– Дорогу его милости Кентерберийскому! – возгласил он. Мужчины нехотя расступились, чтобы пропустить архиепископа, а когда тот воздел благословляющую длань и помолился о том, чтобы Господь сделал союз принца и принцессы плодоносным, возникло даже некое подобие тишины. – Аминь! – произнес король. – А теперь, милорды и леди, мы должны оставить этих молодых людей наедине. Спокойной и приятной ночи вам обоим! Взяв Елизавету за руку, он вывел ее из опочивальни, остальные последовали за ними, обмениваясь шутками и смеясь. Ту ночь король с королевой провели в замке Байнардс. Утомленная волнующим днем, Елизавета уснула, как только ее голова коснулась подушки, ее последней мыслью было: что-то сейчас происходит в Епископском дворце? Удалось ли Артуру справиться со своей мужской ролью? Утром Елизавета первым делом подумала о том же. Ей не терпелось узнать, как все прошло, но мать не могла задавать такие вопросы. А вот Генрих не сконфузился. – Я поговорю с парнем. Обеспечить себя наследником – это жизненно важно, – сказал он после того, как они вместе разговелись по окончании мессы. – А вы спросите у принцессы, как все прошло. – Но не сегодня, – напомнила ему Елизавета. – Она в уединении. – Разумеется. Ну, когда у вас появится возможность. Будем надеяться, скоро они сообщат нам приятные новости. Четырнадцать дней торжеств были спланированы уже давно, и не только по случаю бракосочетания, но и дабы почтить послов, отправленных королем Яковом для организации брака Маргарет. Через два дня после свадьбы Генрих и Елизавета с принцем и принцессой под звуки музыки и приветственные крики лондонцев торжественно отправились на барке по Темзе в Вестминстер. Елизавета исподтишка наблюдала за молодоженами, ища подтверждения, что у них все хорошо. Ей показалось или принцесса немного огорчена? Устроившись в своих покоях, Елизавета сразу позвала к себе Кэтрин и тепло ее поцеловала. Они сели у огня и стали вспоминать свадьбу. – Вы так хорошо держались, – сказала Елизавета. – Мы все гордились вами обоими. – Я благодарна вашим величествам за все, – ответила Кэтрин. – Большего я и желать не могла. Мои родители обрадуются, узнав, какой прием я получила и как великолепно прошла свадьба. – И может быть, моя дорогая, вы дадите им и нам надежду, что ваш союз вскоре принесет желанные плоды, – мягко произнесла Елизавета и сразу поняла, что задела больную струну, так как лицо Кэтрин внезапно помрачнело. – Ваше величество, я тоже на это надеюсь. – Принцесса замялась. – Есть какая-то проблема? Кэтрин залилась краской: – Между мною и принцем Артуром до сих пор ничего не произошло. Елизавета не слишком удивилась: – Дело в Артуре? – Ваше величество, он нездоров! – выпалила Кэтрин. – Он пытался, но… – Это может потребовать времени, – утешила ее Елизавета, борясь с собственными страхами. – Его врач уверяет, что ничего серьезного с принцем не происходит. – Мадам, я помню моего брата Хуана. Он умер от чахотки четыре года назад. И тоже был очень худым и сильно кашлял, как Артур. – Не думаю, что нам стоит ставить под сомнение слова доктора Линакра, – сказала Елизавета, резкостью тона прикрывая тревогу, которую ощутила. В ту ночь в постели она передала Генриху слова Кэтрин и почувствовала, как муж, лежавший рядом с нею, напрягся. – Я еще раз поговорю с Линакром, – ответил он. – Будем надеяться, что другая проблема со временем разрешится. Может быть, мы ждем от них слишком многого и нам следует настоять, чтобы они отложили завершение брака на год или около того. – Это было бы мудро. Мы не хотим, чтобы Артур перенапрягал силы. Генрих, вы ведь поговорите с доктором Линакром не откладывая? – Да, cariad. Не беспокойтесь. Но когда Генрих заключил ее в объятия, она едва не заплакала, потому что знала: у них есть повод для беспокойства и ее супруг просто утешает себя, закрывая глаза на реальное положение дел; ему это необходимо. Следующие дни прошли в круговерти турниров, всевозможных зрелищ и пиров. Генрих тратил деньги без счета. Когда они с Елизаветой распивали на двоих кувшин вина перед началом вечерних развлечений, Генрих сказал ей, что поговорил с Артуром и велел ему отложить вступление в полноценную супружескую жизнь. – Принц имел такой вид, будто у него гора свалилась с плеч, и мне стало жаль его. Он послушный мальчик, знает, что я возлагаю на него большие надежды, и стремится выполнить свой долг, но я сказал, что пока нужно позаботиться о его здоровье. С доктором Линакром я тоже проконсультировался. Он считает, что в прошлом году Артур подхватил лихорадку в Ладлоу и до сих пор не избавился от ее последствий. Но по его словам, со временем все пройдет. – Вы поинтересовались, не может ли это быть чахотка? – Елизавета задержала дыхание, страшась ответа. – Нет, в этом не было необходимости. Линакр знает, о чем говорит. – Генрих осушил свой кубок. – Пойдемте, моя дорогая, нам пора. Елизавета взяла его за руку, но на сердце ее легла тяжесть: она опасалась, что Генрих не спросил про чахотку, так как сам опасался возможного ответа врача. Но когда ставки так высоки, Линакр не стал бы лгать, верно? Он не побоялся бы сказать правду Генриху. Елизавета попыталась унять растревоженные мысли и направить ум на живые картины, устроенные в Белом холле. Три поставленные на колеса платформы поворачивали мужчины в костюмах золотых и серебряных львов: на одной был сооружен замок, изображавший Кастилию; на второй – корабль с переодетыми в матросов людьми и девочкой, представлявшей Кэтрин; а на третьей построили символическую Гору любви. На вершине замка появилась женщина в испанском платье – Кэтрин, а на башнях – дети из Королевской капеллы, целый хор. Два джентльмена, которых называли Надежда и Желание, сошли с корабля и стали ухаживать за инфантой в замке, но она отвергла их. В этот момент восемь рыцарей вырвались из Горы любви и штурмом взяли крепость, принудив инфанту и ее дам к сдаче, после чего женщинам пришлось выйти из замка и танцевать с победителями. Когда смолкли аплодисменты, начались танцы, и Артур вывел на пол свою тетю Сесилию, они исполнили два басданса, после чего под чинные хлопки зрителей вернулись на помост. Затем Кэтрин и одна из ее дам, обе в испанских платьях, станцевали для всей компании и сели рядом с Елизаветой. Гарри сидел и ерзал, ему не терпелось тоже спуститься с помоста, и, как только Кэтрин заняла свое место, он схватил за руку сестру Маргарет и закружил ее по холлу, к вящему удовольствию всех собравшихся. Когда они раскланивались перед Елизаветой, гремели овации. Королева рассмеялась, потому что эта парочка снова заскакала по полу. Генрих расхохотался, Кэтрин тоже улыбалась, Артур же сидел с каменным лицом. Никогда еще контраст между братьями не был так очевиден. – Почему бы вам с Кэтрин не присоединиться к ним? – предложила Елизавета. – Я немного устал, миледи, – ответил Артур, и тон его намекал, что его усталость не имеет ничего общего с истощением сил, а прямо связана с вызывающим поведением брата. Но придворным оно нравилось. Они громко выражали одобрение, когда Гарри сбросил накидку на пол и продолжил танцевать в одном дублете. – Что за мальчик! – улыбаясь, проговорил Генрих. – Хорошо, что я передумал делать его архиепископом Кентерберийским! Празднества продолжались и продолжались. Елизавета начала уставать от них. В следующее воскресенье в Белом холле устроили роскошный обед, на котором Генрих усадил Кэтрин и ее дуэнью по правую руку от себя, Елизавета принимала леди Маргарет, своих сестер и других дам за столом, установленным в соседней спальне короля, а Артур сидел за отдельным столом со своей сестрой Маргарет и Гарри. После обеда Кэтрин вручала призы победителям турниров. Затем король и королева отвели гостей в Вестминстер-Холл, где все посмотрели короткий спектакль и живую картину, в которой лорды и леди исполняли танец в честь бракосочетания. Перед полуночью восемьдесят графов, баронов и рыцарей, выстроившись в процессию, принесли Генриху и Елизавете гипокрас и конфеты, а затем все разошлись по своим постелям. Через неделю королевская семья и двор покинули Лондон на шестидесяти барках, которые доставили их в новый королевский дворец в Шине. Дворец восстал, как феникс, буквально из пепла и теперь назывался Ричмонд в честь графства и титула, который носил король до восшествия на престол. Елизавета и ее дамы кутались в меха, пока лодки скользили по реке под звуки труб, рожков, шалмеев, тамбуринов и флейт. Музыка разносилась над водой с судна, шедшего в череде других, выстроившихся в длинный караван. Все лодки были украшены и гордо несли на себе гербы и штандарты лорд-мэра и ливрейных компаний Сити. В Мортлейке вся компания сошла на берег, после чего на лошадях и в колесницах отправилась в Ричмонд. На место прибыли поздно вечером. Все залюбовались дворцом, хотя при свете факелов можно было разглядеть только возвышавшийся над зданием отремонтированный донжон внушительных размеров да узорные украшения фасада, выходившего на реку. Ввысь возносилось множество турретов, куполов в форме перечниц и остроконечных башенок – пинаклей, – слышалось тихое поскрипывание флюгеров. Ричмонд воистину был раем на земле. Генрих отвел Елизавету к огромному гейтхаусу, где был выбит королевский герб Тюдоров, который держали дракон Кадваладра и борзая Ричмонда. Они прошли под высокой входной аркой и оказались в Главном дворе, окруженном галереями с большими окнами, ромбовидные стекла которых поблескивали в свете факелов. Затем они вступили во внутренний двор, вымощенный мрамором, с прекрасным питьевым фонтаном посередине, украшенным скульптурами львов и драконов, охранявших побеги роз, из которых текла чистая, прозрачная вода. Оказавшись на пороге огромного главного холла, Елизавета затаила дыхание при виде высокой деревянной кровли, декорированной подвесками и резными узлами, шпалерами со сценами разрушения Трои и массивными золочеными статуями английских королей в доспехах, среди которых выделялась фигура Генриха. Казалось, не было такого места, где бы не красовались золотые эмблемы в виде тюдоровских роз и решеток. Королевские покои в донжоне имели красивые эркерные окна с видом на реку и были увешаны гобеленами. Утром Елизавета выглянула из окна своей спальни и ощутила прилив гордости, увидев внизу аллеи для игры в шары, мишени для стрельбы из лука и теннисные корты. Генрих велел устроить их по ее предложению в стиле дворцов Бургундии, которые когда-то так любил ее отец. Он сделал Ричмонд показательным дворцом, архитектурным воплощением могущества своей династии, сокровищницей, наполненной символами власти, богатства и величия. – Это сейчас самый большой дворец в Европе, – тихо промолвил Генрих, подходя к Елизавете сзади и целуя ее в шею. – Я намерен проводить здесь много времени! Она развернулась и сцепила руки у него на шее, а он привлек ее к себе. – Мы опоздаем на мессу, – предупредила его Елизавета. – Архиепископ может подождать. – Генрих усмехнулся. После мессы король повел свою семью и самых дорогих гостей на прогулку по дворцовому саду. В длинной галерее, которую он выстроил для приемов в холодные или дождливые дни, лорды и леди играли в шахматы, триктрак, карты и кости. После обеда для удовольствия Кэтрин и детей испанский акробат исполнял удивительные трюки на переплетении веревок, натянутых в саду. Вечером Генрих, Елизавета и Кэтрин заняли места в холле на помосте, устланном коврами и заваленном золотыми подушками, и смотрели живую картину, изображавшую морских коней и сирен. В кульминационный момент скала на сцене разверзлась, изнутри на волю вырвалось множество белых голубей и кроликов, которые разлетелись и разбежались по холлу, что сильно развеселило придворных. Малышка Мария была вне себя от восторга и пыталась изловить крольчонка. Однако Кэтрин не присоединилась к общему веселью. Весь вечер она была тиха. Это вполне естественно, ведь завтра испанские лорды и леди, которые сопровождали ее в Англию, отправятся домой. Здесь с нею останутся только ее дуэнья и фрейлины. Когда в конце вечера Генрих объявил о завершении свадебных торжеств и раздал подарки испанцам в благодарность за то, что они доставили невесту в Англию, Кэтрин имела такой вид, будто вот-вот расплачется. Елизавета оценила, как ее невестка собралась и исполнила отведенную ей роль, но опасалась, что утром, когда настанет время прощания, сила духа может покинуть принцессу. – Не беспокойтесь, – сказал ей Генрих, когда Елизавета поделилась с ним своими сомнениями. – Я понимаю, наша невестка расстроена, но у меня есть кое-что про запас, чтобы поднять ей настроение. В конце концов обученность Кэтрин строгому испанскому этикету сыграла ей добрую службу. Она изящно и с улыбкой попрощалась с испанскими сеньорами и дамами, а Елизавета передала им письма для Фердинанда и Изабеллы, в которых заверяла родителей инфанты, что с их дочерью все в порядке. Однако после отъезда испанцев бедная девушка выглядела печальной и задумчивой. Генрих отвел их с Елизаветой в свою новую библиотеку и приказал Кэтрин послать за своими дамами. Он достал и разложил на столах несколько прекрасно иллюстрированных рукописей и подборку печатных книг мастера Кекстона, чтобы развлечь принцессу. Она восторгалась книгами, когда появился королевский ювелир с подносом, на котором лежали его изделия. – Выберите себе что-нибудь, дитя мое. Вы можете взять столько вещей, сколько захотите, – предложил Генрих, и глаза Кэтрин расширились. – Ваше величество! Как вы добры! Благодарю вас! Затем последовали весьма приятные полчаса, когда принцесса примеряла украшения, а ее дамы любовались ими. Наконец выбор был сделан, и Кэтрин снова поблагодарила Генриха, а тот подарил остальные вещицы ее фрейлинам. – Это поможет ей развеяться, – сказал король, когда женщины ушли. – Вы очень хорошо придумали. – Елизавета улыбнулась: она любила Генриха за такие проявления доброты. Глава 22