– Я купил еще одно кольцо в Лондоне, потому что первое осталось в Ирландии, в том заброшенном бомжатнике, а я хотел сделать предложение как можно быстрее. – Кэллам замолкает и смотрит в пол. – Но, видимо, не успел. Глаза застилают слезы. Голова болит. Я схожу с ума. Разваливаюсь на части, и внезапно мне хочется любой ценой утешить его. Я делаю к нему шаг, но он качает головой. Не закончив сводить со мной счеты, Кэллам нажимает кнопку вызова лифта, когда двери начинают закрываться. – Это черта. – Дернув подбородком, он показывает на порог между лифтом и коридором. – Ты ее больше не пересечешь. Тут между нами все заканчивается, Рори. Мы были обречены с самого начала. Я всегда был временным явлением в твоей жизни, закуской, которой ты коротала время до основного блюда. Я падаю на колени и всхлипываю. Кэллам швыряет камеру в лифт, и она приземляется рядом. – Ты всегда была одержима снять идеальную картинку. Ну так я снял ваш тройничок. Пусть твой скользкий начальничек порадуется. Не благодари. Я смотрю на него, от гнева и стыда испепеляя его взглядом. Он зашел слишком далеко. Слишком. Воткнул нож мне в грудь и смотрит, как я истекаю кровью. И все равно меня переполняет чувство вины. – Я понимаю, что нам стоит расстаться. Понимаю. Но если это на пользу, то почему так больно? – спрашиваю я, чувствуя, как стекают по рту слезы. В этой сцене нет ничего красивого, включая меня. – Держаться за то, чего никогда не существовало, еще больнее, – выплевывает Кэллам. – Поверь мне, Рори, я пытался. ПРИМЕЧАНИЕ ОТ САММЕР Пора вывернуть грязное белье, а на моей совести подозрительное пятно размером с Алабаму. Ладно, делаем глубокий успокаивающий выдох – поехали. Спустя месяц, как Рори и Кэллам начали встречаться, тот без предупреждения заявился к нам домой, пока подруга была на работе. Собирался сделать сюрприз. Кэллам принес цветы, шампанское, сашими из ее любимого ресторанчика и надел галстук-бабочку. Не хипстерскую, что отлично сочетается с узкими джинсами. Рори должна была сидеть дома, но ее резко вызвал Райнер: произошла какая-то оказия с поп-звездой, которая сбросила слишком много веса и решила, что хочет переснять обложку для альбома. Рори никогда не отказывается от работы. Думаю, она умрет, прижимая камеру к сердцу. В общем, Кэллам постучал в дверь со всем этим барахлом и так вышло, что открыла я. Я как раз только что рассталась с парнем, с которым встречалась три года и который изменил мне в этот же день. Если вкратце, то я была не в порядке. Кэллам замямлил, извинился и сказал, что заскочит к ней на работу. Я расхохоталась, понимая, что после этого Рори воспользуется возможностью и бросит его. Закончилось все тем, что мы распили ту бутылку шампанского, что принес Кэллам. Он редко пил. Во всяком случае, так он сказал, но добавил, что в последнее время на взводе. Кэллам знал, что Рори хочет расстаться. Он думал, что она считает его скучным, слишком правильным и крайне предсказуемым. И не ошибался. Рори действительно считала его скучным. И всегда сравнивала с Мэлом. Что действовало мне на нервы, потому что да, Мэл был классным, красивым, умелым в постели, но все кончено и пора жить дальше. Вернувшись несколько лет назад из Ирландии, Рори показала его фотографии. У меня возникла великолепная идея, как помочь ей забыть его. Я посоветовала вспомнить недостатки Мэла и написать их на оборотной стороне фотографий, чтобы каждый раз она вспоминала их, если в голову приходила идея вскочить на самолет и умолять быть с ней (что случалось чаще, чем позволяла логика). Но все, что нам удалось придумать: он бабник и слишком старался (и преуспел) в постели. Бесполезно. Мэл идеален. Кроме того факта, что он все-таки ее отпустил. Ладно, вернемся ко мне и Кэлламу. Тем вечером одна бутылка шампанского дополнилась еще двумя. – Я не знаю. У меня тоже есть демоны, понимаешь? – говорил он. – Я не белый и пушистый, каким она меня считает. Я могу быть ужасным человеком, Саммер. – Я тебе не верю, – ответила я. – Я эгоист, – парировал он. – Мы все эгоисты. – А я самый большой эгоист. Это последнее, что он сказал мне перед тем, как я почувствовала на губах его рот. Мы переспали. Он ей изменил. Я изменила ей. Это был короткий, быстрый, четырехминутный секс. Такой антикульминационный во всех смыслах этого слова. Я до сих пор считаю, что это худшее решение в моей жизни. И я даже близко не была к оргазму. Я не получила удовольствие, но Кэллам всегда был блажью: породистый, одаренный, с большим членом. Не говоря уже о том, что парень в костюме – это восьмое чудо света. Я поддалась минутной слабости. – Видишь? – сказал он, в спешке обуваясь. – Я же тебе говорил. Эгоист. В ответ я промолчала. – Но я считал, что она окажется другой, понимаешь? Думал, она избавит меня от этой модели поведения. Не знаю. Может, у меня зависимость от секса. Я перестала отвечать, потому что жалости к нему не испытывала. У меня хватало своих проблем, своих заморочек. Я не знала, что Рори вернется домой, плюхнется рядом со мной на диван, заметит на столе розы и сашими, учует оставленный им аромат мужского одеколона и скажет: «Ты права. Я такая глупая. Мне просто пора забыть Мэла и попробовать с Кэлламом». Вот что она сказала, а я, даже после того как приняла душ, еще чувствовала на своей пижаме запах резины от презерватива ее парня. Кэллам и сам ненамного лучше справлялся с чувством вины. За полчаса до этого я видела из окна, как он, чуть ли не плача, втискивается на заднее сиденье такси. – Думаю, ты права, – ответила я Рори, а сама думала: «Пожалуйста, не надо». Так что теперь вы понимаете, почему на мои плечи свалилась такая ноша. Я никогда не думала, что все так получится. И даже несмотря на то, что меня тошнит всякий раз, когда мы втроем оказываемся в одной комнате (что случается редко), я просто не могу стать той, кто подтолкнет ее к разрыву с Кэлламом. Моя совесть не выдержит краха их отношений, какова бы ни была причина. Но по секрету: если вы спросите мое мнение в закрытой комнате с мягкими и звуконепроницаемыми стенами, то я бы ответила, что моя лучшая подруга, которую я люблю до смерти, – паршивка. Ей просто нужно выбрать парня и избавить всех от этих страданий. Я мечтаю, чтобы у меня был парень с салфеткой и пухлыми губами, готовый порвать мир на кусочки, чтобы быть со мной. И мечтаю, чтобы у меня был богатый, эгоистичный, но неотразимый парень, готовый на все, чтобы помешать парню с салфеткой. Глава пятнадцатая Наши дни Мэл Стоит упомянуть, как я дошел до жизни такой, что пишу песни ради заработка, хотя на первых порах воспринимал предложения о покупке моих песен в качестве некоего состязания. Ответ на этот вопрос, как и на многие другие, один: Рори. После ее отъезда я трудился, превозмогая боль. Писал песни о любви, о ненависти, о равнодушии. Об одиночестве и алкоголе и темных закоулках своей души, от которых по телу частенько пробегал неприятный холодок враждебности. Из сотен песен получились тысячи, а тысячи песен стали каким-то образом сильнее меня самого. Как монстр, что еженощно поджидал в шкафу. Каждая песня превратилась в демона, а демон алчно желал моей крови. Я изливал душу на бумагу, пока не заканчивались слова. И все же продать их не мог. Не мог, потому что не хотел менять образ жизни. Не хотел становиться важным, известным и богатым (я на это не рассчитывал, но рисковать тоже не собирался). Я не хотел якшаться с Эштоном Ричардсом и ему подобными. Хотел петь на улицах до самой смерти, возвращаться в свой тесный домик и жить, не гоняясь за вдохновением. Хотел, чтобы сама жизнь меня вдохновляла. Чтобы мое искусство не произрастало из нужды прикупить дом побольше, машину подороже или отложить деньги в банк. Я пел, потому что хотел. Такую роскошь не каждый артист мог себе позволить. Сыграло на руку и то, что я никогда не был меркантильным человеком. Но потом произошло несчастье. Кэтлин умерла. Но до ее смерти была целая череда операций, ради которых из Швейцарии и Америки пришлось пригласить специалистов. Стали накапливаться медицинские счета. Моей маме и Элейн, матери Кэтлин, понадобилось новое жилье. До хрена всего надо было купить, оплатить. Стало казаться, будто мир загоняет меня в угол, из которого выбраться не получится. Поэтому я продался. Я снял оковы со своих демонов и продал их другим под видом домашних зверушек. На этих демонов нацепили поводки, добавили им веселые мотивы и выпустили в народ в качестве хитов. Я продался, предаваясь мечтам, что Рори услышит, поймет, увидит связь и найдет меня. Эдакая глупая ребяческая надежда. В вымышленном пропащем персонаже она бы восхищала, но в себе я ее презирал. Впрочем, велика ли вероятность, что Рори не разгадает недвусмысленные слова?