Но каким-то образом ярость, которая ожгла его тогда, ярость, которую, как он полагал, он никогда больше не испытает, вернулась, воскресла, когда ему дали дело той двухлетней девочки. Худшей частью работы всегда было убийство детей. Глядеть на их неподвижные тельца, зная, что у них не было никаких шансов, что этот мир подставил их и отрекся, он с болью чувствовал, что его долг — отомстить за их смерть. Да, это было мучение — видеть все это, держать в памяти, но, возвращаясь с саднящим сердцем домой, целовать свою Башу, девочек и говорить им, что день прошел как обычно. На протяжении лет ему удавалось отстраняться от своих дел настолько, чтобы безболезненно выполнять свою работу. Победа была в основном на его стороне, хотя случались и поражения, с которыми приходилось смиряться. Иного не оставалось. Стопроцентного успеха не бывает, и не все дела заканчиваются выигрышем. Но похищение и убийство Таниты Доннер было делом совсем иного рода. Это было с год назад. Сидовски был старшим оперативником и не мог его закрыть. В какой-то момент он почувствовал, что близок. А теперь у него ничего не осталось. Эта штука отказалась быть раскрытой и съела его с потрохами. Лео предложил взглянуть на вещи свежим взглядом и пока сосредоточиться на других делах. Все как-то размылось, затухло. Делу Доннер Сидовски отдал частицу своей души. Разве он мог забыть об этом ребенке хотя бы на секунду? Шел дождь, когда он в сопровождении молодого детектива прибыл в парк «Золотые ворота» и заглянул в тот мешок. Помнился знакомый дурной запах, мухи и черви, землисто-серая кожа, шрам на тонкой шейке — а также как ее глаза, ее прекрасные глазки, открытые и словно окаменелые, незряче смотрели на него. Вглубь него. Что-то внутри его сломалось, заклубилось темнотой, сжав болью сердце в тот момент, как он поднял ее и прижал к груди на виду у всех копов, репортеров и сбившихся в кучу зевак. C делом Таниты Сидовски пересек эмоциональный барьер. Сначала в морге, увидев трупик девочки размером с куклу, затем когда возил на опознание ее сидящую на пособии, совсем еще девчонку мать. С ней был дед Таниты из их квартиры на Бальбоа. Как он поймал мать, после того как та при виде своего ребенка упала в обморок, а дед застонал, закрыв лицо руками. Он тогда умирал от рака и уже не мог ходить. Помнилось, как его убогая инвалидная коляска держалась на платяных плечиках; как мать, выронив из рук смятый снимок Таниты, заголосила навзрыд, а Сидовски был вынужден отвернуться и смотреть в потолок. Он знал, что то дело не отпустит его никогда, что он сам от него не отступится. На похоронах Таниты он коснулся ее гроба, безмолвно поклявшись найти убийцу. — Вот, пап, держи. Сидовски передал старику пакет с попкорном, а сам пару раз куснул свой хот-дог, пытаясь вернуться к игре. Но концентрация была потеряна. Поначалу дело Доннер шло ходко. Департамент дал ему «зеленый коридор», а ФБР для подкрепления назначило на него пару своих сотрудников. Старшим агентом был Мерл Раст, молчаливый федерал с двадцатилетним стажем и трехдюймовым шрамом на подбородке от пули, чиркнувшей его при перестрелке с «Орденом»[9] под Сиэтлом в 1984 году. Раст с одинаковой симпатией воспринимал жевание табака и своего молодого напарника, спецагента Лонни Дитмайра, по виду точь-в-точь персонажа из «Полицейской академии» (сияющая американская улыбка и убежденность, что в муниципальной полиции сплошь засранцы). Несмотря на неизбежные трения, все работали с самоотдачей, не жалея время и силы. С детскими убийствами всегда так. Задержали подозреваемых, Куантико[10] выдал профиль. Они высветили информацию на большом экране парка подсвечников и предложили награду. Прошли недели, затем месяцы, и два телевизионных криминальных шоу показали это дело. Комиссия возбудила дело об аресте. Плакаты проросли в районе Залива. Но они сидели на корточках до тех пор, пока что-то не сломалось. Куантико оперативно выставил профиль. Информация высвечивалась на фоне Кэндлстик-парка, там же предлагалась и награда. Шли недели, месяцы; два раза дело показывалось в криминальном телешоу. У комиссии наготове были ордера на арест. Район Залива наводнили постеры и флаеры. Но дальнейший ход дела застопорился, а там и вовсе что-то надломилось. Один заштатный коп, ища на детской площадке в Долорес-парке нычки с наркотой, вдруг отыскал подгузник Таниты, а еще потрепанные погодой полароидные снимки двух мужчин, держащих девочку. Все это было припрятано в мешке среди кустов. Профиль правдиво указывал на двух человек, причастных к похищению и убийству ребенка. Одним из изображенных был Франклин Уоллес, учитель воскресной школы, живший недалеко от дома, где проживала Танита. Отпечатки на подгузнике совпадали с его. Их проверили и обнаружили, что десять лет назад в Виргинии Уоллес был осужден за растление малолетних девочек. Второй подозреваемый — татуированный мужчина — на снимках был в маске. Прорыв был засекречен, вещдоки вернули в кусты и собирались повторно обследовать то место вместе с ФБР. В это время к Сидовски прозвонился Том Рид из «Стар» — репортер, которого Сидовски знал и уважал. У Рида в том деле тоже намечался прорыв, и он хотел присовокупить ту информацию к своему репортажу. Сидовски обругал себя за наметившуюся опасную утечку, которая, не исключено, ставит под угрозу все расследование. — Что тебе известно, Рид? — Франклин Уоллес — твой подопечный. Его отпечатки найдены на подгузнике, и у тебя есть его фото с той девчушкой. Он учитель воскресной школы, имеет судимость, и тоже по малолетним. Плутишка из Виргинии. Верно я говорю? Рид действительно был в материале. Приходилось держать ухо востро. — Откуда ты все это взял? — В трубу крикнули сегодня утром. — И кто же? — Серьезно, Уолт: ты же знаешь, я никогда не раскрываю источника. Сидовски отреагировал молчанием. Рид быстро все обдумал и, понизив голос, спросил: — Уолт, если моя информация как-то тебе сгодится, могу я ее отразить в своем журналистском материале? — Сделка не срастается. Рид издал тягостный вздох. Сидовски слышал постукиванье ручки о стол, слышал, как Рид раздумывает. — Кто именно звонил, я не знаю. Это был мужчина. Все длилось с полминуты. Должно быть, кого-то достали шараханья комиссии. Скорей всего, кто-нибудь из копов. — У тебя это на диктофоне? — Нет, все произошло слишком быстро. Так я на верном пути, Уолт? — Без комментариев. И на твоем месте я бы пока держал язык за зубами. — Да брось ты. — А этого разговора у нас с тобой не было. В молчании Рида было что-то торжествующее. — Я принимаю это как подтверждение моим догадкам. — Как тебе угодно. Но я с тобой ни о чем не разговаривал. Утечка привела к взрыву в окружной прокуратуре и на авеню «Золотых ворот». Рид позвонил в офис окружного прокурора, стремясь получить официальное подтверждение своей версии. У него ничего не вышло. Официального допроса Уоллеса еще не было. Тем не менее Рид наседал, требуя действий. Раст, Дитмайр и помощник прокурора Рич Лонг обсудили с судейскими возможные плюсы от ареста Уоллеса еще до выдвижения обвинений против него или его загадочного партнера. Сидовски хотел, чтобы Уоллеса схватили сразу. Агенты же считали, что наблюдение за Уоллесом может вывести их к его подельнику. И можно ли воспрепятствовать публикации Рида? — А что еще важнее, — напрямую заявил Дитмайр, глядя на Сидовски, — сколько еще журналюг об этом догадываются? Оскорбленный намеком, что он мог стать причиной утечки, Сидовски, скрипнув стулом, встал, готовясь дать отпор своему обвинителю. — Успокойся, Уолт, — бдительно сказал Раст. В эту секунду им пришло сообщение о смерти Уоллеса. Сразу после расспросов Рида о Таните Доннер и его судимости в Виргинии он пальнул себе в голову. Но перед этим успел накорябать записку о своей невиновности. А в его доме не нашлось ничего, что связывало бы его с убийством девочки. Лонг, сломав напополам карандаш, захлопнул свой кейс и вышел, а следом за ним ушли Раст и Дитмайр, не забыв обругать Сидовски. На следующий день статья Рида, в которой он указывал Уоллеса как главного подозреваемого в убийстве Таниты, вышла передовицей в «Сан-Франциско Стар». Хорошо, что Рид не знал хотя бы о втором подозреваемом. О неизвестном с татуировками. Прокурор и федералы решили, что дело можно спасти, если они помножат статью Рида на ноль, сказав, что Уоллес подозреваемым никогда и не был; что его проверяли, потому что он знал жертву, а также из-за его былой судимости. По их словам, все это было рутинной процедурой, а сам он давно был вне подозрений. «Стар»-де снова отличилась фейком. Этот подловатый прием был Сидовски против души, но в запасе оставался единственно он. Но это не имело значения. Расследование провалилось. А потом стало и того хуже: вдова Уоллеса подала на газету в суд, а затем во время пресс-конференции отвесила Риду оплеуху прямо перед камерой. Рида понизили в должности или что-то в этом роде. Сидовски полдесятка раз пытал его о деталях того звонка, ну а затем они утратили связь. В конце концов, количество тел по делу сократилось. Встречи с Растом и Дитмайром сошли у Сидовски на нет. Они оставили его в покое. После самоубийства Уоллеса он кропотливо восстанавливал фрагменты дела. В чем ему никто не завидовал. Хотя понимание было. После самых мрачных дней он возвращался домой и сидел в своем вольере, слушая птиц и размышляя. Что он делал не так? Где ошибался? В любое время суток он приходил в отдел, работал за компьютером, перечитывал файлы и выезжал на встречи и разговоры. Но щелчка в мозгу не происходило. Таков был его год после убийства Таниты Мари Доннер; год, когда выходные у него можно было по пальцам перечесть. А вот сегодня он выходной как раз взял. И сидел, к своему удовольствию, со своим стариком в «Колизее» на матче. На несколько часов он пытался дать своим мыслям отдых. Жуя хот-дог, он подумывал, не сходить ли еще за одним. «Бип! Бип! Бип! Бип!» Он отключил пейджер, прошел к телефону и позвонил дежурной бригаде в отдел. — Убойный, Джексон, — послышалось в трубке. — Это Сидовски. — Уолт! Только что похищен мальчик. Незнакомым мужчиной. — Тело найдено? — Нет. — Нет? Тогда это в общий отдел. Зачем меня теребить? — Приказ. Сверху, от начальства. Лео нужно, чтобы ты связался с прокурором и федералами, прямо с начала цепочки. Ребенка умыкнули у отца на БАРТе, в Бальбоа. «Бальбоа». — Все выглядит скверно, Уолт. Сидовски ощутил укус изжоги. — Бальбоа? — Опорный пункт развернут на станции «Инглсайд», со стороны Джона Янга. — Хорошо, сейчас выхожу из «Колизея». Сидовски повесил трубку и разыскал оклендского копа в форме. Предъявив ему свое удостоверение, он душевным голосом попросил отследить, чтобы старик после матча сел в такси до Пасифики, после чего дал копу несколько смятых купюр на проезд. — Будет сделано, — заверил тот. Сидовски вернулся к своему старику.