Родригес что-то спрашивает, и Ана вынуждена пре-рвать наш диалог взглядов. Чувствую, что она делает это с неохотой, и мне приятно. Но черт побери, у этого парня превосходные зубы, широкие плечи и отличный костюм. Должен признать, что сукин сын хорош собой, хоть и курит травку. Она слушает его, кивает; на ее лице появляется добрая, беззаботная улыбка. Как бы мне хотелось, чтобы она так же улыбалась, разговаривая со мной. Он наклоняется и целует ее в щечку. Мерзавец! Злобно гляжу на бармена. Эй, приятель, поторопись. Он наливает вино целую вечность, неуклюжий кретин. Наконец бармен ставит передо мной два бокала. Я с нетерпением хватаю их, поворачиваюсь спиной к парню в толстовке, который что-то бубнит про еще одного фотографа, и спешу к Ане. Родригес оставил ее одну – уже хорошо. Ана задумчиво смотрит на одну из пейзажных работ, озеро, между прочим, неплохую. Протягиваю ей бокал, она с настороженным видом его берет. Я делаю глоток. Боже, какая гадость, это тепловатое, слишком терпкое шардоне. – Что, кончается? – спрашивает она, кажется, с удивлением. Я не могу взять в толк, о чем она: о выставке, о чем-нибудь еще? – Я говорю про вино, – поясняет она. – Нет. На таких тусовках такое случается редко. – Я меняю тему: – А этот парень и вправду талантлив. – Конечно. Как ты думаешь, почему я попросила его сделать твой портрет? Ее гордость за его работы очевидна. Она восхищается им, желает ему успехов, потому что хорошо к нему относится. Слишком хорошо. Безобразные эмоции, словно горькое вино, бурлят в моей груди. Это ревность, новое для меня чувство – и оно мне не нравится. – Кристиан Грей? – Парень, одетый как бездомный, сует мне в лицо камеру и прерывает поток мрачных мыслей. – Можно вас сфотографировать, сэр? Чертов папарацци! Хочу рявкнуть на него, чтобы он отвалил, но выбираю вежливость. Не буду доставлять лишних хлопот Сэму, моему пиарщику. Иначе ему придется отвечать на жалобы прессы. – Конечно. Я хватаю Ану за руку и тяну к себе. Хочу, чтобы все знали, что она моя. Если она мне позволит. Не торопи события, Грей. Фотограф щелкает несколько раз затвором. – Благодарю вас, мистер Грей. – Что ж, по крайней мере я слышу признательность в его голосе. – Мисс?.. – спрашивает он, желая узнать ее имя. – Ана Стил, – робко отвечает она. – Благодарю вас, мисс Стил. Он уносится прочь, и Ана выскальзывает из моей хватки. Я разочарованно позволяю ей это и сжимаю кулаки, борясь с желанием снова дотронуться до нее. Она смотрит на меня с подозрением. – В Интернете я искала твои снимки с подружками. Ни одного не нашла. Вот почему Кейт и подумала, что ты гей. – Теперь мне понятен твой нелепый вопрос. Я невольно усмехаюсь, вспомнив ее неловкость при нашей первой встрече, полное неумение делать интервью, вопросы. «Вы гей, мистер Грей?» И мое раздражение. Теперь мне кажется, что все это было давным-давно. Я качаю головой и продолжаю: – Нет, я никому не назначаю свидания, Анастейша, только тебе. Но ты и сама это знаешь. И мне хочется гораздо, гораздо большего. – Так, значит, ты нигде не появлялся со своими… – Она понижает голос и оглядывается через плечо, чтобы убедиться, что ее никто не слышит: – …сабами? – Последнее слово она произносит еле слышно и смущается. – Иногда появлялся. Но не назначал свидания. Ну, шопинг там… – Те поездки я устраивал для развлечения или в награду за послушное поведение и терпение. Единственная женщина, с которой мне хочется делить не только забавы, – это Ана. – Только с тобой, Анастейша, – шепчу я и хочу объясниться с ней, спросить, что она думает о моем предложении, увидеть ее реакцию. Примет ли она меня? Однако в галерее слишком многолюдно. На ее щеках вспыхивает тот восхитительный розовый румянец, который так мне нравится, и она глядит на свои руки. Я надеюсь, что ей понравилось то, что я сказал, но точно определить не могу. Надо увести ее отсюда, одну, без Хосе. Тогда мы сможем серьезно поговорить и поесть. Чем раньше мы осмотрим экспозицию, тем скорее уйдем. – Твой друг, похоже, больше любит снимать пейзажи, а не портреты. Давай поглядим его работы. – Я протягиваю ей руку, и, к моему восторгу, она берется за нее. Мы ходим по галерее, ненадолго останавливаемся перед каждой фотографией. Хотя я ненавижу этого парня и чувства, которые испытывает к нему Ана, мне приходится признать, что он вполне талантлив. Мы поворачиваем за угол – и останавливаемся. Там я вижу ее. Анастейшу Стил. Семь ее огромных портретов. Она обалденно красивая и абсолютно естественная – весело хохочет, лукаво улыбается, хмурится, надувает губы, задумчиво куда-то глядит. На одной фотографии она печальная. Пристально разглядывая каждый фотопортрет, я понимаю – без всяких сомнений, что ЕМУ нужна не только ее дружба, но что-то гораздо большее. – Похоже, не только я один… – бормочу я с досадой. Фотографии – это его послания к ней, любовные письма. Они висят на всех стенах галереи, на них таращат глаза случайные мудаки. Ана молча их разглядывает. Кажется, она изумлена не меньше моего. Нет уж, я не допущу, чтобы их при-обрел еще кто-нибудь. Я куплю их. Надеюсь, они продаются. – Извини. – Я ненадолго оставляю Ану и направляюсь к столику администратора. – Чем я могу вам помочь? – спрашивает женщина, первой встретившая нас в галерее. Игнорируя трепещущие ресницы и завлекающую ярко-красную улыбку, спрашиваю: – Те семь портретов, которые вы повесили на задней стене, – их можно купить? На лице администратора мелькает разочарование, которое тотчас же превращается в широкую улыбку. – Ту коллекцию с Анастейшей? Потрясающие фотопортреты. Потрясающая модель. – Конечно, они продаются. Сейчас посмотрю их стоимость, – поет женщина. – Я хочу купить все семь. – И лезу за бумажником. – Все? – удивляется она. – Да. – Как она меня раздражает. – Эта серия фотопортретов стоит четырнадцать тысяч долларов. – Мне нужно, чтобы их доставили как можно скорее. – Но они должны висеть в галерее до конца выставки, – предупредила она. Нет, это неприемлемо. Я одариваю ее своей фирменной улыбкой на миллион киловатт, и администратор смущенно добавляет: – Но уверена, что мы можем что-нибудь придумать. – Она возится с моей кредитной карточкой. Потом я возвращаюсь к Ане и обнаруживаю рядом с ней парня с копной светлых волос. Тот что-то бубнит про фотографии Хосе. Я властно кладу руку на локоть Аны и пронзаю парня ледяным взглядом. – Ты счастливчик, – говорит он мне и отходит в сторону. – Конечно, счастливчик, – отвечаю я и отвожу Ану к стене. – Ты купил один из портретов? – Ана кивает на работы. – Один? – фыркаю я. Один? Ты шутишь? – Ты купил не один, а больше? – Я приобрел все, Анастейша. – Понимаю, что говорю снисходительно, но не допущу, чтобы всякие там типы таращились на эти портреты. От удивления она раскрывает рот, и я изо всех сил стараюсь не глядеть на него. – Я не хочу, чтобы всякие там типы таращились на тебя, если купят эти снимки и повесят их у себя дома. – Ты предпочитаешь делать это сам? – ехидно улыбается она. Ее неожиданная дерзость меня забавляет. – Честно говоря, да, – отвечаю я. – Извращенец, – еле слышно произносит она и прикусывает губу. Вероятно, чтобы не рассмеяться. Боже, какая она забавная и остроумная! Ничего не могу возразить против такой оценки, Анастейша. – Я бы поговорила с тобой на эту тему, но я подписала соглашение о конфиденциальности. – Она отворачивается с высокомерным видом и снова разглядывает фотографии. К ней снова вернулась ее манера смеяться надо мной и подшучивать над моими привычками. Господи, как мне хочется поставить ее на место – желательно подо мной или на коленях. Наклоняюсь к ней ближе и шепчу на ушко: – И о том, что я сделал бы с твоим милым, дерзким ротиком. – Ты очень груб. – Она в ужасе, ее лицо сразу делается строгим, а кончики ушей розовеют.