Елизавета стояла в своих покоях в Вестминстере и невидящим взором смотрела в огонь очага. Она не могла поверить своим ушам. Арестовали очередного самозванца. – К счастью, этого поймали быстро, – добавил Генрих, после того как оглушил ее новостью. – И за кого он себя выдавал? – воскликнула Елизавета. – Этот дурень говорит, что он – граф Уорик! Но его зовут Ральф Уилфорд. Он студент Кембриджа и должен был бы иметь достаточное образование, чтобы разбираться в таких вопросах! Это заставило меня задуматься: чему их вообще учат в этих университетах? Похоже, его подбил на самозванство какой-то монах. Я сейчас допрошу его. – Могу я присутствовать? Елизавета плохо себя чувствовала, она была уже на восьмом месяце, эта беременность отняла у нее больше сил, чем все предыдущие, и доктора беспокоились, но ей хотелось своими глазами увидеть Ральфа Уилфорда. Он не называл себя одним из ее братьев, однако в ней горела тусклая искорка надежды: вдруг за появлением этого нового самозванца скрывается что-то еще. Однако Генрих был непреклонен: – Вам нужно отдыхать, cariad. Я все вам расскажу позже. Беспокоиться не о чем, этот идиот не второй Уорбек. Он вернулся меньше чем через час: – Он – фантазер! Признался, что видел сны, побуждавшие его к тому, чтобы объявить себя Уориком и таким образом сделаться королем. Говорю вам, Бесси, мое терпение кончилось. Его повесят. – Это выглядит очень жестоким на фоне того, как вы обошлись с Уорбеком. – Бесси, Уилфорд – мой подданный. Покусившись на трон, он совершил измену, и наказание за нее – смерть. На меньшее я пойти не могу. Фердинанд и Изабелла узнают об этой истории, и я не хочу, чтобы из-за нее они отказались посылать свою дочь в Англию. – Понимаю. – Елизавета на минуту задумалась. – Не будет ли разумным в таком случае провести по Лондону настоящего Уорика? – Я не хочу поднимать шум, как было с Симнелом. Но преподам всем урок на примере Уилфорда, и мы сможем оставить все это позади. Надеюсь, что испанские суверены согласятся со мной. – Молюсь об этом. Но, Генрих, скажите мне: нет ли других причин, почему вы не хотите предъявлять Уорика публике? Он здоров? Долгие годы они редко упоминали ее кузена, но Елизавета всегда с болью сознавала, что тот по-прежнему томится в Тауэре. Ему уже должно было исполниться двадцать четыре года. Она гадала, как он справился с такой продолжительной изоляцией, наказанный ни за что, кроме того, что в нем текла королевская кровь, чего он никак не мог изменить. Жестокая судьба, но, учитывая, что двое человек пытались выдать себя за него и он всегда будет центром притяжения для мятежников, Генрих не имел другого выбора, кроме как держать его взаперти, и с этим ничего не поделать. – Он здоров и не лишен комфорта, – ответил ей король, – но, как вам известно, Уорик простодушен, и я сомневаюсь, что он ждет от жизни чего-то большего, чем имеет. – Вы видели его? – Нет, но я получаю регулярные отчеты от его стражников. Не беспокойтесь, Бесси. О нем хорошо заботятся, и он находится в самом безопасном месте. Скоро у Елизаветы должен был родиться ребенок. Она не могла дождаться окончания этой тяжелой беременности, потому что совсем измучилась. Короткие январские дни королева проводила в своих личных покоях в Гринвиче, сидела у очага и шила приданое для младенца или отдыхала, лежа на постели. Генрих приходил к ней так часто, как только мог, бесконечно суетился и постоянно спрашивал матушку Мэсси и врачей, все ли идет как положено. – Со мной все в порядке, – заверила его Елизавета. – Нет причин беспокоиться. – Вы никогда еще не чувствовали себя так плохо, – ответил Генрих. – Но по словам матушки Мэсси, в этом нет ничего необычного, каждая беременность чем-то отличается от других. Генрих сдался, но все равно выглядел обеспокоенным. Елизавета уже собиралась затвориться в своих покоях, как вдруг ко двору неожиданно приехала Сесилия. Когда о ней объявили, Елизавета обрадовалась – будет с кем посплетничать во время уединения перед родами, так как другие ее сестры не могли разделить с нею это время. Маленький сын Анны Томас часто болел и нуждался в матери, Екатерина находилась далеко, в Девоне, а Бриджит жила в монастыре в Дартфорде. Однако, увидев Сесилию – бледную, в траурном платье, – Елизавета ужаснулась. – Я не хочу быть обузой вам в такой момент, но мне пришлось приехать, – сказала Сесилия с выражением страдания на лице. – От меня ушли все. Мой Джон умер сегодня утром. Он кашлял, и у него вдруг начались проблемы с дыханием. Доктора ничего не могли сделать. А потом мои маленькие девочки заболели, Господь забрал и их тоже. – Ее лицо исказила безмолвная мука. Елизавета с трудом поднялась с кресла и обняла Сесилию, вспомнив, как она чувствовала себя, когда умерла Бет. – О моя дорогая сестра, я так вам сочувствую. Как это ужасно для вас! – Мои любимые детки, мои ангелочки, – всхлипнула Сесилия. – Как я буду жить без них? И без Джона… Я полюбила его. Никогда не думала, что смогу любить кого-нибудь, после того как у меня забрали Ральфа, но Джон был хороший человек. Меня утешает лишь то, что теперь они все вместе на небесах. А я совсем одна в этом мире. – Вы не одна, Сис. Ведь есть я, и Генрих о вас позаботится. Оставайтесь с нами и позвольте мне дать вам утешение. Сесилия кивнула, они долго сидели вместе, разговаривали и плакали, потом Сесилия сказала, что это помогло ей вспомнить прошлое и перенестись в то время, когда обе они еще не были замужем и жизнь при дворе их отца шла гладко. Через три дня повидаться с Сесилией пришел поверенный лорда Уэллеса, он сообщил, что в своем завещании ее супруг не упомянул всех прочих своих наследников и распорядился, чтобы вся его собственность перешла к ней, а тело похоронили там, где она, с одобрения короля, королевы и матери короля, посчитает удобным. Сесилия спросила Генриха, каково его мнение по этому вопросу, и тот распорядился, чтобы лорда Уэллеса похоронили с большими почестями в Вестминстерском аббатстве, сама Сесилия тоже этого хотела. После похорон Елизавета пригласила Сесилию к своему двору в качестве главной придворной дамы. Леди Маргарет проявила к Сесилии большую доброту и пригласила ее пожить в Коллиуэстоне, куда сама намеревалась удалиться после того, как родится ребенок Елизаветы. Маргарет было уже пятьдесят шесть, она начала все сильнее обращаться к религии и планировала проводить меньше времени при дворе. Теперь она посещала мессы шесть раз в день, питалась скудно и строго соблюдала все дни постов. Елизавета знала, что Маргарет носит власяницу вместо сорочки в наказание за грехи. Но это еще не все. Оставаясь супругой Дерби, Маргарет с благословения мужа решила принять обет целомудрия. Елизавета подозревала, что интимной близости между ними давно уже не существовало, если она когда-нибудь вообще была, учитывая, что рождение сына нанесло ущерб физическому здоровью Маргарет, но какой именно, Елизавета никогда не отваживалась спросить. Она присутствовала в церкви, когда ее свекровь, одетая в строгое платье, которое отныне будет носить, стоя на коленях перед епископом Лондона, приносила обеты. Ребенок оказался мальчиком, к величайшей радости и облегчению Генриха. – Я так беспокоился о вас, cariad! – воскликнул он, склоняясь над постелью и обнимая Елизавету. – Последние месяцы дались вам очень тяжело. – Ну, оно того стоило. – Королева улыбнулась и поцеловала мужа. Роды прошли легко. – И у нас теперь есть еще один мальчик. Генрих нагнулся над колыбелью, где мирно спал крошечный младенец, только что в первый раз наевшийся из груди кормилицы. – Не назвать ли нам его Эдмундом в честь моего отца? – спросил Генрих, вопросительно глядя на сына. Елизавета улыбнулась: – Это ему подходит. Мне нравится. – Он станет герцогом Сомерсета и получит титул, который с гордостью носили мои предки Бофорты, – заявил Генрих. – Такое крошечное создание и такое величие! – отозвалась Елизавета. Маленького Эдмунда крестили в церкви обсервантов в серебряной купели, которую по приказу короля снова доставили из Кентерберийского собора. Церемония прошла торжественно и пышно, словно родился наследник престола. Леди Маргарет была крестной матерью и от радости, что вновь стала бабушкой, щедро наградила повитуху и нянек. После этого она уехала с Сесилией в Коллиуэстон, где намеревалась собрать вокруг себя религиозное сообщество, объединенное преданностью Господу и посвященное молитвам и добрым делам. Елизавете взгрустнулось, когда они уехали. Она привыкла полагаться на свою свекровь, спокойную, рассудительную, которая всегда была рядом, и сильно привязалась к ней за прошедшие годы. Ее больше не возмущали ни влияние Маргарет на Генриха, ни его потакание ее притязаниям на особое положение при дворе. Сердце Маргарет находилось в нужном месте, и ни один мужчина никогда не имел более преданной матери. Елизавета знала: есть люди, которые недолюбливают Маргарет и даже боятся ее. Генрих говорил, что она проявляла большую строгость при сборе арендной платы и других причитавшихся ей выплат и могла быть грозной, если ее разозлят, но имелись в ней и трогательная мягкость, и доброта. Посмотреть хотя бы, как она общалась с внуками, – это чистая радость. Елизавета надеялась, что новое жизненное призвание Маргарет не удержит ее вдали от двора надолго. И еще она рассчитывала на возвращение Сесилии, хотя и понимала желание сестры сменить обстановку и получить духовную поддержку, чтобы обрести мир после сокрушительных утрат. Гарри, Маргарет и Мария присутствовали на крещении младшего брата. Гарри требовал ответа: когда Эдмунд подрастет достаточно, чтобы играть с ним в солдатиков, а девочки суетились вокруг малыша, как будто это была кукла. Артура не пригласили. Генрих не хотел прерывать его занятия в Ладлоу. – В феврале это долгая и опасная поездка, я предпочел бы подождать, когда погода улучшится, прежде чем вызывать его ко двору. Елизавета переживала, что Артур не может быть с ними, но ее впечатлили новые планы Генриха относительно образования старшего сына, возникшие в связи с уходом на покой доктора Реде. – Артуру уже двенадцать, он подрос достаточно, чтобы впитать в себя новое гуманистическое учение. Принц успел познакомиться с классиками Древней Греции и Рима, я хочу развивать этот интерес и дальше, что крайне важно для будущего короля в наше время. Я решил назначить главным наставником Артура Бернара Андре. Эта новость пришлась по душе Елизавете. Слепой монах Андре уже три года помогал доктору Реде, и Артур любил его. Под руководством Андре принц прочел и выучил наизусть произведения лучших латинских и греческих авторов. – К нему присоединится мой врач, доктор Томас Линакр. Он жил в Италии и там познакомился с новым учением. Мой библиотекарь Жиль Дьюз может обучать мальчика французскому языку, грамматике и музыке. – Надеюсь, у него останется время на спорт и отдых. Вы же знаете, что бывает, по пословице, когда дети много трудятся и никогда не играют?[34] – Разумеется. Артур должен стать всесторонне развитым человеком, превосходно образованным и способным к мужским занятиям. – Вы думаете, он готов к этому? – Елизавета невольно подумала о хрупком теле своего старшего сына и недостатке в нем жизненных сил. – Конечно! – решительно отверг ее сомнения Генрих. – Судя по всем отзывам, он так же крепок, как любой парнишка в его возрасте. Елизавета задумалась, правда ли это, или Генриху просто хочется верить, что все так и есть. Но ведь наставники Артура не станут лгать о таких важных вещах, верно? Ей не пришлось ждать долго, чтобы своими глазами увидеть, как идут дела у Артура. В мае они с Генрихом отправились в Тикенхилл посмотреть, как он женится на инфанте через посредника, роль невесты исполнял дородный доктор де Пуэбла. Церемония в церкви великолепием соответствовала случаю, однако Елизавета встревожилась, увидев, что Артур такой же худой, как и прежде, и выглядит утомленным. Она заметила, что он покашливает и щеки у него залиты нездоровым румянцем. Тем вечером, когда они легли в постель, она поделилась с Генрихом своими страхами: – Как вам кажется, с Артуром все в порядке? – Врачи говорят мне, что да. Я могу обсудить это с доктором Линакром, если вы тревожитесь. – Он взял ее руки. – Да, это успокоило бы меня. – Я сделаю это завтра. Но мальчик произвел на меня хорошее впечатление. Он превращается в прекрасного юношу. – Да.