– Хорошо. Тогда я обязательно останусь в городе. Она хотела переночевать у меня после этого мероприятия. – Он прислонился к дверной раме. – Вы куда-то идете? – На школьный матч по лакроссу, – ответила Шарлотта. – Здорово. Ну, повеселитесь там. Он закрыл дверь. Я смогла перевести дыхание только после того, как услышала щелчок. – Дэвид такой милый, – сказала Шарлотта. – Не понимаю, почему тебе он не нравится. К горлу подкатила тошнота. – Не называй его Дэвидом. Шарлотта сощурилась: – Ты правда хочешь, чтобы я сказала: «Кусок Дерьма такой милый»? – Да, только без вот этой ошибочной «милой» детали. – Знаешь, он через несколько месяцев станет твоим отчимом. Пора бы уже перестать обзывать его Куском Дерьма. – Ни за что! Я бросила тяжелый взгляд на ее отражение в зеркале. Шарлотта в ответ посмотрела на мое. – Слышала, что он сказал? – Она опустила подбородок мне на плечо. – В пятницу весь дом будет в твоем распоряжении. * * * Когда я приехала на стадион, все друзья Люка уже сидели на трибунах в одежде цветов нашей команды – зеленого и белого, и не заметить их было невозможно. Мистера и миссис Калетти я увидела сразу. Они мне помахали. Больше на трибунах особо никого и не было, не считая родителей других парней из команды. – Где все? – спросила я Эддисон. – Мы на матче по лакроссу в Калифорнии, а не на футболе в Техасе. Как только мы уселись, ко мне подвинулась Лара и воскликнула: – Ничего себе! У тебя роскошная прическа. Сама так уложила? – Не-а, это все Шарлотта. – Я вытащила телефон из заднего кармана и открыла страницу Шарлотты в Инстаграме. – Вот, посмотри. У нее очень хорошие обучающие видео. Все просто и понятно. – Я протянула Ларе телефон. Она изучила несколько записей, а потом передала телефон по кругу, чтобы все посмотрели. Я расстегнула толстовку и продемонстрировала преобразившуюся куртку Люка. Этим утром к нам в театр приехала профессиональная швея, чтобы подшить костюмы. Я показала ей куртку Люка и спросила, можно ли с ней что-нибудь сделать. Швея просияла и попросила дать ей минут пятнадцать. На моих глазах она разрезала и перешила куртку, превратив ее в симпатичное облегающее платье. – Хочу такое же из куртки Доминика! – воскликнула Ава. Она завязала низ куртки в узел на бедре. – Приходи ко мне в театр на обеде или после уроков. Там есть швейная машинка. Я все тебе сделаю. Прозвучал свисток, затем раздался голос комментатора из динамиков. Я посмотрела, как команды выбегают на поле, и призналась: – Никогда не пойму, что происходит в этой игре. – Это как хоккей на льду, – объяснила Ава. – Ага, только я и про хоккей на льду ничего не знаю. – Она посмотрела на меня так, словно я сказала, что у меня на каждой ноге по восемь пальцев. – Что? Я не из спортивной семьи, как вы с Люком. Мои родители никогда не увлекались спортом. Папа ни разу не играл со мной в мяч, даже летающий диск не бросал. Однако его убеждения, очевидно, изменились, потому что прошлым летом, когда я приехала в гости к нему и его новой семье, он повел нас всех на матч «Чикаго Кабс». У них были куплены билеты на весь сезон, и все неотрывно наблюдали за игрой. Я не знала, когда и что полагается кричать, и поэтому молча потягивала колу и загорала. Эддисон показала на белую линию, разделяющую поле пополам. – Ладно, слушай. Вот Люк. Он полузащитник, как и вон те двое на линии. Это значит, что они могут бегать по всему полю. Она показала на трех игроков с правой стороны поля. – Это нападающие. Они держатся у ворот соперника и стараются забить гол. Потом она показала налево, и я проследила за ее пальцем. – Три защитника играют рядом со своими воротами и пытаются помешать команде противника забить гол. Вон тот белый мячик передают с помощью вон тех длинных палок – клюшек для лакросса. Ими же колотят соперников, если те завладели мячом. – Она взглянула на меня, проверяя, поспеваю ли я за ее мыслью. – Ну, вот и все. Я попрошу Люка отвести тебя на один из моих матчей на следующей неделе и объяснить тебе правила женского лакросса. Там все совсем по-другому. – Почему? – Это не контактный спорт, в отличие от мужского. Раньше я играла с парнями и тоже колотила всех клюшками, но потом парни сильно выросли и подкачались, и мои родители решили, что для меня это слишком опасно. Снова прозвучал свисток, и Эддисон повернулась к полю. Доминик Мерфи и какой-то парень стояли, нагнувшись, друг напротив друга. – Это вбрасывание, – объяснила она, а потом сложила ладони рупором и закричала: – Он твой, Мерф! Я молча наблюдала за игрой, пытаясь вникнуть в происходящее. Сначала я в основном смотрела на Люка, потом стала следить за мячом. Когда Люк перехватил мяч и побежал к воротам соперника, я неожиданно для себя подалась вперед вместе с Эддисон и вытянула шею, захваченная зрелищем. Люк взмахнул клюшкой, и мяч с силой влетел в правый верхний угол сетки. Все наши подпрыгнули и принялись хлопать и кричать, а комментатор объявил: – Первый гол для «Фэлконс» забил Люк Калетти, выпускной класс, номер тридцать четыре! Когда Люк вернулся на белую линию, он посмотрел на трибуны, увидел меня и помахал мне. Я помахала в ответ, а потом закричала громче всех: – Вперед, Люк! К середине матча я ушла в игру с головой, вместе со всеми подбадривала нашу команду, подпрыгивала после каждого гола «Футхил Фэлконс» и ахала, когда кого-нибудь из наших огревали клюшкой. В третьей четверти Люк забил еще один гол. Еще он сделал три удачных паса, после которых забили его товарищи по команде. Эддисон сказала, что это очень много. Когда игра подошла к концу, мы засобирались уходить, и я снова надела толстовку. Эддисон начала было что-то мне говорить, а потом посмотрела мне за плечо, осеклась и выдала: – Ой, привет! Я обернулась и увидела родителей Люка. Миссис Калетти протянула мне руку и сказала: – Что ж, смотрю, ты пережила свой первый матч по лакроссу! Ну как тебе? Ее темные волосы выглядывали из-под бейсболки «Футхил Фэлконс», и она тоже пришла на игру в спортивной куртке Люка. – Мне очень понравилось, – призналась я. – Только я не ожидала, что они так сильно друг друга колотят! – Э, подожди до следующего года, – сказал мистер Калетти. – Это еще ничего. Его слова не сразу отложились у меня в голове. А потом я посмотрела, во что он одет. Во все с логотипом университета Денвера. Бейсболка. Куртка. Я не знала, что сказать, и решила отделаться шуткой: – Вы все скупили? – Ага. – Он приподнял штанину, и я увидела носки с логотипом Денвера. Папа Люка смотрел на меня, широко улыбаясь, и буквально светился от гордости. Я хотела улыбнуться ему в ответ, но меня вдруг словно молнией ударило. Я поняла, что мне никогда не придется надеть спортивную куртку Люка с логотипом Денвера. В недалеком будущем ее, наверное, наденет другая девчонка. Не я. В горле встал комок. Я закусила щеку изнутри и попыталась справиться с эмоциями. Вероятно, Эддисон заметила, что мне не по себе. Ей хватило одного взгляда на мое лицо, чтобы это понять. – Ладно, давайте не будем задерживаться. Все уже идут в кафе. Мне не хотелось в кафе. Не сейчас. Я махнула рукой в другую сторону. – Я к вам присоединюсь через несколько минут, хорошо? Мне надо кое-что забрать из театра. Я обняла миссис и мистера Калетти и помахала им на прощание. Никто не успел спросить, что именно мне надо забрать, или предложить составить мне компанию. Я пошла по дороге от стадиона к театру, словно в забытьи. К счастью, уборщик еще не запер двери за кулисы. Проскользнув в театр, я направилась прямо к сцене и села на самый краешек, свесив ноги. А потом огляделась. Свет в зале еще горел и освещал красные бархатные кресла, а в воздухе витал аромат старого дерева и влажных полотенец. Говорят, из всех чувств с памятью теснее всего связано обоняние, и я этому верю. И заранее знаю, что даже запах, отдаленно похожий на этот, всегда будет навевать мне воспоминания о проведенном здесь времени. А оно подходило к концу. Совсем скоро я попрощаюсь со всем сразу. Со старшей школой. С этой сценой. С Люком. С жизнью с мамой, семьей всего из нас двоих. Мало того, что я уже потеряла Ханну. Всего через несколько месяцев я лишусь и всего остального. Я опустила взгляд на спортивную куртку-платье с большой цифрой «тридцать четыре», представила, как закончатся наши с Люком отношения, и у меня словно обручем сдавило грудь. Не помню, когда я в последний раз плакала, и сейчас начинать не собиралась. Еще рано. До нашего расставания еще сто пятьдесят девять дней. Однако смогу ли я их вытерпеть? Несколько минут я просидела в тишине, пытаясь понять, что делать. Я спрыгнула со сцены и вышла из театра на свежий ночной воздух. Я уверенно шагала в сторону кафе, повторяя про себя заготовленную речь. А когда дошла до парковки, поняла, что не могу открыть дверь.