– Приятно было получить такой теплый прием от местных жителей, – сказал Генрих, скидывая сапоги и растягиваясь на постели. – Вы очаровали их, Бесси! – Думаю, раздача даров помогла, – улыбнулась Елизавета. – Идите сюда, – сказал он и протянул к ней руки. В Латоме короля и королеву потчевали великолепными яствами, развлекали музыкой и танцами. На второй день Дерби провел их по всему дому и поднялся вместе с ними на крытую свинцом крышу, чтобы показать прекрасный вид на сельскую округу. Елизавета пережила неприятный момент, когда Генрих подошел к самому краю крыши и стоял там, любуясь панорамой. Она не могла поверить своим ушам, когда шут Дерби подошел к своему господину и прошептал ему на ухо: – Том, помни Уилла. Елизавета застыла, так как он имел в виду, разумеется, сэра Уильяма Стэнли, и на какие-то ужасные несколько секунд она обмерла от мысли: вдруг Дерби сейчас столкнет Генриха с крыши, сделать это было проще простого. Сердце у нее бешено заколотилось. Но Генрих тоже услышал слова шута и резко повернулся со словами: – Пойдемте вниз. Дерби, сделав суровое лицо, глянул на шута и пошел вперед. – Этого наглеца нужно повесить! – воскликнула Елизавета, как только они с Генрихом остались наедине. – Он шут, а потому волен говорить, что ему вздумается, – отозвался Генрих. – Но он подстрекал вашего отчима к измене. Я правда испугалась, что они сейчас расправятся с вами. – Шутка была в дурном вкусе, но Дерби верен мне, и он женат на моей матери, это достаточная гарантия безопасности для меня. Нет, Бесси, чем меньше слов, тем легче залечить рану. Но я поговорю с Дерби, чтобы он прогнал от себя этого негодяя. На третий день пребывания в Латоме Генрих и Елизавета ужинали с хозяевами, когда прибыл гонец с посланием для короля. Прочитав письмо, Генрих поднял глаза и сдвинул брови: – Уорбек попытался совершить вторжение. У него четырнадцать кораблей, полные наемников; они встали на якорь у Дила. Он послал солдат на берег провести разведку, но люди в Кенте были настороже и призвали войско, которое я оставил там на всякий случай. Вторгшихся на нашу территорию изрубили в куски, и флот Уорбека ушел на запад, в Ирландию, где попытался атаковать Уотерфорд, но мой наместник, сэр Эдвард Пойнингс, с легкостью отогнал врага. Мои советники считают, что Уорбек теперь двигается в сторону Шотландии. – Счастливо отделались! – буркнул Дерби, а Елизавета вздохнула с облегчением. – Это мы еще увидим, – сказал Генрих. – Все зависит от того, примет ли его король Яков. Ну, я не собираюсь терять сон из-за этого и не вижу причин прерывать тур по стране. Может быть, шотландцы дадут отпор Уорбеку или Яков захочет устроить свару посерьезнее! В любом случае мы скоро все узнаем. – Значит, вы сможете поехать с нами в Ноусли? – спросила мать Генриха. – Да, миледи, – ответил он. Охотничий дом в Ноусли находился к востоку от деревушки Ливерпуль. Генрих с Елизаветой провели там день, наслаждаясь охотой. Затем пришло время прощаться с Дерби и леди Маргарет, потом они отправились в город Манчестер, где проводились ярмарки, и дальше на юг. Когда король с королевой проехали Маклсфилд, Стаффорд и Личфилд, Елизавета начала ощущать растущую усталость и тошноту, а оказавшись в Вудстоке, уже не сомневалась, что снова ждет ребенка. Генрих обрадовался, но и встревожился, так как его супруга была сильно утомлена. – Мы отдохнем здесь немного, – сказал он, – у меня нет неотложных дел. Елизавета обрадовалась передышке. Когда тошнота отступила, она стала по утрам гулять по парку или заходила в зверинец посмотреть на животных, а после обеда лежала на постели с книгой. Дамы развлекали ее сплетнями и музыкой, а Генрих присоединялся к ней при каждой трапезе. Как приятно было пожить частной жизнью, не появляясь на публике, тем более что Елизавете часто хотелось только спать, и ничего больше. Сентябрь начался приятно – прекрасный месяц золотой листвы с теплой погодой и легким ветерком. Но потом задули сильные ветры, листья полетели с деревьев. Выходя на воздух, Елизавета понимала, что ей нужна накидка. Во время одной из своих одиноких прогулок по саду она услышала за спиной топот бегущих ног, быстро обернулась и увидела Генриха, лицо его выражало смятение. – Бесси… – выдохнул он, остановившись и положив руки ей на плечи. – Бесси, cariad, у меня есть новости. Сядьте. – Он подвел ее к каменной скамье, обнял и как будто не мог продолжать. – В чем дело?! – испуганно воскликнула Елизавета. – Наша Бет… – Генрих сглотнул. – Господь забрал ее к себе. Елизавета закрыла рот ладонью: – Нет! Нет! Только не наша малютка Бет! Она уронила голову на грудь Генриху и разрыдалась. Потерять ребенка – это ужасно, такое случалось с другими людьми, но с нею и Генрихом – никогда, ведь Господь улыбался их союзу, разве нет? Предаваясь скорби в объятиях супруга, слезы которого мешались с ее слезами, Елизавета видела только одно – протянувшиеся вперед долгие годы без Бет, пустые, полные горя… – Почему? – наконец спросила она. – Бет была здорова. Никаких дурных признаков… наверное, все произошло внезапно. Генрих утер глаза: – У нее была лихорадка. Вы знаете, как легко дети погибают от нее. Доктора ничего не могли сделать. – Это ужасно. Жизнь ее так внезапно оборвалась. Ей было всего три года. О, я не могу в это поверить. Моя малышка, моя маленькая девочка… – Мы должны переносить испытания терпеливо, Бесси, и не подвергать сомнению Господню волю… – Генрих запнулся, а потом снова заплакал, и они прижались друг к другу, изливая в слезах свое горе. Десять дней спустя Елизавета стояла на коленях в церкви Вудстока и думала о том, что происходит в Лондоне. Она представляла себе маленький гроб на покрытой черной тканью повозке, лошади тянут ее мимо молчаливой толпы людей в Вестминстерское аббатство, приор встречает катафалк. Архиепископ Мортон, теперь уже кардинал, позаботился обо всех приготовлениях, Генрих не поскупился на расходы. Сотне бедняков раздали по такому случаю черные рубахи, чтобы они шли за повозкой вслед за плакальщиками. Церемония будет роскошная, но пройдет без нее и Генриха, что очень расстраивало Елизавету. Она по-прежнему чувствовала себя слабой для путешествия, и королевские врачи, встревоженные тем, как подействует горе на ее и без того шаткое состояние, настояли на необходимости провести еще какое-то время в покое. Стоявший рядом на коленях Генрих положил ладонь на ее руку. Через какое-то время они взглянули друг на друга и встали. – Теперь, наверное, все уже закончилось, – прошептала Елизавета, глядя на золоченую статую Богоматери, и вспомнила, что и той пришлось потерять свое дитя. Генрих привлек жену к себе: – Ей теперь уже ничто не грозит, она лежит рядом со святилищем святого Эдуарда, и Господь заботится о ней. Мы построим для нее прекрасную гробницу. Что-нибудь из мрамора, может быть, и с высеченной наверху фигурой? – Да, – выдохнула Елизавета. – И эпитафией, где будет сказано, как трагически оборвалась ее жизнь и как внезапно малышка была вырвана из наших рук. – Чтобы наследовать жизнь вечную на небесах, – добавил Генрих. – Я не перестаю думать о других детях. Как они это пережили. Я хотела бы быть с ними и дарить им утешение. – Они в надежных руках, – заверил ее король. – Сэр Ричард Поль, леди Дарси и мистресс Оксенбридж – на них можно положиться. Увы, нашим детям пришлось столкнуться с реальностью смерти в таком юном возрасте. – Сердце мое надрывается от жалости к ним, – отозвалась Елизавета и оперлась на руку Генриха. Они медленно вышли из церкви в ожидавшую их впереди бесцветную жизнь без Бет. Прошло два дня, Елизавета была готова покинуть Вудсток. Ей не терпелось попасть в Виндзор, чтобы больше не страдать от тягот путешествия, но до того они с Генрихом остановились в Эвелме в Оксфордшире и погостили у ее кузена, брата Линкольна, Эдмунда де ла Поля, графа Саффолка, который очень сочувствовал королю и королеве в их утрате. Затем они посетили монастырь Бишам, где Елизавета поклонилась могилам своих предков Невиллов и постояла у гробницы с фигурой своего покойного крестного отца Уорика Делателя королей, думая о том, как низко могут пасть некогда могущественные люди, ведь непомерные амбиции в конце концов ничего ему не принесли. Ей хотелось бы в тот момент стоять перед другой могилой, где было похоронено ее сердце. Наконец, по прошествии долгого времени, перед ними встали стены и башни Виндзора. Настроение у Елизаветы слегка улучшилось. Тур по стране затянулся, его сопровождало горестное событие, и теперь ей нужно несколько дней отдохнуть, прежде чем отправиться в барке в Элтем, чтобы увидеть Маргарет и Гарри. Как же она скучала по ним, как хотела оказаться рядом с детьми! За четыре месяца разлуки они наверняка подросли. Тут Елизавета снова вспомнила о девочке, которой не суждено стать старше ни на год, и опять заплакала. В ноябре, постаравшись справиться со своим горем, Генрих и Елизавета присутствовали на традиционном празднике, устроенном вновь назначенными присяжными сержантами в роскошном дворце Или в Холборне. По обычаю Елизавета и ее дамы обедали в одной зале, а Генрих со своей свитой – в другой. Оба были заинтригованы посещением Или, так как сто лет назад дворец служил лондонской резиденцией их общего предка Джона Гонта, герцога Ланкастера, и его прекрасной, но печально знаменитой третьей жены Екатерины Суинфорд, матери детей Гонта, Бофортов. Однако Елизавете было трудно проявлять особый интерес хоть к чему-нибудь. Она понимала, что нужно взять себя в руки. Это ее долг перед Генрихом, перед их детьми, еще не рожденным младенцем и перед самой собой. Король надеялся на сына, но – да простит ее Бог! – она молилась еще об одной дочери. Бет ей никто не заменит, но если у нее появится еще один ребенок, которого она полюбит, кто бы он ни был, это смягчит боль утраты. Физически Елизавета чувствовала себя лучше. Тошнота и усталость прошли. Если бы не тяжесть на сердце, все было бы хорошо. В поисках успокоения души и желая помолиться о благополучном разрешении от бремени, она еще раз съездила в святилище Богоматери Уолсингемской, которая славилась тем, что дарует покой и утешение страждущим. Одетая в накидку с капюшоном, Елизавета сняла обувь у часовни Босоногих и оставшуюся милю прошла босиком вместе с другими паломниками. Она благоговейно вступила в святилище, наполненное запахом благовоний и свечного воска, и упала на колени перед позолоченной, украшенной драгоценными камнями статуей Божьей Матери. Рядом были выставлены знаменитые святые реликвии, в том числе фиал с молоком Мадонны. В этом святом месте Елизавета молилась о душе своей дочери и о том, чтобы ей самой была дарована милость принять утрату и с радостным сердцем покориться воле Божьей. В конце она добавила мольбу об удачных родах и обретении здорового ребенка. Поднявшись с колен, Елизавета сделала приношения, вышла на зимнее солнце и тут почувствовала, будто чья-то маленькая ручка легла в ее руку. Посмотрев вниз, Елизавета никого не увидела, но это не наваждение, она была уверена. Богоматерь Уолсингемская услышала ее, поняла горечь утраты и послала ей в утешение ребенка. Елизавета получила благословение от Пресвятой Девы. Вернувшись ко двору, она застала Генриха в гневе. – Уорбек объявился в Шотландии, и король Яков принял его с королевскими почестями! – прорычал он. – Одел в наряд, подобающий королю, выделил щедрое содержание, а еще взял подлеца с собой в триумфальный тур по стране. – О нет. – Это не предвещало ничего хорошего. Ужасная новость. – А я еще надеялся договориться о мире с Шотландией и предложить Якову Маргарет в качестве невесты! Глаза Елизаветы расширились. Вот это новость! – Но ей всего шесть лет! – Бросьте, Бесси, вам лучше других известно, что принцесс часто обручают в детстве. Мы еще не скоро отправим ее в Шотландию, если вообще отправим, учитывая, как поступает Яков. – Мне бы хотелось, чтобы вы обсудили это со мной. Я ее мать. – Вы были в отъезде, когда мне пришла в голову эта идея, и теперь я ее с вами обсуждаю, – раздраженно ответил на упрек Генрих. – Но едва ли это случится. Яков, похоже, намерен провоцировать меня. Услышав последние слова короля, Елизавета вздохнула свободнее. – Он действительно верит, что Уорбек – мой брат, или просто притворяется, чтобы создать вам проблемы? – спросила она, решив не продолжать разговор о помолвке. – Боюсь, что Яков верит. Он дал Уорбеку в жены свою родственницу, леди Кэтрин Гордон. Едва ли король поступил бы так, если бы считал Уорбека мошенником. Но еще хуже то, что, узнав об этом, Фердинанд и Изабелла приостановили подписание договора о браке их дочери с Артуром. Доктор де Пуэбла говорит, они и не подпишут его, пока самозванец на свободе. Ей-богу, что за неразбериха! – Генрих принялся расхаживать взад-вперед. – Но я делаю все возможное для устранения угроз. Работаю над составлением мирного договора с Максимилианом и буду настаивать, чтобы мы оба обязались не поддерживать мятежников в государствах друг друга. – И Максимилиан согласится?