Мэл стонет с закрытыми глазами. Подает признак жизни. – Рори? – Да? – с надеждой спрашиваю я. – Дорогая, ты ужасно поешь. Пожалуйста, замолчи. Он снова вырубается, а я лежу, обвивая его своим телом и чувствуя каждой клеточкой, и трясусь от смеха. – Ну и заноза же ты, Доэрти, – бурчу ему в грудь. По его гладкой смуглой коже пробегают мурашки, и я улыбаюсь. Вряд ли он меня слышит, но я знаю, что так, мурашками, он реагирует на мою фразу. – Какой же ты упертый, – вздыхаю я и, сказав это, понимаю, что в меня действительно кое-что упирается. Одна моя нога закинута на его ногу, а его пенис прижимается к моей промежности. Даже через его трусы чувствую, что он горячий, бархатистый и набухший. Меня пробивает дрожь, и я закрываю глаза, ощущая приятное возбуждение. Открываю глаза и снова смотрю на него. Но он не притворяется. Мэл спит мертвецким сном. И теплеет. Благодаря мне, Снежной королеве. – Конечно же, ты возбуждаешься, когда я говорю такое. У тебя всегда было странное чувство юмора, – запоздало замечаю я. Мэл тихонько похрапывает, обмякшим от сна телом накреняясь назад, но я еще не готова его отпускать. Обхватив парня посильнее, прижимаюсь к нему бедром. – Мэл, пожалуйста, поправляйся. Пожалуйста-пожалуйста, и тогда я смогу петь тебе колыбельные, которые ты ненавидишь, читать твои песни, отчитать тебя за салфетку и закидать миллионом вопросов. Не понимаю, зачем я это говорю. Ясно как божий день, что Мэл не ответит. Каким-то образом мне удается задремать в его объятиях. Я слишком устала, чтобы сейчас идти за едой, которую оставила на кухне. Просыпаюсь через пару часов. Небо устлано низкими черными облаками, но ночь еще не наступила. Я смотрю на лицо Мэла. Кажется, он мирно спит, лицо снова обрело краски. Плюс в том, что он очень-очень горячий и потный. Мэл поборол лихорадку, его волосы прилипли ко лбу и шее. Удивительно, но член у него по-прежнему стоит. Ладно, пора выползать из постели, звонить Кэлламу и сообщить, что я еду в Англию. Ни за что не останусь здесь, пока Эштон на другом континенте, а Мэл возбужденный, красивый, свободный и хранит салфетку. Может, мама и не подарок, но это не значит, что она не права. Мэл – проблема, а я уже не так фанатею от проблем, как раньше. Я пытаюсь вылезти из-под него, но понимаю, что теперь он обхватывает меня рукой, а не наоборот. Я подползаю к краю, но Мэл крепко хватает меня за руку. Я охаю и поворачиваюсь. С закрытыми глазами он ухмыляется. Ублюдок. – Куда собралась? – глубоким, низким и хриплым голосом интересуется он. Обаятельные парни с обиженно надутыми губами и сломленной душой всегда были моим криптонитом. А когда Мэл снова становится неидеальным Мэлом, меня переполняет желание любить его. Кстати, пища для размышлений: криптонит мог полностью уничтожить Супермена. – Да, – отвечаю я. – В Англию. Знакомиться с родителями своего парня. Этот план давно зрел у меня в голове, но я пока ничего не предпринимала. Теперь что-то подсказывает мне: уже пора. Это необходимо, если я хочу сохранить отношения. Глаза Мэла все так же закрыты, он расплывается в улыбке. Он вообще слышал, что я сейчас сказала? Может, он проснулся с поражением мозга. Бедолага. Уверена, девушки в очередь выстраиваются, чтобы позаботиться о его сломленной душе. Существует два типа женщин: первые хотят спасать, а другие хотят, чтобы спасали их. Племя первых с радостью примет Мэла и его добротный мешок проблем. – Хватит улыбаться, – тяжело вздыхаю я. – Почему? Жизнь прекрасна. – Правда? – Я приподнимаю бровь. Думаю – всего лишь думаю, – он только что сделал круговой рывок бедрами, по сути пихнув член мне между ног, но точно сказать не могу, так как движение было почти незаметным. Но в одном я уверена: я мокрая от возбуждения и крепко сжимаю ноги, желая, чтобы его возбужденный орган оказался в моей вагине. И да, я только что мысленно произнесла: «Возбужденный орган», потому что признать очевидное, что я до безумия, до исступления желаю его, гораздо труднее. Внизу живота все горит, и если я не сбегу сейчас из постели Мэла, то сделаю то, за что не смогу себя простить. Мэл резко открывает глаза – яркие, фиолетовые и шальные. Похоже, он проснулся новым, здоровым человеком. Роли поменялись, и теперь именно я в его милости. – Мы вернулись к прежнему шаблону: «У меня есть парень»? Потому что Пижон потерял девушку сразу же, как ты обнаружила салфетку. Я встаю с кровати и выхожу из его комнаты, показав из-за спины средний палец. Да к черту его и к черту Толку. К черту его чертова деда (прости, Господи), и неадекватного Эштона Ричардса, и самого Джеффа Райнера. Я иду в гостиную, открываю чемодан и роюсь в нем в поисках подходящего для полета наряда. Через секунду вижу, как в гостиную лениво и уверенно вплывает Мэл. Боже ты мой, почему он так красив? – Ты наверняка захочешь передумать. – Он поднимает с пола свою белую футболку Joy Division с дырой от сигареты, но не надевает ее. – Ах да? – Я замираю, уперев руки в бока. – Почему? – Потому что ты голая, и я мог бы заплатить кругленькую сумму, чтобы ты оставалась в таком виде, но в нашей чудесной стране есть правила, которых нужно придерживаться. Нахмурившись, я смотрю на свое обнаженное тело, потом на Мэла. Беру первое, что попадается мне под руку, – треугольный сэндвич, который так и не съела, – и кидаю в него. Мэл ловит его одной рукой, открывает упаковку и кусает. Черт. – Ты сохранил салфетку, а мне не сказал! – Я не обращаю внимания на свой желудок, который сейчас в таком состоянии, что прилип к остальным органам, моля о пище. Полагаю, именно так и бывает, когда слишком занята своими внутренними заморочками и панической атакой из-за переизбытка эмоций. О еде просто забываешь. Мэл пожимает плечами, натягивает футболку и снова кусает сэндвич, говоря с набитым ртом: – Если бы рассказал, ты бы не приехала. – Потому что я хотела разорвать наш договор! – ору я и кидаю в него свой шоколадный батончик. Пора остановиться. Я действительно проголодалась, а электричество еще не дали, а я не доверяю ни одному гламурному, органическому, безглютеновому, несладкому и безвкусному куску пищи, которой забили холодильник работники Ричардса. Мэл ловит батончик второй свободной рукой и, разорвав обертку ровными белыми зубами, смачно откусывает. – Договоры так не работают, дорогая, – с аппетитом пережевывая, замечает он. – Где ты был? – снова спрашиваю я. – На чей день рождения ты ходил? Мэл опускает подбородок и смотрит на меня исподлобья. – Узнаешь, когда будешь готова. – Ладно. Следующий вопрос. Почему ты трахаешь Мэйв? Она замужняя женщина. – Ответ тот же. Есть причина, но мне нужно, чтобы ты вернулась в мою жизнь легко. Многое изменилось, и я не хочу заваливать тебя ворохом проблем. – Я не хочу быть в твоей жизни! – Только я хочу и ненавижу этот диссонанс между сердцем и разумом. – А даже если бы хотела, твои потрахушки с Мэйв не дают тебе дополнительных очков. – Ну… – Он отталкивается от стены и, отложив сэндвич на кофейный столик, быстро ступает ко мне. – Спать с ней, пока мы вместе, никогда в планы не входило. Положа руку на сердце, признаюсь, она довольно надоедлива. Я не… – Мэл умолкает и, выпятив нижнюю губу, пытается понять, как выразиться. – Я довольно давно ни с кем не спал. И хоть я не самый лучший человек, но я не изменяю. Я качаю головой. – Я тоже. И уж точно не собираюсь изменять сейчас. – О… – Улыбка Мэла исчезает. – Но, дорогая, ты уже изменила. Я смотрю на него как на умалишенного. Потому что он такой и есть. Совершенно чокнутый, как говорят в такой глуши. – О чем ты, черт возьми, толкуешь? – Я судорожно расстегиваю чемодан, вытаскиваю какую-то одежду. Чувствую, как трясутся руки, но не знаю, как их угомонить. Мэл ставит ногу на мой чемодан, с шумом захлопывает его и мешает мне одеться. Только тогда я понимаю, что он без штанов. Лишь в футболке и трусах, из которых на меня нацеливается огромный стояк. – Ты уже лежала со мной в постели. Почти голая. Ты уже терлась чертовски влажными трусиками о мой член. Да, я заметил, спасибо тебе огромное. Ты уже мастурбировала, слушая, как я вонзаюсь в Мэйв и представляю тебя на ее месте, кстати, навеки романтик. Посмотри правде в лицо, Рори. Ты не только эмоционально изменила своему Пижону – ты, по сути, отымела всю его семью, домашнего попугая и невежественных соседей. Я приподнимаюсь, чувствуя, как от ярости стучит в ушах кровь. Мне больше не холодно. Щеки горят от стыда и унижения. Мэл слышал, как я кончаю в соседней комнате. Конечно, слышал. Единственная причина, по которой он вообще ворвался к нам с Кэлламом, – стены в его доме тонкие как бумага. – Мэл… – Я делаю шаг назад и предупредительно поднимаю палец. – Я тебя не хочу. – Не хочешь меня? – Мэл приближается ко мне, загоняя на кухню. – Или не хочешь меня хотеть? Есть разница. – В чем же разница? – решаю ему подыграть, чтобы он продолжал говорить и не делал то, что я не в силах остановить. – Если ты просто не хочешь меня, мне остается лишь уважать твой выбор. Мэл резко подходит ко мне, и я ударяюсь спиной о прохладный холодильник. Он прижимается ко мне голым телом, а мое сердце бьется так быстро и сильно, что, думается, если я открою рот, чтобы велеть не трогать меня, сердце выскочит из него как рыба. Но Мэл не трогает. Он почти трогает меня, зная, что это огорчает еще сильнее. Он ухмыляется мне в лицо.