Тот в ответ шмыгнул носом. - Ну, мы же не уверены в его происхождении, разве нет? Это часть нашей работы. Что касается странностей, в моей коже больше меланина, чем у вас. Доминик и Ари хихикнули, Фреке промолчал. Этот человек был ядерным физиком, чуть ли не единственным, кто работал по своей проблематике. Рейх перехватил его на пути из Швеции. Если выяснится, что он бесполезен в их работе, светлые волосы и голубые глаза его не спасут. Мысль эта была весьма мрачной и когда Доминик её осознал, то перестал смеяться. Вместе они подошли к стеклянной клетке, где находился последний добытый образец. С тех пор как Доминик видел его в последний раз, он увеличился в два раза, заполнив собой почти всё пространство клетки. - Кажется, оно просто сломает клетку, если мы не найдем побольше, - задумчиво произнес Ари. На лице Этторе снова проявилось любопытство. - Нужно с помощью вакуумного транспортировщика переместить его в клетку побольше, затем, высосать из этой весь воздух, прежде, чем сжечь эту штуку. Воздух отравлен. - Сильнее, чем обычно? - спросил Доминик. Этторе кивнул. - Вместе с его ростом растет количество споров в воздухе и концентрация угарного газа. Я нашел кое-что ещё в данных с эффузиометра: следы гидрида мышьяка. Доминик задумался, копаясь в собственных знаниях. Когда все снова посмотрели на него, он понял, что бубнит что-то под нос. - Простите. На это способны некоторые виды черной плесени. - Черной плесени? - спросил Ари. - Да, некоторые виды класса стахиботрис. Поэтому в старых домах, где растет этот грибок, так отвратительно пахнет. Это и есть гидрид мышьяка. В высокой концентрации смертельно опасен, но в небольшой лишь неприятно пахнет. Этот грибок, он... совсем не похож на наш образец. - Сунь туда голову и поймешь, что пахнет там не просто неприятно - пробормотал Ари. Замерцали лампы и все подняли головы. Открылась входная дверь и вошел доктор Криге. Прошло уже несколько недель, но Доминик так и не смог выяснить его имя. Он знал его достаточно, чтобы понять, что Криге, в общем-то, порядочный человек. Это особенно ярко проявилось во время их первой встречи. Но он следовал правилам, установленным сверху, поэтому доверять ему не стоило. Он пунктуально соблюдал все пункты этих правил. - Чёртово электричество. Я из-за этих миганий проснулся. Но, да, полагаю, господин Квинтус прав. Наши питомцы, весьма, опасны. Их споры очень заразны. Не удивлюсь, что капитан Шмит станет не последней их жертвой за время нашей работы - он произнес это так спокойно, будто слова ничего не значили. - Вопрос: почему? - Почему что? - Почему, именно споры, господин Квинтус! Они существуют не для воспроизводства. Это, своего рода, паразит, разве нет? Он обращался к Доминику. Подобная мысль посетила его ещё на прошлой неделе, но он счёл её слишком надуманной. - Это защитный механизм, - сказал он. Этторе склонил голову. - Если так, то он весьма неплохо развит. Это было самое сильное преуменьшение, которое Доминик слышал от Этторе с момента своего появления здесь. - Выходит, то, что мы видим здесь, - продолжал Криге, - включает в себя детали от всех схожих типов. Это значит, что все его свойства - способность к быстрому размножению, превращению ионизирующей радиации в тепло, производству вредоносных спор - всё это для того, чтобы защищаться и распространяться насколько возможно быстро, так? Повисла тишина и Доминик понял, что он прав. Эти штуки, "ростки"... они были настоящими мастерами выживания, гораздо лучше подготовленными к любой угрозе, физической или какой другой, чем тараканы. - Поэтому, мы будет воздействовать на него химически, а не физически. Так, господин Фреке? - спросил Криге. Швед кивнул. "Отлично. Великолепно. Не говорите, что я бесполезен" - читалось в его глазах. Криге, казалось, тоже это увидел. - Не переживайте. Вам ещё найдется занятие. Это не последний проект, который мы здесь разрабатываем. Не стоит беспокоиться. Вы хороший человек, доктор Фреке. Хороший. И очень дорогой, должен добавить. - И что это будут за проекты? - спросил Этторе, стараясь скрыть любопытство. - О, проекты, связанные с физикой, - Криге указал на циклотрон в углу. - Вы же не считаете, что мы потратили столько усилий на сборку ускорителя частиц, чтобы он стоял и пылился? Нет, предстоит много дел. Великих дел. Дел, которые позволят нам догнать американцев. Фреке выглядел удовлетворенным, но Доминик сумел уловить подтекст. "Это не последний проект". Он почувствовал, как нутро сжалось, как подумал о том, что предстоит остаться здесь и наблюдать, как его дочери растут и взрослеют в отрыве от остального мира. Удивило бы его, если бы Дитрих ему соврал? Даже, если он был уверен, что говорил правду, вины его в том не было. Вина лежала на его командирах, тех, кто получит всю прибыль от их исследований. Но об этом он пока думать не мог. Они проверили тысячи способов взять под контроль имевшиеся у них образцы, но ни один не сработал. Ни один, из реализуемых, по крайней мере. Вскоре, они разошлись, чтобы провести очередные тесты. Доминик сел за электронный микроскоп, один из самых мощных в мире, и принялся исследовать новую химическую формулу. Этторе и Ари занялись осмотром имевшихся образцов, в то время как Фреке, без возражений принялся выполнять самую грязную работу по устранению загрязнений и сжиганию образца. Даже сквозь стекло камеры, Доминик слышал шипение воздуха. Потому что, как и любой другой развитый вид, он понимал, что быть сожженным заживо - чрезвычайно болезненно. 2 Лейтенанту Харальду Дитриху. Я только что получил запрос от рядового Гантте относительно заключённой, переведенной к нам в прошлом году. С величайшим сожалением, сообщаю, что никого с данными приметами в наше учреждение не переводили. В записях лагеря нет никаких данных о Магдалене Камински. Наша нынешняя структура не позволяет отслеживать отдельных лиц, хотя я припоминаю кого-то похожего среди группы, направлявшейся в Заксенхаузен Заксенхаузен - нацистский концентрационный лагерь, расположенный рядом с городом Ораниенбургом в Германии.. Я проинформировал вашего человека, что до конца года мы не сможем принять новых постояльцев и все перемещения запрещены. Насколько я слышал, вы немного приболели во время пребывания в одной из наших новых колоний, поэтому желаю вам скорейшего выздоровления и успехов в поисках пропавшего заключенного. М. Эриксон. Харальд оперся ладонями на перила и посмотрел на море, чтобы успокоиться. Он всё чаще стал подниматься на эту вышку, добровольно выполняя обязанности охранника. В обязанности лейтенанта это не входило, но никто не возражал, включая Рихтера. Может, он нашёл своё предназначение. Дитриху нравилось оставаться в одиночестве, нравилось смотреть на море. Обычно, оно успокаивало. Но только не сегодня. Прочитанное им письмо было уже третьим за последнее время, содержание которого его сильно расстроило. Три письма за три недели. Три неприятных известия. Дурное предзнаменование. Первое написала Мике, о которой он до той поры ничего не слышал. Во втором, руководство информировало его о том, что он останется на острове столько, сколько посчитает нужным Рихтер. И, вот, в третьем говорилось, что жена Камински пропала. Харальд перечитал письмо. Почему-то, он уставился в одну фразу: "успехов в поисках пропавшего заключенного". Почему начальник лагеря построил её именно так? "Пропавшего заключенного". Харальд отдал чёткий приказ о том, чтобы Магдалену направили в Нойенгамме. Если рядовой Гантте оказался неспособен выполнить приказ или, попросту, поленился, у Харальда не было никакой возможности на него как-то повлиять. Он был уверен, что будь он на материке, то без труда отследил бы женщину, но... он не был на материке. Харальд разорвал и выбросил письмо. Что сказать Камински? Что соврать? Мике всегда догадывалась, когда он лгал. "Хари, ты покраснел!" - сказала она, когда он опоздал на встречу. "Ты очень мил, когда краснеешь, но, пожалуйста, не нужно мне лгать, хорошо?" Она рассмеялась и поцеловала его. - Поэтому, ваша жена, скорее всего, мертва, - произнес он вслух, пробуя слова на вкус. - До лагеря она так и не добралась. Погибла в пути, стала жертвой домогательств солдат в порту, либо, каким-то путём стала недосягаема. Так, что ли? Вслух звучало слишком преувеличенно. Но, произнеся эти слова однажды, он был уверен, что повторить их уже не сможет. Он мог постараться уйти от ответа и это, определенно, нужно будет сделать, если он планирует продолжать встречаться с его дочерью. Очередная головная боль. Под пристальным взглядом начальника базы их встречи стали проходить необычайно тяжело. Почему Рихтеру так интересно, лейтенант понять не мог. Не было похоже, чтобы Харальд скрывал их встречи. Это же просто сбор информации, работа с источником, чтобы... Сильный взрыв сотряс вышку. Харальд пригнулся, решив, что начался бой. Затем он взглянул в сторону северной стены и понял причину. Они снова вышли на охоту. Тормозной паренек Ганс Вэгнер бурил во льду лунки, а Зайлер кидал в них взведенные гранаты. Они носились, как школьники, смеялись, когда лёд взрывался и на поверхность выбрасывало косяки рыбы. Гестаповец, по какой-то странной причине вел себя, как подросток. Видимо, борьба со скукой стала его личной войной. У начальника не было для них никаких заданий, а дни здесь тянулись долго. Поэтому эта парочка частенько напивалась и охотилась на всё, что могла найти. Зайлер у них был мозгами ("Да поможет нам Господь" - подумал Харальд), а Ганс мускулами. Они могли часами самозабвенно мастерить ловушки и капканы или бурить дырки во льду. "Может, это было привлечение внимания, - рассуждал Харальд. - Явное психопатическое поведение". У Ганса, явно недалекого парня, хотя бы, было оправдание. У Зайлера не было. В отсутствие настоящего занятия - охоты на людей - его энергии нужен был выход. С каждым днем становилось всё хуже. Зайлер начал таскать в свою комнату трофеи. Трупы убитых им и дурачком животных. На прошлой неделе он принес череп морского леопарда и клюв пингвина. Это стало результатом похода, занявшего целый день, в ходе которого Борис и Ганс поместили взрывное устройство прямо в кладку яиц. Они прождали несколько часов, пока пингвин вернется и взгромоздится на яйца и только потом привели взрывчатку в действие. Среди груды внутренностей и яичной скорлупы только клюв представлял собой какую-то ценность. Зайлер не мог рассказывать эту историю и не смеяться. Боже. Ян был уже готов удавить его во сне. Харальд и сам плохо спал последнее время, а когда удавалось заснуть, то ему снилась яма. Сны становились всё мрачнее. Это нужно было прекращать. Рихтер стал прохладно относиться к Камински, одна искра и всё рванет. От ворот возвращалась парочка охотников. На сегодня они закончили. Когда они подошли к казармам, начало происходить что-то странное. Парень направился к бункеру заключенных. - Какого хера? - воскликнул Харальд и начал спускаться вниз, понимая, что у кого-то сегодня день станет не очень удачным. Парень остановился у входа в бункер и принялся расстегивать штаны. - Ты что творишь? - спросил Зайлер. Он покачнулся и оперся на стену, выглядя при этом, весьма, довольным. Вместо ответа, Ганс начал мочиться, желтая струя разбивалась прямо о ступени. Харальд бросился к ним. Далеко. Чертовски далеко. Парень запел: - Manner umschwirr'n mich, Wie Motten um das Lich Строчки песни из кинофильма "Синий ангел" (1930) с Марлен Дитрих в главной роли., - но получалось у него скверно. Харальд схватил его за волосы на затылке и швырнул в стену. Парень без сознания упал лицом в собственную мочу. Харальд несильно его ударил, но Ганс был крепко накачан ликером. - Заканчивайте. Никаких больше розыгрышей. Никакой охоты за стенами. Зайлер снова качнулся. - Мы просто веселимся, лейтенант. Веселье не запрещено. - Начальник приказал дуракаваляние прекратить. Если он вас поймает, обоим оторвет головы. Ясно? - Да, но... его же здесь нет. - Я требую, чтобы всё успокоился. Я требую прекратить балаган. Зайлер ткнул в него пальцем. - Ты... ты мне не указ. Ну, вот и открытое неповиновение.