Спустя половину выступления я совершенно уверен, что Энджел оказался снаружи, потому что встречался с дилером. Совершенно очевидно, что парень под кайфом. К счастью для нас, я не думаю, что это заметно зрителям. Они, наверное, просто думают, будто он очень увлечен песнями. Но так как я нахожусь слишком близко, то могу заметить маниакальный взгляд его слишком расширенных зрачков, то, как он прикусывает нижнюю губу, и беспокойную дрожь в ногах. Как только у нас появляется перерыв между песнями, я подхожу к Заку и наклоняю голову. – Присматривай за Энджелом. Я думаю, он что-то принял. Лицо Зака омрачается, когда я отстраняюсь, и в глубине души я уже вижу заголовки: «Какое оскорбление Рубен прошептал Заку вчера вечером на сцене? Внутренний источник сообщает нам ехидные подробности их последней драматической стычки». Пришло время исполнять Guilty вместе с новой хореографией Джона. Это впечатляюще, несмотря на то, что Джона научили новым движениям всего несколько часов назад. Он овладел ими и вложил в них столько страсти и харизмы, что я уверен – где-то за кулисами Валерия сияет от счастья. В этом Джон похож на всех нас. Он будет сопротивляться везде, где сможет, но в конечном счете будет прыгать так высоко, как его попросят. Думаю, он может это принять, оправдав себя тем, что делает это для всеобщего блага. Могу его понять. Я так занят, сосредоточившись на собственных движениях, поглядывая на Джона и любуясь его новым танцем, что мне требуется несколько секунд, чтобы заметить – движения Энджела изменились. Он должен танцевать в такт со мной и Заком – симметрично позади Джона, – но сегодня он добавляет… Кое-что. Больше, чем он позволял себе ранее. Он подмигивает толпе, затем поправляет воротник, когда наши руки должны быть опущены, после чего закусывает губу и дергает ногой, когда мы должны стоять неподвижно, склонив головы набок. Неужели так он решил доказать Валерии свое «на самом деле я здесь самый сексуальный»? Или он настолько не в себе, что делает это без какого-либо умысла? Хорошо, что сегодня мне не нужно добавлять никаких новых движений, потому что я так рассеян, что полностью полагаюсь на мышечную память. Я нацепляю на лицо улыбку и начинаю молиться – для удобства я выбрал бога Джона, потому что полагаю, что он уже достаточно знает о нас, чтобы не нуждаться в дополнительных объяснениях, – чтобы Энджел завершил это представление, не сделав ничего, что он не сможет исправить. К концу концерта я с облегчением могу сказать, что могло быть и хуже. Он не прыгает в толпу со сцены, не причиняет себе вреда и не выкрикивает ничего неподобающего, что могло бы попасть в заголовки газет. Но тем не менее я так напряжен, что едва могу дышать вплоть до того момента, когда мы прощаемся с Кельном и убегаем по боковой сцене, скрываясь от света лазеров в темноте. Появляется Эрин, чтобы поприветствовать нас как обычно, но в этот раз рядом с ней Валерия. – Отличная работа, – говорит Валерия Джону, сжимая его плечо. – Никаких замечаний. Я знала, что ты сможешь это сделать. Все было не так уж плохо, не так ли? Он натянуто улыбается ей в ответ. Лично я просто рад, что этот взгляд направлен не на меня. Джон совсем недавно начал теплеть по отношению ко мне после той истерики в начале недели. И это несмотря на то, что он сказал, будто между нами все в полном порядке, когда на следующее утро я отвел его в сторону, чтобы извиниться. Я ловлю взгляд Джона и одними губами произношу: «Ты в порядке?» В ответ он намеренно смотрит в сторону. Ага. На этом можно закончить. Валерия поворачивается к Энджелу. От него она получает огромную, небрежную ухмылку. Он, по-видимому, очень доволен собой. – В следующий раз, – ледяным тоном говорит она, – придерживайся утвержденной хореографии. Сегодня ты всех выставил в плохом свете. Выглядел так, будто не знал, что вообще происходит. – Я знал, что происходит, – говорит он. – Я вместе с Джоном танцевал его партию. – Танцуй свою партию. – Мне больше нравится партия Джона. Валерия смотрит на Эрин в поисках помощи, но та отмахивается от нее. – Энджел, – говорит Эрин, пока мы идем, – я знаю, что все устали, но ты ставишь себя в неловкое положение. Придерживайся того, о чем мы договорились, хорошо? Теперь ты совершеннолетний, и я ожидаю, что ты будешь вести себя как взрослый. Я готовлюсь к тому, что она надавит на него насчет наркотиков. Черт, даже сейчас это очевидно. Его зрачки настолько расширены, что радужка почти не видна, а челюсть сводит судорогами. Но Эрин этого не делает. Неужели она… Не замечает? Или ей просто все равно? Пока мы занимаемся привычной рутиной – раздеваемся и отдаем одежду нашей команде, чтобы те ее сложили, – Джон наклоняется к Энджелу и бормочет: – Что ты принял? – Разве ты не слышал Эрин? – бодро спрашивает Энджел, но его голос резок. – Я просто устал. По взгляду, которым одаривает его Джон, я могу сказать, что разговор еще не окончен. Но пока мы окружены нашей командой, мало что можем ему ответить. Если они это игнорируют, то нам придется сделать то же самое. Синхронное, отрепетированное отрицание. Глава 12 Зак Сегодня, 10:36 (12 часов назад) Джефф Кому: мне Дорогой Зак, Отличные новости! Я разговаривал с Galactic, и они хотят узнать Ваше мнение об одной из наших песен, которая скоро выйдет, – End of Everything. Мы думаем, что она может стать успешным вторым синглом для альбома The Town Red, и тот факт, что Вы напишете ее, даст нам дополнительные баллы, которые действительно помогут выйти за привычные рамки и сделают песню хитом. Поработайте над текстом и перешлите его обратно мне. Я передам его, надеюсь, это сработает и Вы получите признание как автор песен LP[21]. Всего наилучшего, Джефф. Последнее время дела идут… Замечательно. Полностью и абсолютно замечательно. Конечно, новости, которые я узнал из письма, великолепны и я уже обдумываю текст песни. Но быть с Рубеном… это выбивает из колеи. Не могу вспомнить последний раз, когда так много улыбался. Мы только что завершили еще одно шоу в Кельне, и это было мое лучшее выступление за последние годы. Я был в ударе – идеально брал каждую ноту и чувствовал себя на сцене чертовски весело. Толпа аплодировала громче, чем в последние месяцы. А в конце овации казались бесконечными. Прямо сейчас Рубен и я сидим на заднем сиденье еще одного темного безымянного микроавтобуса и делим одно из одеял, которые дала нам Эрин. Мы делаем это отчасти потому, что на улице холодно, но также и потому, что мы можем незаметно прикасаться друг к другу. Я пытаюсь быть не настолько заметным, в отличие, как мне кажется, от Рубена. Он кладет руку на внутреннюю часть бедра и медленно проводит ею вверх. Единственной проблемой было то, что я тоже хотел прикасаться к нему. Ко всему его телу. И хотя у меня колотится сердце от того, чем мы занимаемся вблизи остальных, я не останавливаю Зака и не убираю руку с ноги. Все будет в порядке. Мы оба смотрим в разные окна, расположенные в противоположных сторонах, и притворяемся, будто очарованы городом и никогда раньше не делили одно одеяло на заднем сиденье. Мы – группа и делимся практически всем. Если кто-нибудь взглянет на нас, то не увидит ничего необычного. Рубен убирает ладонь с бедра, и я уже скучаю по ней, но затем он начинает водить пальцами по моей руке и рисовать круги на запястье. Я поворачиваю руку, и наши пальцы переплетаются. – Эй, мальчики, – произносит Эрин с переднего сиденья. Как можно более непринужденно я убираю руку. Глазами пытаюсь молча извиниться перед Рубеном. Но если уж на то пошло, из-за его широко распахнутых глаз кажется, будто он встревожен так же, как и я. – Уберите свои телефоны и выгляните в окно хоть на секунду, – говорит она. – Скоро мы проедем мимо Кельнского собора. Микроавтобус заезжает за угол, и через переднее окно открывается вид, пожалуй, на самое невероятное здание, которое я когда-либо видел. Это высокое строение в готическом стиле, которое, честно говоря, вполне уместно будет выглядеть в фильме ужасов. Его каменные шпили освещены сотнями золотистых огней. Не уверен, что мое мнение не оскорбит кого-то или что-то типа того, но это похоже на замок, в котором мог бы жить монстр. Например, Дракула или кто-то похожий. Это так круто, причудливо. Я заворожен этим видом. Водитель останавливается, и я начинаю улыбаться. Снова. Проклятье. Несмотря на то что трудно держать глаза открытыми, я чувствую, как в груди зарождается надежда. Если снаружи так круто, кто знает, каково будет внутри? Бьюсь об заклад, потрясающе. – Это нечто, да? – говорит Эрин. – Я знала, что тебе понравится, Зак. Он великолепен. – Мне тоже нравится, – произносит Джон с благоговением. Его чувства могут быть связаны с тем, что он религиозен. Не знаю, может быть, для него это нечто гораздо большее, чем просто красивое здание. – Не могу поверить, что не знал о его существовании. Остальные только бормочут в знак согласия. Энджел фотографирует собор на телефон, и я вижу, как он кому-то отправляет снимок в Snapchat. Наверное, очередной модели. Рубен раньше подключался к разговору, но сейчас сосредоточен на своем телефоне, экран освещает его лицо. Хмурый взгляд говорит мне все, что нужно знать. Его мама, должно быть, снова написала. Теперь он получает от нее несколько сообщений в день. Его родители не интересуются его состоянием. Никогда. Лишь постоянно отправляют ссылки на критикующие статьи в интернете. – Эй, – говорю я, – игнорируй ее. Парень сжимает губы и кладет телефон обратно в карман. Но я его знаю и уверен, что он прочтет любую статью, которую прислала мама, как только останется один. Он ничего не может с этим поделать. Эрин кивает водителю, и мы отъезжаем от обочины. Подождите, нет.