонь, она обезумела от беспокойства и на коленях молила Господа, чтобы Он сохранил ее супруга. Она бомбардировала Генриха любовными письмами, упрашивая поскорее вернуться к ней. И он вернулся. Ради нее и к ее изумлению, он снял осаду и заключил мир с королем Карлом – такова была мера его любви к ней. В ноябре Генрих снова очутился в объятиях Елизаветы. Она наслаждалась тем, насколько близки они стали почти за семь лет брака, и тем, что Генрих переживал разлуку так же остро, как она. Однажды они катались верхом по парку в Элтеме. Король пребывал в оптимистичном настроении. – Договор положил конец поддержке Карлом самозванца, и он больше не называет его Ричардом Четвертым! Я надеялся, что Карл доставит паренька ко мне, но он лишь запретил ему находиться во Франции. Подозреваю, что тот отправился в Бургундию. Это мы увидим. – Они охотились с соколами, Генрих вытянул руку в грубой перчатке, чтобы сокол уселся на нее. Завязывая путы на ногах птицы, он улыбнулся Елизавете. – Интересно, какие еще сюрпризы приготовит нам ваша тетушка Маргарита? Вскоре они узнали. Как-то раз после полудня Генрих помогал Елизавете разобраться с ее домашними счетами, и тут распорядитель принес ему запечатанное письмо. Король внимательно прочел его, время от времени похмыкивая, затем нахмурился: – Как я и думал. Ваша тетя Маргарита верна себе. Сперва она изобразила, что сомневается в обоснованности притязаний мнимого Йорка, но потом заявила, мол, она побеседовала с ним и убедилась: это действительно ее племянник, восставший из мертвых, после чего прилюдно поздравила его с тем, что он остался в живых. Юнца взял под опеку ее сводный внук, эрцгерцог Филипп, отъявленный дурак; он обращается с самозванцем как с королем. Мой агент пишет, что мошеннику выделен просторный дом в Антверпене, где тот имеет наглость содержать двор и сидит под балдахином с королевскими гербами Англии. Когда он выходит на улицу, его сопровождает стража из тридцати лучников в костюмах с его эмблемой – белой розой. Скоро он поедет в Вену, где этот лис, император Максимилиан, без сомнения, встретит его как законного короля Англии. Тьфу! – Генрих бросил письмо на стол. Елизавета взяла его и прочла. – Он продолжает утверждать, будто его спасли пришедшие убить Нэда. Говорит, мол, они глубоко раскаивались и сжалились над ним, затем доставили его к джентльмену, который отдал приказ об убийстве, тот пожалел мальчика и сохранил ему жизнь на условии, что тот даст клятву на Священном Писании в течение нескольких лет не раскрывать, кто он такой. – Глупая сказка, – фыркнул Генрих. – Убийцы знали, что их задача – расправиться с наследниками Йорков, которые представляли угрозу для Узурпатора. Они убили одного и оставили в живых другого? После смерти старшего брата Йорк становился законным королем Англии. – Генрих забрал письмо у Елизаветы. – То есть этот парень не станет в подробностях рассказывать об убийстве вашего брата и своем собственном бегстве из Тауэра. Он говорит, лучше помалкивать о таких вещах, так как они могут затрагивать тех, кто еще жив, и порочить память умерших. Это удобный способ предотвратить любые вопросы по поводу нестыковок в его истории. – Но моя тетушка явно проглотила эту сказку. Ваш агент говорит, она с удовольствием слушает, как парень ее повторяет. – И теперь, я полагаю, фламандцы верят, что самозванец ускользнул из лап Ричарда благодаря божественному вмешательству, чтобы его благополучно доставили к тетке. Меня беспокоит, Бесси, что многие в Англии убеждены: самозванец – это Йорк, и считают его избавление от смерти чудом, причем не только невежественное простонародье, но и важные персоны. Даже теперь Елизавета невольно искала крупицы правды в этой истории. Возможно ли, что мнимый Йорк в самом деле ее брат? Но о таких фантазиях ни в коем случае нельзя говорить с Генрихом. Она должна служить ему поддержкой и опорой, а не предаваться несбыточным мечтам. Ее братья мертвы, иного не дано. – Хотелось бы мне взглянуть на этого юнца, – сказала она. – Кто лучше меня определит, самозванец он или нет. – Когда я доберусь до него, вы его увидите, – мрачно изрек Генрих. Вопреки невысказанным дурным предчувствиям Елизаветы Артур постепенно превращался в многообещающего мальчика, наделенного очарованием и добрым нравом, отчего все знавшие принца любили его. Ему было уже шесть лет, он быстро прибавлял в росте, хотя ему никогда не стать таким здоровяком, как Генрих. – Артур уже достаточно подрос, не годится, чтобы его воспитывали женщины, – заявил Генрих во время зимнего визита в Элтем. Они стояли у окна и смотрели, как их дети играют в заснеженном саду. Артур разглядывал малиновку, севшую на ветку, и пытался подманить ее, предлагая птице крошки с руки. Тем временем Маргарет и Гарри катались в снегу, мутузя друг друга. Няньки спешили унять детей, но Елизавета не удержалась от улыбки, а Генрих громко рассмеялся: – Вот это характеры! Настоящие Тюдоры эта парочка. – Король повернулся к Елизавете. – Ваш отец ввел правило отправлять наследника престола в замок Ладлоу, чтобы тот овладел искусством управления своим герцогством Уэльс. Это прекрасная наука для будущего короля, и я решил после Рождества послать туда Артура. Он может возглавить Совет Марча и Уэльса – пока, разумеется, чисто номинально.