Айя давно перестала считать королевский замок своим домом. Орлы жили в нем всего столетие, оставив свое поместье на попечение побочных ветвей семьи. Замок ничуть не походил на тихое родовое гнездо – скорее, на открытый мешок с сахаром, куда слетались разноцветные мухи. Гости, стража, рыцари, слуги короны, королевский совет, снова гости… И конечно же, монахи. Последние, хвала Санкти, появлялись в замке нечасто, но каждая встреча с ними для Айи оборачивалась неудачей. Служители Владык не приносили ей хороших новостей. Не повезло и в этот раз: спеша в свою комнату, орлиная наследница не сразу увидела монаха Отриса – лысого и бледного старичка, чье лицо при виде принцессы вытянулось, будто на глаза ему попался не человек, а нечто среднее между ежом и ящерицей. Отрис скрестил руки на своем круглом животике, пряча розовые, как у ребенка, пальцы в рукава монашеской рясы. Он неловко поклонился и тут же прибавил шагу, будто боясь провести в обществе принцессы лишнюю секунду. Еще до того, как дверь отворилась, Айя поняла, что в ее комнате кто-то есть. Королева сидела у окна, в плетеном кресле-качалке, вполоборота к дочери. На ее коленях, укрытых пледом, лежала небольшая прямоугольная рамка. Двумя днями ранее принцесса нашла ее в сокровищнице вместе со злополучным медальоном и перенесла в свою комнату. Ей казалось неправильным то, что портрет старшего брата, пусть и нарисованный углем, убрали подальше от чужих глаз. Так же поступили и с картинами маслом, на которых присутствовал орлиный наследник: их сняли со стен галереи, упрятав в сокровищницу, будто стеснялись изображенного на них подростка. Айя знала, что матери невыносимо любое упоминание об умершем сыне – сейчас, рассматривая его изображение, она неподвижно застыла в кресле. Казалось, что в теле Миранды умерло все, кроме пальцев – они аккуратно обводили контуры лица ребенка на портрете. – Мама… – Немного помедлив, Айя присела у ее ног. – Наколдуй мне огоньков, – попросила королева хриплым голосом. Принцесса раздвинула тяжелые шторы, и тотчас в полых тарелках на окне заиграли белые язычки пламени. Они скользили по поверхности непрерывным кольцом, и очень скоро в комнате стало теплее. Миранда благодарно кивнула. – Моя мать говорила, что даже с самым сильным страхом в сердце можно создать белый огонек. Всего-то и нужно… – …что пожелать тепла, – закончила за нее Айя, и королева улыбнулась. Языки пламени, танцуя в тарелке, открывали двери в прошлое, и память о волшебстве в руках бабушки на короткий миг согрела и объединила женщин. – Я рада, что ты не забыла ее слова так же быстро, как мои. Умиротворенная воспоминаниями о бабушке, Айя не сразу услышала упрек в словах матери. Конечно, королева ждала ее не ради разговора о почивших родственниках. После Представления им так и не удалось нормально поговорить: весь замок стоял на ушах, а отец, судя по сплетням служанок, погряз в делах, забыв о сне. Стыд накатил волной, сжав горло, и принцесса поклялась себе еще раз, что как можно скорее решит проблему с Мейсоном. – Ты игнорируешь и мои просьбы, и мои указания; твои поступки основываются на сиюминутной потребности, и никаких мыслей о последствиях. Ты проиграла. Наследница великого рода, гаранта мира не только среди подданных магов, но и среди сильнейших семей, ты позволила пошатнуться укладу, который существовал столетия до нашего поколения. Объясни мне, Айя, – королева поднялась, отложив портрет сына на подоконник, и мягкий плед неслышно сполз по ее ногам, – как ты могла проиграть, когда каждый из наследников, заходя в донум, имел при себе едва ли десятую часть силы? Медведи, Куницы и Драконы в день Представления были слабее детей, которые впервые ступают на порог школы, в то время как твоя сила предстала перед Анте в полной мере? Айя опустила голову, не смея прерывать гневную речь матери. Наследница понимала ее злость, хорошо знала, какую беду призвала на их головы, но не могла иначе. Раз соврала однажды, то вынуждена врать до конца, и бросить Джонаса сейчас – все равно что самой ткнуть в него пальцем на глазах у монахов и прокричать «Виновен!». – Смотри мне в глаза, – приказала мать, и Айя послушалась. – Отцу не нужно сторониться драконьей семьи. Господин Маттео, которого он не принимает, засвидетельствовал мне свою преданность. Дядюшка не поддержит Мейсона в притязаниях на престол, – доложила принцесса, и ее голос прозвучал неестественно тонко. – Ты ездила к Драконам? – возмутилась королева, хватая дочь за подбородок. – Откуда в тебе столько наглости, Айя? Где корень твоего безрассудства?! – Миранда отвернулась от принцессы, громко втянув носом воздух. Опустив руку на полое блюдце, она наблюдала, как пламя охватило ее пальцы, не опаляя кожу. – Мне стоило запереть тебя. Драконы должны были прийти к нам первыми. – Отец не прини… – Они должны были прийти с Мейсоном! – прервала ее королева. – Столица полнится слухами. Народ наблюдает за каждым решением короля. Совет, получив в свои руки доводы против нас, смелеет с каждым словом. Стоит одному прошептать, что хозяина короны пора менять, как его подхватит другой, за ним третий… Не пройдет и пары дней, как те, кто клялся в своей верности, соблазнятся мыслью о власти. И в это время дочь короля сама едет к Драконам! Ты видела Мейсона? – резко спросила женщина. – Его не было дома. – У мальчишки больше ума, чем у тебя. Айя сцепила руки за спиной, понимая, что мать оскорбила ее не со зла. – Зачем приходил монах Отрис? – робко поинтересовалась она, надеясь отвлечь матушку. – Проверял. Надеюсь, ты еще помнишь, что не на лучшем счету у служителей Владык? Какими бы значимыми ни были должности, которые я жалую им, какими бы глубокими ни были мешки золота, которые я выделяю на нужды служителей, ничего из этого не умеряет их страх перед тобой! Они боятся мира под твоей властью, момента, когда ты наденешь корону на голову, поэтому Мейсон для них сродни спасителю, которого ты сама за руку подвела к престолу! Укол достиг своей цели, и Айя скривилась, не в силах спрятать обиду. Миранда подошла к дочери, видя, что ничего, кроме непонимания со стороны собственного ребенка, не добилась. Женщина взяла ладонь принцессы в свои руки и с сожалением пояснила: – Твоя жизнь – единственное, что заботит меня на протяжении долгих лет. Если сейчас мы потеряем корону, то вместе с ней исчезнет и твоя важность в глазах народа. Пройдет немного времени, и страх перед силой, однажды сорвавшейся с твоих рук, перевесит единственное чудо, ими же созданное. И как только служители придут за тобой, смерть снова окажется на пороге. – Миранда обняла дочь, и последние ее слова, сказанные полушепотом, Айя едва расслышала: – Потому что ни я, ни твой отец больше не позволим монахам забрать нашего ребенка. Королева, поцеловав дочь в висок, покинула комнату, оставив принцессу в смятении. Упав на колени, Айя судорожно схватилась за плед, пряча в нем лицо. Перед глазами проносились картины прошлого: стена черного пламени, дым до самых звезд и люди, ищущие спасения. Рев защитников, погибающих в огне, и ее собственный крик – одна бесконечно повторяющаяся мольба: «Вернись! Вернись!» * * * Миранда, покинув комнату дочери, столкнулась лицом к лицу с ее охранником. Сын кузнеца Долора, выходец из далеких Солнечных холмов, молчал, ожидая ее приказов. В глазах мужчины не было и намека на волнение – он не испытывал страха перед королевой ни в их первую встречу, ни сейчас. Миранде это не нравилось. Она и по сей день сомневалась в назначении Долора на пост личного охранника ее дочери. Он знал про Айю достаточно, чтобы испортить ей жизнь, но обладал настолько неоспоримыми преимуществами, что более подходящего телохранителя найти было сложно: талантливый маг воды, он не рвался угодить принцессе, совершенно не интересовался политикой и золотом. Последнее ему не единожды предлагали в обмен на подробности о жизни наследницы. Миранда лично тайно организовала несколько таких предложений, чтобы проверить его верность. Благодаря Долору королева была в курсе событий, которые утаивала от нее дочь: от мелких провинностей вроде спора на деньги с сыном Куниц до более серьезных, за которые ей еще предстояло ответить. Но все это меркло перед одним огромным минусом – общим прошлым Айи и Долора, которое нельзя было игнорировать. «Глубина», – процедила про себя Миранда, припомнив имя, которое, словно кличку собаке, выдала охраннику Айя, отказываясь называть его иначе. Дочь с яростным упрямством всегда вставала на его сторону – стоило только вспомнить случай, когда Миранда собиралась разжаловать Долора, найдя ему достойную замену. Тогда Айя, не размениваясь по мелочам, обратилась напрямую к отцу, отстаивая свое право выбирать личную охрану. Король уступил ей, признав, что она давно вышла из того возраста, когда мать должна принимать решения за нее. С тех пор Миранда потеряла право распоряжаться охраной дочери, но это не помешало ей заставить Долора докладывать о каждом шаге принцессы. Теперь она могла поддерживать в глазах Айи иллюзию самостоятельности, наблюдая при этом не только за ней, но и за Глубиной. – Пойдем, – приказала королева, направляясь в гостевую комнату в восточном крыле замка, где она каждый пятый день недели принимала просителей. – Думаю, тебе есть что мне рассказать. Глубина последовал за ней. Он привык балансировать между двумя орлицами, докладывая королеве об одних проступках ее дочери и скрывая при этом другие. Айя согласилась дорого заплатить за эту преданность, только чуть позже, когда их договор, заключенный два года назад, вступит в силу. Долора не пугало ожидание – оно держало его на плаву. * * * – Змея на горизонте уж давно к тебе белым брюхом повернулась, – раздалось над ухом, и Айя недовольно дернулась, медленно открывая глаза. Знакомое лицо расплывалось в потоке света, и принцесса, накрыв голову подушкой, пробурчала что-то невразумительное. Старая няня, которая по утрам будила королевское чадо, потянула на себя подушку, приговаривая: – Пора уж соне и честь знать: охранник твой с самого утра под дверью томится, пока ты сны досматриваешь. Не стыдно? Наблюдая, как резво подскочила сонная принцесса, няня растянула сухие губы в улыбке. Да, она вырастила доброе дитя, хоть и спуску не давала. Не позволяла капризничать, зато всегда помогала в хороших начинаниях. Хвала Санкти, Айя, несмотря на тяжелое детство, смогла сохранить озорство, присущее детям, и не дала сердцу обратиться в камень. А иначе не прыгала бы сейчас по комнате, торопя служанок, с таким волнением в глазах. Каждый новый день она встречала улыбкой и надеждой, что он принесет больше радостей, нежели бед. Когда Айю одели в легкое ситцевое платье, пожилая женщина отпустила служанок, оставшись наедине с непослушными волосами принцессы. Девочку она теперь заплетала сама – ни у кого из молоденьких служанок не получалось совладать с пучком волос, что остался от некогда длинной косы. А в ее руках непослушные пряди, поутру торчащие во все стороны, становились гладкими и шелковистыми. Недаром же к ней стайкой бегали придворные дамы, с каждым днем суля все больше звонких монет. Только вот сначала Орлица, а после уж – на кого время останется. Но девчонка вряд ли оценит – вон как скулит, стоит только пройтись деревянными зубьями расчески по колтуну в волосах. – Ты в своей кровати спала или по полу каталась? Отчего волосы на сноп соломы походят? – ругала принцессу няня, придерживая пальцами короткие пряди. Айя терпела, зная, что матушке, пусть и не по крови, лучше не возражать, не то нравоучения затянутся до полудня. – Сон плохой снился, – пробурчала принцесса, поборов желание схватиться руками за голову. – Как пришло, так и уйдет, – отмахнулась старая женщина, распутывая маленький узелок в волосах. – Няня, ты разве не веришь снам? – удивилась Айя. – Сама же говорила, что через сны с нами говорят Санкти. – Вот бы ты меня в остальном так же слушала, – укорила женщина, доплетая косу. Айя замолчала. Не часто няня говорила как ее мать, но их речи в последнее время были похожи, словно соловьиные песни. – Сразу посвежела, – ворковала старая женщина, пряча последнюю шпильку в косе. – Всего-то нужно было причесать да заплести. Вот она, молодость. – Видя, как у принцессы брови сошлись на переносице, женщина добавила: – Не снам надо верить, а себе самой, птенчик. Что это ты у меня совета спросить решила? Неужто снился возлюбленный? Щеки Айи стали пунцовыми, и няня хрипло рассмеялась. – Наконец-то вижу, что сердце у тебя девичье. А все мальчишкой прикидывалась. Живи своей жизнью, дитя. – Старуха погладила ее по щеке. – Не пытайся заменить родителям сына. Выйди замуж, сними с себя тяготы, что корона пророчит, а покой людей беречь оставь супругу. Женское счастье не во власти – в семье и детях. А ты в счастье больше других нуждаешься. Сама как-нибудь поймешь. – Няня… – ошалело пролепетала Айя. Подобных откровений от вырастившей ее женщины она еще не слышала. В дверь постучали. На пороге появился гонец и вручил принцессе запечатанный конверт. Увидев драконью печать на расплавленном сургуче, Айя не стала открывать письмо на глазах у няни. Подхватив со стула легкую накидку, она выскочила из комнаты. – Здравствуй, – не глядя пробормотала принцесса Глубине, вскрывая конверт. Пробежав глазами пару строк на пергаменте, наследница внутренне возликовала. «Попался!» – После завтрака поедем в храм, – предупредила она. – Приготовь неприметную карету. Нам ни к чему лишнее внимание. * * * Когда принцесса спустилась в небольшую столовую, король уже закончил с основными блюдами. Его Величество пил кофе, вполуха слушая доклад министра. Краснеющий старичок взволнованно рассказывал о ситуации с арендаторами на границе со столицей; судя по его словам, на прибрежный участок претендовали, по меньшей мере, трое земледельцев, и споры за желанную территорию грозили вылиться в открытое противостояние. По правую сторону от короля сидела супруга – на ее лице застыло безучастное выражение, а взгляд блуждал где-то за окном. Айя знала, что матушка недовольна. Отец, заваленный делами, мог уделить внимание семье только во время завтрака, и даже эти несчастные полчаса сейчас съедали проблемы арендаторов, которые ничуть не волновали Миранду. Завидев дочь, Азариас прервал министра. Тот неуклюже отступил, едва не запнувшись о ножку стула. – Доброго утра, дочка, – пожелал король, и Айя, подойдя, поцеловала отца в щеку. – И тебе, папа. Краем глаза принцесса заметила, как смягчилось лицо матери, как ее губы расплылись в улыбке. Королеву не могли тронуть тысячи жалоб подданных, но одно привычное проявление любви между мужем и дочерью из раза в раз заставляло ее сердце таять, как снег под весенним солнцем. «Наверно, старость», – решила Айя, принимаясь за овощной салат и хрустящие гренки. Министр продолжил свой доклад. Принцесса, быстро расправившись с едой, направилась к выходу из столовой, но остановилась у самых дверей. Там, у окна, стоял золоченый насест. На жердочке, крепко обхватив ее жилистыми лапами, дремал Регус, защитник короля. Свет из окна окутал птицу, словно плащ; темно-рыжее оперение орла походило на расплавленную бронзу. По левую сторону от насеста замер страж. Айя легонько коснулась холки защитника – перышки под ее пальцами были мягкими, как пух на грудке птенца. Регус очнулся и обратил на нее тяжелый, мутный взгляд. Жалость набухла в груди принцессы, будто сухой ком земли, упавший в воду. Последний живой защитник орлиного рода, единственное доказательство того, что Санкти еще не отвернулись от правящей семьи. Регус был слишком ценен для короны, а потому монарх запретил ему покидать стены замка. Орла иногда выпускали полетать в Большом зале, и он часами парил у самого потолка, там, где за куполообразным окном просматривалось небо. «Золотая клетка для защитника», – подумала принцесса. Одного взгляда на Регуса хватало, чтобы понять: смерть в свободном небе была ему ближе, чем жизнь среди удушающих стен. Но судьба защитника – жить тенью хозяина, и он стойко нес свое бремя, ожидая мига, когда вновь будет свободен.