Помолчав, Тамалейн заговорила: — Возвращайся на свой пост, Кипуна. Ты очень хорошо поработала. — Благодарю вас, Преподобная Мать. — Между священниками начнется разлад, — сказала Тамалейн. — Слово Шианы — закон для них, потому что в нее верит Туэк. Они перестанут использовать червей как орудие наказания. — Для двух заключенных, — сказала Кипуна. — Да, это ты хорошо подметила. Двое заключенных расскажут, что с ними произошло. История будет искажена слухами и преувеличениями. Люди скажут, что Шиана защищает их от священников. — Но разве она и действительно не делает этого, Преподобная Мать? — Да, но подумай, какой выбор остается у священников. Они станут более широко применять альтернативные виды наказаний — порку и различные виды депривации. Страх перед Шайтаном уменьшится, зато возрастет страх перед священниками. В течение последующих двух месяцев донесения Тамалейн в Капитул полностью подтвердили ее правоту. «Самой распространенной мерой наказания стало ограничение пищевого рациона, особенно воды», — доносила Тамалейн. Дикие слухи распространяются по Ракису и уже достигли самых отдаленных его уголков. Скоро они появятся на других планетах. Тамалейн очень умело рассчитала воздействие своего рапорта на Сестер. Эти донесения увидят многие, в том числе и те, кто не слишком доволен Таразой. Каждая Преподобная Мать сможет представить себе, что может теперь произойти на Ракисе. Многие видели, как Шиана появлялась из глубин Пустыни верхом на черве. Стремление священников к секретности потерпело фиаско с самого начала. Неудовлетворенное любопытство породило свои ответы. Догадки в большинстве случаев опаснее фактов. В предыдущих рапортах речь шла о детях, которых доставляли Шиане для игр. Многочисленные истории об этих случаях обрастали невероятными слухами и сплетнями, которые Тамалейн аккуратно посылала в Капитул. Двое заключенных, вернувшихся на свою улицу в новых добротных одеждах, подлили масла в огонь творимой на глазах мифологии. Сестры Общины — большие мастера этого жанра — мифотворчества — постепенно получали в свои руки рычаги воздействия на умы и сердца. «Мы дали населению пищу в виде сбывающихся надежд», — доносила Тамалейн в Капитул. Она размышляла над порожденными Бене Гессерит фразами, перечитывая последний рапорт. — Шиана — это та, которую мы давно ждем. Это было достаточно простое высказывание, которое могло распространиться без существенных искажений. — Дитя Шаи-Хулуда явилось, чтобы примерно наказать священников. Эти слова имели далеко идущие последствия. В темных аллеях в результате озлобления народа погибли несколько священников. Такой поворот событий повлек за собой усиление корпуса священников и новые несправедливости в отношении населения. Тамалейн обдумывала визит делегации священников к Шиане. Необходимость этого визита была обусловлена разногласиями между Туэком и его советниками. Семь священников во главе со Стиросом были возмущены тем, что Шиана постоянно обедает в компании уличного ребенка. Зная, что это рано или поздно произойдет, Тамалейн распорядилась записать беседу советников с Шианой полностью — звук и картинку, чтобы потом проанализировать слова и мимику, по которой можно было бы судить об истинных намерениях говоривших. Для наметанного глаза Преподобной Матери это была не слишком сложная задача. — Мы собирались принести жертву Шаи-Хулуду! — протестовал Стирос. — Туэк приказал вам не сметь спорить со мной, — сказала Шиана. Как улыбались жрицы, видя замешательство Стироса и других священников! — Но Шаи-Хулуд… — начал было Стирос. — Шайтан! — поправила его Шиана. На ее лице ясно читалось: Неужели эти тупые священники действительно ничего не понимают? — Но мы всегда думали… — Вы ошибались! — Шиана нетерпеливо топнула ногой. Стирос притворился, что ему нужна четкая инструкция. — Следует ли нам верить, что Шаи-Хулуд, Разделенный Бог, есть одновременно и Шайтан? Господи, какой же он непроходимый глупец, подумала Тамалейн. Даже такая молоденькая девочка, как Шиана, может поставить его в тупик. — Любой уличный ребенок понимает это, как только начинает ходить, — напыщенно произнесла Шиана. — Откуда ты знаешь, что понимают уличные дети? — лукаво спросил Стирос. — Ты — воплощение зла, если смеешь сомневаться в моих словах! — обвиняющим тоном заявила Шиана. Она давно научилась пользоваться таким приемом, зная, что ее слова обязательно дойдут до Туэка и у любого спорщика возникнут проблемы. Стирос тоже слишком хорошо это знал. Он опустил глаза и слушал, как Шиана терпеливо, словно рассказывая в сотый раз одну и ту же сказку маленькому ребенку, объясняла, что либо Бог, либо дьявол, либо и тот и другой одновременно могут вселиться в червя, и не дело человека вмешиваться в Божий промысел. Смертный может лишь принять это как данность и смириться. Человек не смеет решать таких вещей. За такую ересь Стирос в свое время отправил в Пустыню на съедение червям не одного человека. Выражение его лица, а оно по просьбе Тамалейн было записано очень тщательно, ясно говорило, что раньше подобные мысли зарождались на самом дне ракийского общества среди его отбросов. Но что происходит теперь! По милости Туэка он, Стирос, стоит, словно мальчишка, перед этой соплячкой и воспринимает ересь, как благовест Божественной истины. Просматривая запись, Тамалейн решила, что блюдо, пожалуй, скоро будет готово — по крайней мере вода в горшке уже кипит вовсю. Именно так она и написала в своем донесении Капитулу Общины. Стироса обуревают сомнения, сомнения во всем, кроме того, что население начало боготворить Шиану. Шпионы из окружения Туэка доносили, что он усомнился в мудрости своего решения об устранении историка и стилиста Дорминда. — Имел ли Дорминд право сомневаться в ней? — то и дело спрашивал Туэк у своего окружения. — Ни в коем случае! — в один голос кричали льстецы из свиты. Да и что еще могли они сказать? Верховный Жрец не мог допустить ошибку в столь важном вопросе. Бог не попустит этому. Однако совершенно очевидно, что это Шиана сбила его с толку. Решения многих предыдущих Верховных Жрецов были преданы полному забвению, требовался пересмотр и новое толкование догм. Стирос не отставал от Туэка: — Что мы в действительности о ней знаем? В распоряжении Тамалейн был полный отчет обо всех таких столкновениях. Вот съемки совсем недавнего спора. Апартаменты Туэка. Собеседники вдвоем (точнее, они так думают) разговаривают, удобно расположившись в креслах-собаках при неярком свете единственного плавающего светильника, подвешенного невысоко над их головами. — Возможно, мы провели негодный тест, когда в первый раз оставили ее в Пустыне с тампером, — заговорил Стирос. Это было очень хитрое высказывание. Туэк не обладал изощренным умом. — Негодный тест? Что, собственно говоря, ты имеешь в виду? — Бог может пожелать, чтобы мы провели и другие испытания. — Ты же видел ее своими глазами! Она множество раз общалась в Пустыне с Богом. — В этом-то все и дело, — Стирос ухватился за новую возможность. Туэк дал именно такой ответ, на который рассчитывал старик. — Если она способна разговаривать с Богом, оставаясь при этом целой и невредимой, то, возможно, она может научить этому и других. — Ты же знаешь, как она сердится, когда мы предлагаем ей сделать это. — Может быть, мы подходим к проблеме не с тех позиций? — Стирос, но что, если девочка права? Мы служим Разделенному Богу. Я много и серьезно размышлял над этим. Почему Бог разделился? Это последнее испытание Бога? По выражению лица Стироса стало ясно, что именно такой гимнастики ума его клика боится больше всего. Он попытался увести Верховного с опасной дороги, но Туэк твердо решил увязнуть в дебрях метафизики. — Последнее испытание, — настаивал на своем Туэк, — заключается в том, чтобы увидеть зло в добре и добро в зле. На лице Стироса отразился неописуемый ужас. Туэк был Верховным Помазанником Божьим. Ни один священник не имел права сомневаться в сказанном им. Если Туэк вздумает публично выступить с подобными идеями, то будут потрясены самые основы веры и власть священства! Ясно, что Стирос спрашивает себя, не настало ли время удалить Верховного Священника. — Я же никогда не смел даже предполагать, что мне придется обсуждать столь глубокие идеи с моим Верховным Священником, — сказал Стирос. — Но, вероятно, я могу сделать кое-какие предложения, с помощью которых станет возможным разрешить многие сомнения. — Делай свое предложение, — ответил Туэк. — В одежду девочки можно вшить маленькое подслушивающее устройство и узнать, о чем она… Ты полагаешь, что Бог не узнает, что мы это сделали? — Такое никогда не приходило мне в голову! — Я не прикажу отправить ее в Пустыню, — отрезал Туэк. — Но если это будет ее собственное желание? — Стирос придал своему лицу самое располагающее выражение, на какое был способен. — Она много раз так поступала. — В последнее время она не ходит в Пустыню. Кажется, ей больше не о чем советоваться с Богом. — Но разве мы не имеем права просто сделать ей предложение? — спросил Стирос. — Какое, например? — Шиана, когда ты снова будешь говорить со своим Отцом? Не хочешь ли ты снова предстать перед Его лицом? — Это не предложение, а подталкивание. — Я лишь высказываю предположение. — Я бы не сказал, что дитя Бога такая простушка! Она говорит с самим Богом, Стирос. Бог может сурово наказать нас за такие вольности. — Но разве не Бог дал нам ее для изучения? — невинно поинтересовался Стирос. Для Туэка такие речи были тем же, что и ересь Дорминда. Верховный злобно посмотрел на Стироса. — Я хочу только сказать, что Бог хочет, чтобы мы чему-то научились у нее, — продолжал плести свою паутину Стирос.