Глава восьмая Наши дни Рори Вчера я весь день просидела в своей комнате, решительно увиливая от встречи с Мэлом. На самом деле это неправда. Один раз все-таки вышла, когда затарахтела колымага Мэла и я поняла, что он уехал. Понятия не имею куда. Только тогда я покинула комнату, сунула ноги в ботинки и проделала немалый путь под дождем до Мэйн-стрит, топая по лужам и на ходу показывая средний палец овцам и коровам. В дорогу я припасла батончики мюсли и бутилированную воду, но все же порадовала себя в местной кофейне чашечкой кофе, шоколадным печеньем размером с мою голову и славными душевными переживаниями. Когда я вернулась к коттеджу, машина Мэла стояла перед входной дверью. Повелитель бедлама был в своей комнате. Услышав за закрытой дверью шепот, я поняла, что он с женщиной. Сердце, как резиновый мячик, запрыгало в груди. Кэтлин. Я подкралась на цыпочках к двери и прижалась к ней ухом. Разобрав несколько слов, я догадалась, что эта женщина не может быть Кэтлин. Во-первых, ее голос совсем не похож на голос моей сводной сестры. Во-вторых, у нее сильный акцент уроженки северной части Англии, а не Ирландии. В-третьих, вот что мне удалось выведать из их беседы: Мэл: «Это лишь на несколько месяцев». Женщина: «А что потом?» Мэл: «Потом я заберу ее, и мы уедем. Она любит пляж, так что мы поедем туда, где очень солнечно. В Грецию или Испанию. Может, на юг Франции». Женщина: «Она не злится, что здесь «эта»? И гением быть не нужно, чтобы понять, что под «этой» подразумевают меня и мое пребывание желанно так же, как гонорея. Мэл: «Она знать не знает о Рори, и я планирую так все и оставить. Так все гораздо проще. Мне нравятся простые решения». Женщина: «Для тебя я тоже могу быть простым решением, Мэл». Мэл: «Разумеется, и так оно и есть». Кем бы ни была эта женщина, но оскорбление она спустила ему с рук. Какой стыд. Мэл заслуживает хорошего пинка по яйцам. А потом послышался шум. Чмоканье, стук и громкие шлепки. Я сжала бедра, когда между ног заныло. Можно бы тоже ворваться к ним – око за око и все такое, – но я не хотела доставлять ему удовольствие новостью, что я все знаю. Что меня это волнует. Нет. Я ушла в свою комнату, бросилась на кровать, закрыла глаза рукой и покачала головой. Остынь, девочка. Но звуки были слишком громкими, а я – слишком слабой. Я просунула руку в джинсы и, слушая, как Мэл занимается сексом с другой женщиной, стала себя ласкать. Попутно внушая себе, что это не измена. Я ведь его не трогаю. Больше никогда не притронусь. Просто нам с Кэлламом так и не удалось завершить начатое вчера вечером. Я решила не выходить из комнаты до тех пор, пока Мэл не позовет меня работать. Глупо было считать, что мы уладили разногласия. Он стал совсем другим человеком, и хватит придумывать ему оправдания. Я отправила Кэлламу вереницу сообщений с заверениями, что уже скучаю по нему, включила ноутбук и принялась за работу. Дважды звонила мама, но ее звонки я перевела на голосовую почту. Мэл и та женщина закончили то, чем мы вчера вечером занимались с Кэлом, и делали они это очень громко – непременно для того, чтобы я их услышала. Каким же беспощадным, жестоким, лишенным моральных принципов монстром надо быть, чтобы изменять своей жене и скрывать, что ее сводная сестра и по совместительству увлечение из давно ушедших времен проживет с ним два месяца? Слушая, как он совокупляется с женщиной, которая ему не жена, я ставлю на Мэле жирный крест порицания, и это прекрасные новости. Я больше не ревную к Кэтлин и не заинтересована сохранять нейтралитет с ее мужем. В любом случае это случилось вчера, а сегодня я просыпаюсь от звучащей где-то в отдалении музыки и насыщенного запаха еды: бекон, яичница, свежезаваренный кофе и банановый хлеб. Рот наполняется слюной, и я с трудом ее проглатываю. Убила бы за большую чашку кофе. И кстати, встретиться с Мэлом лицом к лицу не составит труда, ведь к нему у меня осталась только неприязнь. Я тихонько открываю дверь и босиком захожу в гостиную. Моя красная пижама в клетку едва прикрывает ноги, а спутанные волосы, как одичалые ветки, свисают вокруг лица. Я замираю в укромном уголке между комнатой и коридором. С каждым моим шагом сердце замирает. Эштон Ричардс (да, тот самый Эштон Ричардс), одетый в золотистый халат, на нагрудном кармашке которого вышиты его инициалы, сидит в гостиной Мэла в темных очках и курит. Он попивает кофе и что-то читает в блокноте Мэла, а на заднем фоне его команда носится с уборкой и готовкой. Так мультяшные животные помогали Золушке собираться на бал. С прискорбием замечаю, что Ричардс, несмотря на его многочисленные и очевидные пороки, если верить тому, что говорят журналисты, без сомнений, шикарен. Он похож на поистине сексуальную вариацию Иисуса и на давно потерянного брата Хемсвортов, но с длинными волосами. Мэл сидит в кресле напротив, положив скрещенные ноги на кофейный столик, пожевывает незажженную пряную сигарету и подкидывает в потолок мяч для регби. По портативному радио играет песня «Boys Don’t Cry» группы The Cure, но я не куплюсь на то, что Мэл хранит кассеты и старый добрый приемник. Он отнюдь не романтик. В кухне-студии, на барной стойке и на столе куча тарелок: на одних – выпечка и фрукты, на других – полноценный английский завтрак, а еще – дурь. А ну-ка притормозите. Это то, о чем я думаю? Приглядевшись к серебряному блюду, я таращу глаза. Ричардс поднимает голову от блокнота, который читает, и машет руками в мою сторону. – Кто-нибудь, дайте этой телочке соглашение о конфиденциальности. Я тут работать пытаюсь. Ко мне подскакивает подозрительно похожая на Уитни, помощницу Райнера, блондинка с толстой кипой бумаг и ручкой. Мэл делает вид, будто не замечает меня. Щеки его покрыты свежим легким румянцем. Интересно, это от холода или от полученных прошлой ночью оргазмов? Он выглядит как потерянный Питер Пэн, обаятельный, сдержанный, но вполне опасный. Как бы я ни старалась, все равно не получается его ненавидеть. – Что за кисуля? – Ричардс пяткой пихает ногу Мэла и кивает в мою сторону. – Моя секс-рабыня, – без обиняков отвечает Мэл и, поймав мяч, крутит его на пальце как профи, не сводя глаз с потолка. Интересно, а что не умеет делать этот мужчина? Ах, ну да. Хранить верность. – Реально? – Эштон срывает очки и наклоняется вперед, разглядывая меня еще внимательнее. Я скрещиваю на груди руки, понимая, что от холода соски встали торчком. – Как-то она немного… не по форме одета? – Он приподнимает густую бровь над кристально-голубыми, как Карибское море, глазами. Я все-таки убью Мэла. Реально придушу. И даже не во сне. Хочу, чтобы он полностью осознавал происходящее. Заметив, куда смотрит Ричардс, Мэл переводит взгляд на меня. Я продолжаю молчать, потому что жду, какую еще байку он расскажет. – Она любит бродяжничать, поэтому я закрываю глаза на ее манеру одеваться, – поясняет Мэл, продолжая вертеть мяч. – Я ей уступаю, но писать и переодеваться на публике не разрешаю. Я киваю и приторно улыбаюсь Эштону Ричардсу. Блондинка протягивает мне контракт и ручку, и я не глядя подписываю его, продолжая сверлить взглядом ее босса. – Мэл просто скромничает, – завожу я. – Это у него страсть к бродяжничеству. Вообще-то мусор он о-о-обожает. Гляньте только на этот дом. – Я отдаю девушке ручку и обвожу руками комнату. – Порой мне кажется, он не успокоится, пока не превратит свое жилище в помойку. Однажды я застукала, как он занимается любовью с пустой банкой из-под консервированной фасоли. – На самом деле это был томатный суп, – с невозмутимой миной поправляет Мэл, но в его фиолетовых глазах мелькает озорство. – И у той банки имя было. Лаура. Эштон смотрит то на него, то на меня и разражается таким смехом, что по щекам у него текут слезы. Он напоминает молодого сексуального Большого Лебовски. – Юные влюбленные. Чертовски вдохновляет. Как тебя зовут, милашка? – Эштон широко мне улыбается. – Рори, – отвечаю я одновременно с Мэлом, вызвавшимся назвать мое полное имя. – Аврора Белль Дженкинс. Похоже, все культурное образование ее матери свелось к «Диснею». Лично я считаю, что Круэлла Де Виль подходит ей больше. – Лично я считаю, что мужчины, изменяющие женам и хранящие от них секреты, должны быть забиты до смерти толпой бейсбольных питчеров, – парирую я и иду на кухню, где наливаю себе чашку кофе из нового аппарата, установленного вчера. Я хватаю с тарелки на стойке булочку и откусываю кусочек. – Переезжай в Саудовскую Аравию, – предлагает Мэл. – Там прелюбодеяние карается смертной казнью. Хотя, безусловно, ты и сама оказалась бы под угрозой. – Никогда не изменяла, – рычу я. – Пока, – безучастно произносит он. Сволочь. – Почему не предупредили, что начали работать? – спрашиваю я с набитым ртом, делая вид, что не услышала колкость Мэла уровня третьего класса. На данный момент Ричардс что-то считает по пальцам или, возможно, пересчитывает пальцы, но, судя по виду, он не с нами. Ясно одно: он на короткой ноге с дурью, под влиянием массы химических веществ.