– Неделю назад один бретонский торговый корабль пришвартовался в Корке. На борту находился некий юноша, прекрасный собою и великолепно одетый, он держался с таким достоинством, что люди сразу решили: это человек королевских или благородных кровей. Сперва пошли разговоры, будто он – сбежавший из Тауэра Уорик. А потом его объявили вашим братом Йорком. Юнец почти такого же возраста, как был бы нынче тот, и очень похож на вашего отца. Мои лазутчики сообщают, что этот юноша много знает о дворе короля Эдуарда. – Генрих откинулся на спинку скамьи и вздохнул. – Честно говоря, Бесси, я не знаю, что и думать. Елизавета, трепеща, присела рядом с ним. Мог ли этот молодой человек действительно быть ее братом? Говорил ли Ричард правду об исчезновении принцев? О, если это Йорк… Генрих взял ее руку: – Я знаю, на что вы надеетесь. Но, Бесси, если этот юноша действительно ваш брат, многие люди скажут, что у него больше прав на трон, чем у меня, несмотря на акт, подтверждающий мой титул. – Тогда нас отстранят от власти… и наших детей. О Генрих… Вы должны понять, как у меня разрывается сердце от противоречивых чувств. Моих братьев лишили будущего, все эти годы моя бедная мать, мои сестры и я сама мучились вопросом, что с ними сталось, всегда представляя себе самое худшее. Узнать, что Йорк жив, – это стало бы для нас самой лучшей новостью, а для вас и для меня – наихудшей. – Елизавета всхлипнула. Генрих обнял ее. – Я понимаю ваши чувства, – пробормотал он, уткнувшись в ее капор. – Но и вы должны понять, что теперь король – я. Меня назвал королем парламент. Если этот парень – Йорк… Все зависит от того, каковы его намерения и кто ему помогает. Кроме того, Бесси, я боюсь, что он заявит притязания на трон. Главное сейчас – узнать, действительно ли он тот, за кого себя выдает. Проявите терпение и дождитесь, пока мы не разберемся в точности, с кем имеем дело. – Хорошо, – сказала Елизавета, понимая, что это будет нелегко. Анна и Екатерина, услышав новость, пришли в возбуждение. – Не говорите никому, – предупредила сестер Елизавета. – Мы пока ничего не знаем наверняка. Этот юноша может оказаться самозванцем. – Или нашим братом! – Мы будем считать так, когда все прояснится, – возразила Елизавета, мысленно задаваясь вопросом: как же Генрих справится с этой проблемой? Особого оптимизма Елизавета не испытывала, учитывая, как он обошелся с Уориком, который по-прежнему томился в Тауэре и, казалось, останется там навеки. Йорк, если это и правда он, одним своим существованием представлял угрозу для ее супруга и для нее самой тоже. В течение нескольких недель Генрих собирал сведения и рассказывал о новостях Елизавете, когда, завернувшись в накидки, они гуляли по осеннему саду и палая листва шуршала у них под ногами. – Четыре года назад этого мальчика взяли на службу к крестнику короля Эдуарда, сэру Эдварду Брэмптону, который после битвы при Босворте сбежал в Нидерланды. Брэмптон мог передать юноше все необходимые сведения о том, как была устроена жизнь при дворе вашего отца. – Да, но знаем ли мы, кто он? – Пока нет. Предположительно, он может быть незаконнорожденным сыном короля Эдуарда, что объясняло бы внешнее сходство. Однако, хоть этот парень и утверждает, будто до десяти лет рос при английском дворе, он слишком плохо знает английский. Елизавета разрывалась между чувством облегчения и печалью. – Это говорит само за себя. Никто не забудет родного языка, на котором говорил десять лет. Наверняка он самозванец. – Порождение ума вашей тетушки Маргариты, не иначе, – мрачно изрек Генрих. – Вы думаете, за этим стоит она? – Очень может быть. После Стоук-филда Маргарита, без сомнения, ждала возможности сместить меня с трона. Могу поспорить, что Брэмптон подсунул ей этого паренька и она воспользовалась ситуацией, хоть и знает, что мальчишка вовсе не ее племянник. Елизавета плотнее закуталась в накидку и вспомнила: – Тетя Маргарита никогда не видела Йорка и могла поверить россказням этого юнца. Генрих явно сомневался. – Думаю, она искала какого-нибудь красивого юношу, чтобы тот изобразил из себя Плантагенета. Она вполне способна научить паренька всему, что нужно знать, дабы убедить людей, будто он – Йорк, и организовать приезд самозванца в Ирландию, где он станет будоражить йоркистов, тоже ей по силам. – Да, она на такое способна. Но, Генрих, это все сплошные домыслы. Вы ведь не знаете точно, виделась ли моя тетка с этим парнем. – Верно, – неохотно согласился король. Они стали подниматься по винтовой лестнице в покои королевы. – Но заговор мог оформиться и до его приезда в Ирландию. Тем не менее я убежден, что начало этим козням положено в Бургундии. Эта женщина пойдет на все, лишь бы свергнуть нас и поставить на мое место любого члена дома Йорков, хоть сколько-нибудь годного. Елизавета не могла не согласиться с доводами Генриха, пусть даже ей претила мысль о том, что кто-то из ее родных может проявлять открытую враждебность к королю. Хватало того, что Линкольн восстал против него, но он дорого заплатил за это. Тетушку Маргариту Генрих тронуть не мог. Они оказались у двери в покои Елизаветы, и Генрих поднес к губам ее руку для поцелуя: – Мне нужно заняться проверкой счетов, Бесси, но я дам вам знать, если узнаю о самозванце еще что-нибудь. У Елизаветы немного отлегло от сердца. Ирландский самозванец не мог быть ее братом, и это печально, зато Генрих теперь доверял ей, и это Елизавету радовало. Король с королевой могли считать объявившегося в Ирландии юнца мошенником, но они не могли остановить распространявшуюся в народе новую волну слухов. Весть о том, что Йорк жив, гремела по всей Англии, вызывая много эмоций и кривотолков. Генрих в раздражении показал Елизавете отчеты своих соглядатаев. – Теперь уже нет никаких сомнений в том, что все это дело состряпано герцогиней Маргаритой, которая вызвала из небытия призрака, чтобы досадить мне! – кипел он. – И это более удачное подставное лицо, чем Симнел. Парень, выдающий себя за Плантагенета, давит на жалость и вызывает доверие. Люди словно находятся под действием каких-то чар. Король бросил бумаги на стол и подсел к Елизавете, расположившейся у камина. – Он заявляет, что был спасен людьми, которые пришли убить его брата. Можно подумать, те оставили бы его в живых! – Но мы же не знаем точно, что Нэд мертв, – напомнила Генриху Елизавета. – Вы полагаете, самозванец попытается организовать вторжение в Англию? – В настоящее время он, похоже, изо всех сил старается завоевать сердца ирландцев, без сомнения намереваясь впоследствии собрать армию. Но мои лазутчики сообщают, что успехи его невелики. Я пока придерживаюсь линии наблюдения. Возможно, это надувательство ни к чему не приведет. – О, я так на это надеюсь, – сказала Елизавета. Некоторое время о самозванце ничего не было слышно. Миновало Рождество, и вскоре повеяло весной. Казалось, ирландцы передумали поддерживать мнимого Йорка. А потом, в марте 1492 года, когда Елизавета, снова беременная, сидела и наблюдала, как Генрих принимает иностранных послов, в зал вошел его дядя Бедфорд и передал ему записку. Король нахмурился, но продолжил прием. Как только аудиенция завершилась, он быстро увел Елизавету в свой кабинет: – Самозванец находится во Франции. Король Карл отправил за ним корабль и встретил его с королевскими почестями как короля Ричарда Четвертого. Рука Елизаветы взлетела ко рту. – У нас есть веский повод для беспокойства, – пробормотал Генрих. – Франция раздосадована моим союзом с Испанией, ее врагом, и Карл рад возможности навредить мне. Он готов даже собрать армию в поддержку самозванца. Можете вы поверить, что ему отведены королевские апартаменты, к которым приставлен почетный караул? Этот глупый юнец, наверное, на седьмом небе от счастья. – Король встал и налил себе кубок вина, расплескав немного от волнения. – Меня тревожит, что он уже склонил на свою сторону некоторых из моих подданных – дураков, которые недовольны моим правлением и введенными налогами, или людей амбициозных, которые любят перемены и новшества, но по большей части они простаки, которые питаются слухами. Ей-богу, я правлю нацией идиотов! Я принес им мир, и вот чем они мне отплатили. Елизавета опустилась на колени у его ног: – Если бы вы нашли доказательства того, кто этот парень на самом деле, то могли бы публично отвергнуть его притязания, и все бы кончилось. Генрих запыхтел: – Мои агенты за границей ищут доказательства, но пока ничего не нашли. Тем не менее я не сдамся. Пусть ищут, пока мы не докопаемся до самой сути! Через два дня Елизавета отправилась в Бермондси. Она застала мать в постели, хотя был уже полдень, и это ее встревожило. Нетронутый остывший обед стоял на столе. От этого зрелища Елизавету затошнило. – Вам нездоровится, – сказала она, склоняясь над постелью, чтобы поцеловать мать, и заметила, как та бледна, как она исхудала с момента их последней встречи месяц назад. – Давайте я помогу вам лечь поудобнее. Пока Елизавета взбивала подушки, в комнату вошла Грейс и торопливо присела в реверансе. – Ваше величество, миледи ничего не ест, – сказала девушка. – Попытайтесь, ради меня. Елизавета принялась уговаривать мать, предлагая ей ложку взбитых сливок, которые та всегда любила. Но мать оттолкнула ее руку. – У нее был доктор? – спросила Елизавета у Грейс. – Нет, мадам. Миледи говорит, что это лихорадка и она пройдет. Елизавета пощупала лоб матери. Холодный. – Жара нет. Я пошлю за своим врачом. Она знает доктора Льюиса и наверняка допустит его к себе. – Я не глухая, – раздался с постели язвительный голос матери. – Пусть приходит, если вам угодно. Но он ничем мне не поможет. Елизавета обмерла. – Что вы имеете в виду? – запинаясь, пролепетала она. Мать взяла ее за руку: – У меня язва в груди. Уже довольно давно. Теперь она стала болеть, и силы мои иссякают. – О нет! Почему вы мне ничего не сказали? – Елизавета со слезами на глазах обняла мать. – Дорогая матушка, вы для меня всё. Я помогла бы вам. И сейчас помогу. Я слышала про лекарство, которое делают из шелка, слоновой кости, изумрудов, сапфиров, золота, серебра и кости из сердца оленя, говорят, оно очень хорошо действует в таких случаях. Я достану его для вас, чего бы это ни стоило. – Не слушайте шарлатанов, – сказала мать и похлопала Елизавету по плечу. – Они просто хотят заработать денег. Нет, дитя мое, я не стану встречаться с докторами, у которых есть только одно средство для моего исцеления – отнять у меня грудь, а это процесс медленный и мучительный. Я умру прежде, чем это будет сделано. Мне не выдержать такого испытания. Лучше уж я покину эту юдоль печали и соединюсь с вашим отцом. Жаль только одного: что я покину вас и всех остальных моих любимых детей.