– Я также хочу, чтобы инфанта приучилась пить вино. Она, вероятно, не знает, что вода здесь непригодна для питья. – Я скажу ему. А теперь, Елизавета, вам нужно поспать. Вы же хотите чувствовать себя хорошо, когда мы отправимся в тур по стране. Маргарет должна была сопровождать их, но сперва Генрих и Елизавета совершили еще одно паломничество в Уолсингем, чтобы помолиться о благополучном обретении сына. Затем король с королевой присоединились к матери Генриха в ее доме в Коллиуэстоне. Находясь там, они заметили, что доктор де Пуэбла каждый день является ко двору обедать со всеми своими слугами. – У него что, нет денег на еду? – удивился Генрих. На следующий день ему сообщили, что доктор де Пуэбла вновь приехал в Коллиуэстон. – Зачем он все время приезжает сюда? – спросил Генрих у лорд-стюарда. – Поесть! – последовал ответ. Генрих поймал взгляд Елизаветы, и они оба вдруг расхохотались. Именно в такие моменты между ними возникало удивительное чувство общности и взаимопонимания, и тогда Елизавета забывала все свои опасения насчет Кэтрин Гордон. Из Коллиуэстона они отправились в летний тур по стране. Елизавета по-прежнему чувствовала себя совершенно измученной, однако постаралась надеть улыбку на лицо и скрыть тот факт, что отупляющая тошнота и постоянная усталость заставляли ее желать лишь одного – лечь в постель. Генрих решил, что из-за ее состояния в этом году тур будет более кратким, однако, хотя дорога требовала напряжения, настроение Елизавете поднимали простые люди, которые сбегались поглядеть на нее и совали ей в руки розы, свертки с маслом и другими домашними продуктами. Женщины, видя неплотно зашнурованное платье, поздравляли ее и желали благополучных родов. Если эти пожелания сотворят чудо, у нее будет прекрасный здоровый сын. Вернувшись в Вестминстер, они застали там епископа Камбре, только что прибывшего из Бургундии и жаждавшего получить аудиенцию. – Будьте начеку, – предостерег Елизавету Генрих. – Это ставленник вашей тетки Маргариты. – Я это прекрасно знаю! – ответила она; ходили слухи, что епископ и ее тетушка – настоящие родители Уорбека. Несмотря на тошноту, Елизавета присутствовала на встрече Генриха с епископом – толстомясым, роскошно одетым прелатом, который, судя по виду, любил предаваться утехам плоти. – Ваше величество, – пророкотал он после того, как были произнесены обычные любезности, – ее милость герцогиня желает убедиться, что ее племянник, герцог Йоркский, пребывает в добром здравии. Елизавета чуть не ахнула. Генрих на миг смутился, после чего его лицо побагровело. – Герцог Йоркский, милорд епископ, чувствует себя прекрасно и живет со своими сестрами во дворце Элтем, – холодно произнес он. – Если же вы имеете в виду Перкина Уорбека, который не является кровным родственником герцогини, но она тем не менее по какой-то непостижимой причине принимает в нем участие, то я прикажу доставить его сюда, чтобы вы провели инспекцию. Епископ от злости залился краской: – Ваше величество, ее милость видела молодого человека и провела с ним много времени, и она уверена в том, что он – ее племянник. Со всем к вам уважением, но вы никогда не встречались с этим ребенком. – Но его хорошо помню я, милорд епископ, – вмешалась Елизавета. – Вы полагаете, я не узнала бы родного брата? Могу заявить вам с полной уверенностью: Уорбек – не Йорк и не может иметь никаких прав на английский престол. Прелат бросил на нее циничный взгляд, который говорил: по его мнению, она повторяет то, что ей велел говорить король. В Елизавете вспыхнула ярость. – Королева говорит правду, – отрезал Генрих. – Есть множество доказательств того, кто такой на самом деле этот самозванец, так что абсурдное утверждение, будто он – Йорк, выглядит дурацкой насмешкой. Правда давно установлена в этом королевстве. Но я велю привести сюда Уорбека, чтобы удовлетворить вашу госпожу. Епископ открыл было рот, чтобы возразить, но Генрих заставил его умолкнуть, одарив таким взглядом, от которого онемела бы и целая армия. – Возвращайтесь сегодня в три часа пополудни, – сказал он. – Узник будет ждать вас. Незадолго до назначенного часа двор собрался, и Генрих с Елизаветой воссели под балдахинами с государственными гербами. По кивку короля стража ввела Уорбека. Елизавета оторопела, увидев его в цепях, и едва узнала. Он был грязен, со спутанными волосами, в одежде вонючей настолько, что от ее запаха мутило. Она с содроганием попыталась представить, как живет узник в убогой, лишенной окон камере, если всего несколько недель заключения привели его в такое жалкое состояние. Если так будет продолжаться и дальше, долго он не протянет, в этом Елизавета не сомневалась. Она увидела, что доктор де Пуэбла пристально смотрит на Уорбека; судя по всему, посол ужаснулся и разделял ее чувства. Елизавета глянула на Генриха, но того страдания Уорбека, видимо, не тронули. Узник стоял перед ними с потухшим взором, будто утратил всякую надежду. Как он, должно быть, сокрушался о своей безумной попытке бегства, если еще был способен мыслить разумно. Елизавета молча возблагодарила Господа, что Кэтрин сегодня не сопровождает ее. Объявили о появлении епископа, тот вошел в зал, а увидев Уорбека, втянул в себя воздух и заметно побледнел. – Воистину этот негодяй не принц крови, – звенящим голосом произнес Генрих. – Теперь вы удовлетворены, епископ? – Я сообщу об этом герцогине, – сказал прелат, поджал губы и, откланявшись, удалился. Генрих кивнул на Уорбека и приказал страже: – Уведите его. Глядя, как беднягу выпроваживают из зала, Елизавета хотела было попросить, чтобы с ним обращались получше. Но она понимала: не следует делать этого на глазах у всего двора. В частной обстановке Генрих может проявить бо́льшую уступчивость. Доктор де Пуэбла вышел вперед: – Ваше величество, могу я просить об аудиенции? – Разумеется, господин посол, – ответил Генрих. – Пройдемте в мой кабинет. Он встал, сделал знак Елизавете следовать за ним и пошел к двери, находившейся позади помоста, и дальше по галерее в свои покои. В комнате, которую он использовал как кабинет, на столе были аккуратно разложены его счетные книги и другие бумаги. – Да, доктор де Пуэбла, чем я могу быть вам полезен? – Ваше величество, речь пойдет о самозванце. Мои суверены озабочены тем, что он до сих пор имеет возможность действовать против вас и расшатывать ваш трон. Король Фердинанд непрестанно давит на меня, чтобы я побуждал вас избавиться от этого проходимца. Он не может понять, почему вы этого не сделали. Елизавете не понравилось такое начало разговора. – По трем причинам, господин посол, – ответил Генрих. – Во-первых, я никогда не забывал, что Уорбек стал орудием в руках тех, кто использовал его, чтобы сбросить меня с трона. Во-вторых, он не мой подданный. В-третьих, его жена – родственница короля шотландцев. – Некоторые принцы не проявляют такой щепетильности, – заметил доктор де Пуэбла. – Мой повелитель, к примеру, не возражал бы против того, что я так говорю. Этот союз много значит для короля Фердинанда и королевы Изабеллы, но им нужна уверенность, что их дочь едет в мирное королевство со стабильной монархией. Елизавета вновь ощутила неприятную тревогу внутри, и ответ Генриха был резким: – Вы видели своими глазами, что Уорбек теперь не может ничем угрожать мне. Мой трон стоит прочно, наследование его утверждено. Чего еще желать вашим суверенам? – Головы Уорбека, – ответил доктор де Пуэбла. – В противном случае они могут передумать и не выдадут свою дочь за принца, будущее которого может подвергнуться опасности. – Боже правый, приятель, это Англия, а не Италия! – взорвался Генрих. – Страна в покое, наши враги побеждены. Прошу вас, передайте это их величествам! – Я так и сделаю, сир, – сказал де Пуэбла, очевидно решив, что сейчас лучше отступить, чем продолжать прения. – Я молюсь лишь о том, чтобы не объявились другие мнимые претенденты на престол, раз вы так милостиво обходитесь с самозванцами. Посол ушел раньше, чем Генрих успел возразить ему. Когда дверь за тем закрылась, он дал волю своему гневу: – Я не дурак, Бесси! Я держу Уорбека под строгим надзором, и если он начнет выкидывать еще какие-нибудь штучки, то проживет ровно столько, чтобы успеть пожалеть о своих поступках. – Я знаю, знаю, – утешительно проговорила Елизавета. – Но едва ли он будет представлять для вас угрозу долго. Вы видели, в каком он состоянии? Нельзя ли содержать его в лучших условиях ради нашего Господа? Генрих уставился на нее: – Вы просите о милосердии к нему? К этому негодяю, который причинил вам столько горя, не говоря уже об угрозе моему трону и годах беспокойства? Бесси, мне трудно отказать вам хоть в чем-нибудь, но на этот раз я не могу. – Мне невольно жаль его, – печально призналась Елизавета. – Наш христианский долг – облегчать участь тех, кто сидит в тюрьме. – Она посмотрела в глаза Генриху, но прочла в них только подозрение и, вздрогнув, спросила: – Что? – Вы просите меня о милости к нему, так как верите, что Уорбек действительно ваш брат? Скажите мне правду, Елизавета. Она была ошарашена: – Зачем вы об этом спрашиваете? Он не мой брат. Мне это известно точно. Я думала, вы сами все еще сомневаетесь. – Я? – Генриха передернуло. – Нет. Но печально, что мы до сих пор подозреваем друг в друге подобные сомнения, Бесси. И все же мне никак не избавиться от глубоко укоренившегося страха, что Уорбек припрятал в рукаве и другие карты или что другой самозванец выползет откуда-нибудь и восстанет против меня. Или даже, смею признаться, сам Йорк в один прекрасный день явится, и все то проклятое здание, которое я выстроил как король, рухнет. – Я понимаю, Генрих, о, как я вас понимаю! – Он раскрыл объятия, и Елизавета прижалась к нему. – Разве вы не знаете, что я разрываюсь между желанием, чтобы брат вернулся ко мне, и страхом, что это произойдет, из-за последствий такого события для вас, для нас обоих и наших детей? – Я знаю, cariad, – пробормотал Генрих. – Но мы не должны допускать, чтобы это влияло на нас. Думаю, ваш несчастный брат мертв, убит Ричардом. Мне лишь хотелось бы знать это наверняка. Король Яков проявил горячее желание жениться на Маргарет, и Генрих поручил епископу Винчестера завершить переговоры о мире. Письма летали между Лондоном и Эдинбургом, Генрих ликовал, предвкушая, что его внук будет сидеть на шотландском троне. – Яков хочет поскорее вступить в брак, – сказал он Елизавете и своей матери однажды в сентябре, когда они вместе ужинали. – Нет! – хором воскликнули обе женщины. – Маргарет еще дитя! – возразила Елизавета и чуть не заплакала. – Девочке опасно так рано выходить замуж, – предостерегла сына мать. – Если нас обяжут сразу отправить принцессу в Шотландию, боюсь, зная репутацию Якова, он не станет ждать, но может причинить ей боль и поставить под угрозу ее здоровье. Я говорю это, опираясь на горький опыт, сын мой, так как сама выносила вас в тринадцать лет, и, хотя каждый день благодарю Господа за то, что Он послал мне такого сына, роды навредили мне так, что я больше не могла иметь детей. А этого нельзя допустить, когда наследование шотландского трона зависит от рождения сыновей. Генрих поднял руки, шутливо изображая, что сдается: – Не бойтесь! Я уже проинструктировал своих послов: они скажут Якову, что Маргарет еще нет девяти лет, она очень нежна и может выйти замуж позже, чем это делают другие юные леди. Я настаиваю, чтобы он согласился не требовать свою невесту раньше тысяча пятьсот третьего года, когда ей исполнится четырнадцать. – Это хорошо, сын мой, – сказала леди Маргарет, улыбаясь Елизавете. – Девочка еще несколько лет проведет с семьей. Елизавета почувствовала, как ее глаза наполняются слезами. Мысль о разлуке с дочерью была ей невыносима. В 1503 году она расстанется с Маргарет, и, несомненно, вскоре вслед за нею настанет черед Марии. Как справлялись с этим матери-королевы в течение столетий?