* * * В боковое окно внедорожника постучали, Джимми обернулся и увидел по ту сторону стекла Зака. Джимми опустил стекло и широко улыбнулся. Боже, мальчик растет. – Классная игра, сынок. – Он протянул сыну ладонь, и тот неуклюже пожал ее. – Жаль, нам не хватило времени, – сказал молодой Минти. Во втором тайме они сравняли счет, забив гол Фэрхейвену ближе к концу игры. – Мы бы еще забили, если бы отобрали у них хренов мяч. – Это точно, – согласился Джимми. – Им пришлось выложиться на все сто, иначе бы они с вами не справились. – Да уж, – с гордостью подтвердил Зак. – Куда ты теперь? На другой стороне улицы стояла, отфыркиваясь, собственность Джимми Минти – красный “камаро”, припаркованный впритык к автомобилю второго профессора, а позади “камаро” пристроился пикап, тот, который только что с визгом скрылся за углом. В кузове уже никого не было, и в кабине сидели лишь трое. Пыль в глаза, разумеется. Остальные ребята наверняка дожидались за углом, чтобы снова погрузиться в машину. – Подумали, что неплохо бы скататься в Фэрхейвен и поесть пиццы. – Пиццы и в Эмпайр Фоллз хоть отбавляй. – Знаю, – ответил Зак. – Но ты же не против? – Ладно, поезжайте. Кто там с тобой? – Чуть наклонив голову вбок, он старался разглядеть пассажиров “камаро”, но тонированные стекла были подняты. – Джастин. Тик Роби. И еще одна девочка, Кэндис Берк. Его отец выжидательно кивнул. В машине сидело четверо, что было видно даже через тонированные окна. – Трое, говоришь? Заку явно не хотелось упоминать о четвертом пассажире. – Ах да, еще парнишка по имени Джон. – Джон. А дальше? – Восс, кажется. Джимми кивнул, роясь в памяти: о чем ему говорит это имя? Летом, в июле, парня поймали на краже в супермаркете. Джимми отпустил его, предупредив, чтобы подобное больше не повторялось. Смысла не было возиться с ним. Чудной парнишка, припомнил он. Странно, с чего вдруг его сын взял такого в компанию. – Если тебя поймают на краже в магазине, я тебе задницу надеру. – Этого не случится, – несколько двусмысленно пообещал Зак. – Я все еще могу тебе всыпать, сам знаешь. – Может быть. – Теперь сын улыбался во весь рот. – “Может быть”, засранец ты этакий, – хохотнул в ответ Джимми. – Положим, ты сумеешь сбить меня с ног, но я тебе не тот мальчонка, которого ты уделал сегодня. Я встану и дам сдачи. – Знаю, папа. – Тебе денег хватит? – Вроде как. Джимми кивнул и протянул сыну двадцатку на всякий случай: – Бери. Отдашь, если не пригодится. Что произошло бы впервые. Но Джимми был не в претензии. Ему не хотелось, чтобы его ребенок шарил в пустом кармане, как он сам в его возрасте. Выпрашивая у своего отца ломаный цент, Джимми уматывался так, будто вкалывал весь день напролет. – И не нарывайся на неприятности. Вечером в Фэрхейвене сразу после матча надо быть начеку. Если угодишь в участок за драку, я тебя вызволять не стану. – Понял. – То-то. – Ну так я поехал, ладно? – Как у тебя дела с этой маленькой Роби? – Ай, она опять со своими выебонами. Делает вид, будто я ей не нравлюсь. Джимми прикинул, не отругать ли сына за непристойность, но решил этого не делать. Он и сам употреблял это слово в отношении его матери, и она этого заслуживала. Как и большинство из них, если хорошенько подумать. – Ну, она не была бы дочерью своего отца, если бы ее не заносило порой. Не спускай ей, вот что я скажу. Этих Роби надо на место ставить. – Вскоре ему самому предстояло этим заняться. – Вернусь не поздно. – Разобьете “камаро”, и виновник от меня легко не отделается, – сказал Джимми, ощутив необходимость в этом последнем предупреждении. – Можем поменяться машинами, если ты так беспокоишься, – предложил его шустрый сынок. – Проваливай, пока я тебе штраф не выписал за неправильную парковку. Зак кивнул. Но прежде чем перейти через улицу, он обошел внедорожник и вытащил из водостока пластиковый рожок, потом подбежал к пикапу и вручил рожок парню, сидевшему за рулем. * * * Проще и понятнее всего, рассуждал он, сидя с крепко зажмуренными глазами, кровища в постели объясняется тем, что он до сих пор спит и видит во сне этот кошмар. Ему же всю ночь снился один страшный сон за другим, и теперь кое-какие фрагменты вспыхивали в его мозгу. А кровь на простыне – лишь завершающий эпизод в этом сериале. Когда он снова откроет глаза, то обнаружит себя в постели, может, даже в своей собственной, мающимся похмельем, но здравым и невредимым. Однако, решив проверить эту гипотезу, он понял, что все так же сидит, прислонясь к стене, в чьей-то комнате в общежитии. С той лишь разницей, что теперь он плакал. Очевидно, ночью в этой комнате произошло нечто ужасное, а поскольку он остался жив посреди кровавых следов преступления, напрашивался вывод, что акт насилия был совершен не над ним (хотя, обратил внимание Джимми, на коже у него кое-где виднелась запекшаяся кровь), но скорее им самим. С давних пор, лет примерно с пятнадцати-шестнадцати, вечерами на сон грядущий он упивался мрачными фантазиями про насилие и убийства, и теперь что-то из них неведомым образом стало явью. Вчера вечером он уговорил некую девушку подняться с ним в комнату, потом она его разозлила, и он убил ее. Он смутно припоминал, как подкатывался к нескольким разным девушкам на вечеринке, предлагая заняться с ним сексом. Но не помнил, чтобы кто-нибудь из них проявил интерес, хотя бы из вежливости, но, должно быть, нашлась одна, ответившая согласием. Его опять затошнило. Несмотря на психологическую убедительность этого сценария, Джимми Минти немного утешился недостаточностью наглядных доказательств. Если он убил какую-то несчастную студентку, то где она? Встав на четвереньки, он подполз к валявшемуся на полу у изножья кровати смятому одеялу и приподнял его. Девушки не было. Затем проверил стенной шкаф. Понапихано всякого барахла, но только не мертвая девушка. Могло ли случиться так, что он попытался ее убить, но ей удалось сбежать? Он высунул голову в коридор, с волнением ожидая увидеть кровавый след. Ничего, лишь большое пенное пятно на стене, оставленное, естественно, пивом. Окей. Так, может, он никого и не убивал? Просто кто-то, как свинья недорезанная, испачкал его простыню кровью. По большей части кровь уже высохла и превратилась в коросту, и не только на простынях, но и на его коленках, животе и груди, однако в других местах она была еще влажной и липкой. Опустившись на край кровати, Джимми задумался на секунду, а затем стер чистым уголком верхней простыни подсохшую кровь с коленки и удивился, что колено щипало, пока он его вытирал. Из крошечной царапины – разглядел он наконец – медленно сочились свежие капельки крови. Как же здорово, что кровь оказалась его собственной и все его тело покрыто маленькими тонкими ранками, будто он бритвой поцарапался! Правда, он расстроился, сообразив, что вся эта кровь вытекла из него, но уж убийцей он точно не был. Джимми собирался поступать в Полицейскую академию штата Мэн, и вряд ли приемной комиссии понравится, когда они узнают, что на вечеринке студенческого братства он убил девушку, пусть даже при этом был в стельку пьян и ничего не помнил. Он почти год мучился, выбирая, куда бы ему податься, пока его не осенило насчет полицейской академии, и хотя длительный тюремный срок предоставил бы ему массу свободного времени, Джимми категорически не желал начинать все сначала, перебирая иные карьерные возможности. Нет, если кровь его, это означало, что он все еще может стать копом, и – надо же, сообразил он! – обстоятельства, в которых он очутился, определенно требовали от него некоторой детективной работы. Как, ради всего святого, он умудрился проснуться, покрытый царапинами, понятия не имея, откуда они взялись? Загадка. Он слыхал множество историй о безбашенных вечеринках в братствах, о диковинном ритуале под названием “проверка на вшивость”, совершаемом старшими членами братства над соискателями. Обычно соискателей отвозили куда-нибудь в глушь, отбирали у них одежду и вынуждали возвращаться в кампус в столь унизительном виде. Либо их заставляли пить до полной отключки. Не произошло ли вчерашним вечером нечто в этом роде? Правда, насколько он понимал, прежде чем тебя станут проверять на вшивость, ты должен подать прошение о вступлении в братство, но мало ли… Может, его по ошибке приняли за соискателя членства в “Сигманю”? Конечно, никто его не заставлял пить, пока не отключится. Он сам это с собой проделал. Однако он проснулся абсолютно голым, и это наводило на размышления. Не исцарапали ли его тонким лезвием пьяные братья просто из озорства? Боже правый, у него даже на члене имелась царапина! Хорошей новостью было то, что его одежда валялась в одной куче с одеялом, и Джимми проворно натянул ее на себя. От движений царапины разнылись, но с этим ничего нельзя было поделать. В общежитии стояла тишина, никто еще не очухался от пьяного забытья, смекнул Джимми, и самое время потихоньку выбраться отсюда, не дожидаясь, пока кто-нибудь проснется и поинтересуется, кто он на хрен такой и что здесь делает. Оставался вопрос: стоит ли забрать простыни с собой? Для начала, они ему не принадлежали, и он не хотел бы, чтобы его сочли вором. Опять же, вынеся простыни, он оказал бы любезность хозяину комнаты, избавив его от шока и обалдения при виде всей этой крови. А кроме того, чертово братство поголовно способно вообразить, будто в комнате было совершено убийство, и, протрезвев, они вспомнят странного дружка Билли Барнса, которого опрометчиво впустили к себе. Такая ситуация потребовала бы объяснений, а Джимми Минти сомневался, что сумеет доходчиво растолковать то, что он сам понимал лишь отчасти. Поэтому все же лучше прихватить простыни с собой. Оголяя кровать, он заметил блеск, будто чертовы простыни посыпали там и сям звездной пылью. При ближайшем рассмотрении пыль оказалась осколками стекла толщиною в бумажный лист. Джимми уставился на крошечный обрезок, впившийся в подушечку его большого пальца, когда он сдирал простыню. Он опять сел на кровать, чтобы подумать обстоятельно, и через минуту поднял голову к потолку. Прямо над ним висел светильник без лампы. Нет, не совсем без лампы. Из патрона торчал зазубренный ошметок тонкого стекла – все, что осталось от взорвавшейся лампочки. Неудивительно, что он так беспокойно спал, – на ложе-то из битого стекла. Тайна раскрыта, и он решил оставить простыни и посмотреть, удастся ли кому-то по имеющимся уликам разгадать эту тайну. Свою машину он нашел в конце квартала – там, где и поставил накануне вечером, – и радостно шмыгнул за руль, хотя его ягодицы были исполосованы порезами. Прямо напротив находилось общежитие другого братства, с двумя греческими буквами над входом. Мысль Джимми заработала. Над входом братства, куда он завалился вчера, было три буквы. “Сигманю”, сказал Билли Барнс, сообщая Джимми адрес. Две это буквы или три? Сиг Ма Ню. Три. Обратный путь в Эмпайр Фоллз причинил ему немало неудобств, но Джимми улыбался всю дорогу; теперь он знал: из него получится офигенный полицейский. И был рад, что наведался в Университет штата Мэн. Этим ребятам приходится целых четыре года искать истинное призвание, он же вычислил свое всего за одну ночь. Полицейский автомобиль, припаркованный через улицу на самом виду, – первое, что бросилось в глаза Майлзу, когда он вернулся из асьенды Уайтингов. Игнорируй, велел он себе. Ресторан был явно полон, как и вчера, и в его помощи там определенно нуждались. Он въехал во двор, поставил машину на обычном месте, рядом с мусорным баком, и зашагал к черному ходу, затем, подумав, обогнул здание и вышел на улицу. Джимми Минти, открыв дверцу, вылез из внедорожника прежде, чем Майлз ступил на парковку, и, казалось, слегка опешил, когда Майлз протянул ему открытую ладонь. А возможно, и разочарован – во всяком случае, рукопожатием он ответил не сразу. – Я хочу извиниться за сегодняшнее, – сказал Майлз, когда они разняли руки. – Не знаю, что на меня нашло. Наверное, я просто устал. – Ну, хорошо, что ты извиняешься. А то я подумал было, что дела между нами совсем плохи. – Я бы этого не хотел, – честно сказал Майлз. – Ты был прав. Мне не нужны враги. И уж тем более я не хочу враждовать с тобой. Джимми настороженно кивнул. Ему понадобилась минута, чтобы удостовериться в отсутствии всякой иронии либо сарказма в словах Майлза. – Почему бы нам не сясть в машину? Сесть, я имею в виду. Ты был прав. Я всегда путался в этих “сесть, сижу, сяду”. Старая леди Лампли исправляла мои ошибки красной ручкой. Помнишь ее? – Помню, – ответил Майлз, открывая дверцу с другой стороны. – Я не смогу задержаться надолго. Ресторан, похоже, битком. – Боишься, без тебя не справятся? – спросил Минти, когда Майлз забрался в машину, а сам он устроился за рулем. – Нет, – покачал головой Майлз. – Скорее, боюсь, что справятся. Джимми медленно кивнул, словно эта мудрость была слишком велика, чтобы усвоить ее на счет раз. Помолчав, он сказал: – Вот так-то лучше. Ты и я, просто разговариваем. А не выдрючиваемся. Майлз кивнул в ответ. Если он не ошибался, ему предлагали повторить извинения. Либо предоставить более развернутое и удовлетворительное толкование их стычки.