Но вот мы приближаемся к пункту назначения, и уверенность в себе сразу дает крен. Надеюсь на бога, что план удастся. Мне нужно пригласить ее куда-то, где нам никто не станет мешать. Скажем, на ужин в ресторан. Проклятье! Надо было сообразить и зарезервировать где-нибудь столик. Ей нужно поесть. Прежде всего я заставлю ее поужинать, а потом попробую найти правильные слова. Последние дни показали, что мне трудно остаться одному, что мне кто-то нужен – мне нужна она. Я хочу, чтобы она была рядом. Но хочет ли этого она? Удастся ли мне убедить ее, чтобы она дала мне второй шанс? Время покажет, Грей, – не волнуйся. Только не отпугни ее и на этот раз. Через пятнадцать минут мы садимся на вертолетную площадку в центре Портленда. Я глушу двигатель «Чарли Танго» и выключаю бортовой передатчик, подачу топлива и радиосвязь. Ко мне тут же возвращается неуверенность, которую я испытываю с тех пор, как решил вернуть себе Ану. Я должен рассказать ей о своих чувствах, и это будет трудно – потому что я сам не понимаю своих чувств к ней. Я знаю, что скучал без нее, что мне было очень плохо и что я готов общаться с ней на ее условиях. Но устроит ли это ее? И устроит ли меня? Поговори с ней, Грей. Расстегнув ремни, я поворачиваюсь, чтобы высвободить ее, и ловлю ее сладкий аромат. Ах, как она пахнет. У нее всегда такой приятный запах. Она украдкой бросает на меня быстрый взгляд, словно ей в голову пришла неприличная мысль. Интересно, какая? Как всегда, очень хочется узнать, о чем она думает. – Понравился полет, мисс Стил? – Да, благодарю вас, мистер Грей. – Ну, теперь пойдем смотреть фотографии твоего приятеля. Я открываю дверцу кабины, спрыгиваю вниз и подаю руку Ане. Джой, менеджер вертолетной площадки, приветственно машет нам рукой. Он уникум: ветеран Корейской войны, но по-прежнему подвижный и быстрый, словно молодой. От его зоркого взгляда ничто не укроется. Его глаза загораются, и он одаривает меня скупой улыбкой. – Джой, присмотри за машиной. Стивен заберет ее после восьми. – Будет сделано, мистер Грей. Мэм, – он вежливо кивает Ане. – Ваш автомобиль ждет внизу, сэр. А, да, лифт не работает; вам придется идти пешком. – Благодарю, Джой. Мы идем к пожарной лестнице. Я гляжу на высокие каблуки Анастейши и вспоминаю, как она некрасиво шлепнулась в дверях моего кабинета. – Хорошо еще, что тут всего три этажа. Ты на таких каблуках. – Я прячу улыбку. – Тебе не нравятся эти ботильоны? – спрашивает она, глядя на свои ноги. Услужливая память тут же подсовывает мне приятную картину – как они лежали на моих плечах. – Очень нравятся, Анастейша, – бормочу я, надеясь, что по моему лицу она не догадается о сладострастных мыслях. – Ладно. Пойдем не спеша. Еще не хватало, чтобы ты споткнулась и сломала себе шею. Обнимая ее за талию, радуюсь, что лифт сломался, – ведь я получил законный повод для того, чтобы прижимать ее к себе, пока мы спускаемся по ступенькам. По пути в галерею мои опасения удваиваются. Нам предстоит посетить вернисаж ее так называемого друга. Парня, который, когда я видел его в последний раз, пытался засунуть язык ей в рот. Возможно, в последнюю неделю они общались, и сейчас им предстоит долгожданное свидание. Черт. Я как-то не подумал об этом раньше. Хотя на-деюсь, это не так. – Хосе – просто мой друг, – тихо говорит Ана. Что? Она читает мои мысли? Неужели у меня все на лице написано? С каких это пор? С тех пор как она содрала с меня всю мою броню. С тех пор как я понял, что она мне нужна. Она глядит на меня, и у меня сжимается сердце. – Твои красивые глаза теперь занимают половину лица, Анастейша. Пожалуйста, обещай мне, что ты будешь есть. – Да, Кристиан, я буду есть, – отвечает она, и я слышу разочарование. – Я говорю серьезно. – Да ну? – В ее голосе звучит откровенный сарказм, и я с трудом сдерживаю злость. Черт побери. Пора мне заявить о своих намерениях. – Я не хочу воевать с тобой, Анастейша. Я хочу, чтоб ты вернулась, и хочу, чтоб ты была здоровой. Она смотрит на меня, широко раскрыв глаза, почти с испугом. – Но ведь ничего не изменилось, – возражает она и хмурится. Ох, Ана, изменилось – во мне произошел тектонический сдвиг… Тут мы подъезжаем к галерее, и у меня не остается времени на объяснения. – Давай поговорим об этом на обратном пути. Уже приехали. Чтобы она не успела сказать, что ей это неинтересно, я торопливо выскакиваю из машины, обхожу вокруг и открываю дверцу. Замечаю, что Ана страшно злится. – Зачем ты так делаешь? – сердито шипит она. – Что я делаю? – Черт возьми – что это такое? – Говоришь такие вещи, а потом… Так вот оно что, вот почему ты злишься? – Анастейша, мы приехали туда, куда ты хотела. Давай пойдем в галерею. Потом поговорим. Я не хочу устраивать сцены на улице. Она недовольно, даже обиженно поджимает губы, потом угрюмо бурчит: – Ладно. Сжав ее руку, быстро иду к галерее. Она семенит за мной. Галерея просторная, ярко освещена. Прежде здесь был какой-то склад, а потом его переделали в стильное помещение с деревянными полами и кирпичными стенами. Портлендские интеллектуалы потягивают дешевое вино и вполголоса обмениваются впечатлениями, осматривая экспозицию. Нас встречает молодая женщина. – Добрый вечер! Милости просим на вернисаж Хосе Родригеса. – Внезапно она впивается в меня взглядом. На мне узоров нет, милая. Не надо так таращиться. Женщина заливается краской, но быстро берет себя в руки и обращается к Ане: – А, это ты, Ана. Мы хотим, чтобы ты тоже поучаствовала во всем этом… Она вручает ей брошюру и направляет нас к импровизированному бару. Ана хмурит брови, и над ее переносицей появляется маленькая галочка, похожая на букву «v». Мне хочется поцеловать ее, как я делал это прежде. – Ты ее знаешь? – спрашиваю я. Ана мотает головой и хмурится еще сильнее. Я пожимаю плечами. Что ж, это Портленд. – Что ты будешь пить? – Пожалуй, бокал белого вина. Я направляюсь к бару и слышу за спиной радостный возглас: – Ана! Оборачиваюсь и вижу, как этот парень обхватил своими лапами мою девчонку. Проклятье. Я не слышу, о чем они говорят, но Ана закрывает глаза, и на один ужасный миг мне кажется, что она сейчас заплачет. Но нет, она сдерживается, а парень берет ее за плечи и окидывает взглядом с ног до головы. Да-да, она так похудела из-за меня. Меня снова захлестывает ощущение вины – впрочем, она вроде бы пытается заверить его, что все в порядке. А его, кажется, ужасно интересуют ее дела, черт побери. Слишком сильно интересуют. В моей груди закипает злость. Она ведь уверяла меня, что он просто один из ее друзей, но теперь мне совершенно очевидно, что он так не считает. Он рассчитывает на большее. Отвали, приятель, она моя. – Выставка классная, она впечатляет, вы согласны? – спрашивает меня лысеющий парень в толстовке с кричащим принтом. – Я только пришел и еще ничего не видел, – отвечаю я и поворачиваюсь к бармену: – Это все, что вы можете предложить? – Угу. Красное или белое? – равнодушно отвечает он. – Два бокала белого, – цежу я сквозь зубы. – Уверен, что выставка произведет на вас впечатление. У Родригеса уникальный глаз, – бубнит мне этот назойливый хмырь в отвратительной толстовке. Игнорируя его, я отыскиваю среди толпы Ану. Она смотрит на меня; ее глаза сияют. Я тону в них. Тело цепенеет, не могу оторвать от нее взгляд. Она поразительно, невозможно прекрасна. Волосы обрамляют ее личико и падают густым блестящим каскадом на грудь. Платье, хотя и слегка болтается на ней, все же подчеркивает нежные изгибы фигуры. По-моему, она надела его специально для меня. Она знает, что оно мое любимое. Или я ошибаюсь? Классное платье, классные ботильоны… Проклятье – держи себя в руках, Грей.