По горло сыта его пассивно-агрессивной фигней. Но вместе с тем признаю: я сама виновата, что не поговорила начистоту о случившемся в Ирландии между мной и Мэлом. Хотя не виновата в том, что он изолировался на балконе ради звонка по работе. Я не смогла бы рассказать ему за двадцать минут до выхода на вечеринку. Мэл и Брэнди возвращаются на свои места, а у меня лицо горит так, словно это я сделала что-то не то. – Рори, твоя очередь, – гаркает Кэллам. Стараясь не обращать внимания на его тон, я беру бутылку, смотрю в потолок и произношу молитву: «Пожалуйста, пусть выпадет не Мэл». Меня устроит любой другой. Желательно девушка. Даже с Эштоном смогу поцеловаться. Он милый, рок-звезда и в таком состоянии, что назавтра даже не вспомнит. Пальцы сжимают бутылку. – Ты собираешься крутить, милашка, или будешь пялиться на нее, надеясь, что она повернется силой мысли? – фыркнув, интересуется Эштон. Я закрываю глаза и впервые за всю свою жизнь мысленно распекаю своего пропащего папашу. «Привет. Так… мы на самом деле незнакомы, но, если ты там, наверху, избавь меня от неловкости. Большего я от тебя не требую». Я кручу бутылку, задерживаю дыхание и смотрю. Она поворачивается один раз, второй, третий, четвертый и останавливается, показывая на… – Мэл, – убежденно заявляет Кэллам. – Эштон, – одновременно с ним говорит Брэнди. Безусловно, она не хочет, чтобы я целовала предмет ее обожания. О, и кстати. Спасибо, Глен. – Мне кажется, она показывает на Эштона, – вмешиваюсь я. На случай, если где-то там Глен пытается загладить вину, повернув бутылку в сторону Эштона, вынуждена заметить, что и на небесах он не ведет трезвый образ жизни, потому что бутылка остановилась между Эштоном и Мэлом. – Она точно показывает на Мэла, – не соглашается Кэллам, постукивая пальцем по гладко выбритому подбородку. Что он творит, черт его подери? Я не настолько тупа, чтобы спрашивать его в присутствии чужих. – Думаю, это значит только одно, – гогочет, как гиена, британская секс-бомба и смотрит на Кэллама томным взглядом. Здесь у всех свой корыстный интерес, но эта девица самая алчная и агрессивная. – Что именно? – порывисто поворачивается к ней Кэллам. – Тройной поцелуй, – воркует она, наматывая локон на палец. – Да! – Эштон поднимает кулак вверх. – Да, мать вашу. Секс-рабыня и обиженный поэт одновременно. Я в деле. – Секс-рабыня?! – Кэллам теряет самообладание. – Не парься, это кличка, – смеется Эштон и выдыхает закручивающейся полоской дым. Честное слово, я накурюсь, просто целуя его. – Меня устраивает, – безучастно заявляет Мэлаки. Я чувствую, как Кэллам подталкивает меня в центр круга. – Тогда давай, – убеждает он. – Подожди, я не уверена, – бормочу я. – Мы это уже обсуждали! – кричит англичанка. – Не дрейфь. – Да, не порти нам кайф, Рори, – требует Кэллам. Окрысившись, поворачиваюсь к нему. Он пожимает плечами, на его губах таинственная ухмылка. – Не только ты согласна делиться. Хорошие новости, правда? Подхожу к Мэлу и Эштону, чувствуя, как потеют ладошки. – Как поступим? – Кладу руки на талию. – Начнут целоваться двое, а третий присоединится позже или будет… Без лишних слов Эштон хватает меня за затылок, притягивает к себе и крепко целует. Он пихает горячий, пропитанный алкоголем язык мне в рот, и тогда я понимаю, что все мы немного пьяны, в том числе Кэллам – впервые. Забудем о дерьмовой музыке – Эштон Ричардс умеет целоваться. Мне начинает нравиться, когда я чувствую, как влезает второй язык. Теперь их два у меня во рту. Один из них принадлежит Мэлаки, и я точно знаю какой. Я чувствую, как набухает клитор, внизу живота покалывает от возбуждения. Мы целуемся страстно и неспешно. Эштон покусывает уголок моего рта, а Мэл целует меня с языком, и я начинаю забываться. Становится ясно, что это совсем не похоже на тройной поцелуй, потому что два парня целуют одну девушку. У них минимальный контакт друг с другом, оба обслуживают меня. Только когда я начинаю задаваться вопросом, не одна ли увлечена этой ситуацией, Эштон кладет руку на мою талию и пригвождает к своему телу. Я чувствую бедром толстый стояк, и у меня вырывается стон. Мэлу ничего не достается, и он хватает меня за другой бок, притягивая к себе. Я зажата ими обоими, чувствуя, как горячая влага стекает мне в трусики. Я должна бы чувствовать стыд, смущение и стеснение – так и есть. Клянусь, я все это чувствую. Но гораздо сильнее хочется снять одежду и зацеловать каждую клеточку их тел, пока они будут брать меня с обеих сторон. Мой рот заполнен, а соски превратились в болезненно чувствительные пики. До меня доходит, что это снимок века – тот, который Райнер хочет видеть на обложке «Роллинг Стоун». Его рок-звезда, его автор песен и его фотограф страстно обжимаются. Но он не может снять нас, потому что все трое пошли вразнос и некому сделать фотографию. Мы целуемся несколько бесконечно долгих минут, когда я чувствую, как кто-то тянет меня за футболку. Я резко открываю глаза и вижу, что это Эштон. Еще я понимаю, что он отошел от нас. Он больше не принимает участия в поцелуе. Давно не принимает, замечаю я, когда прихожу в себя и понимаю, что несколько секунд, если не минут, у меня во рту только один язык. Мои ноги вокруг бедер Мэла. Я сижу на нем верхом. Господи. – Ну же, – шепчет он нам обоим, почти не шевеля губами. – Вы солируете целую минуту. Люди уже трутся гениталиями о пол, чтобы снять напряжение. С горящими глазами я смотрю на Кэллама, который встает из круга и поворачивается к выходу. Перед тем как вылететь за дверь, он берет мою камеру, и густое красное облако страсти, в которое меня засосало, рассеивается. Я бросаюсь за ним и догоняю в коридоре. – Кэллам, подожди! Грозной походкой он направляется к лифтам, раскачивая на ходу камерой. Запыхавшись, я догоняю Кэллама у лифта, где он яростно жмет на кнопку вызова. Кладу на плечо ему руку, но он поворачивается и стряхивает ее. – Не трогай меня. – Пожалуйста, – молю я. Я сама не понимаю, о чем умоляю. И так ясно, что случившееся там вышло из-под контроля, что у нас с Мэлом был не просто поцелуй. Что были замешаны и чувства. – Пожалуйста, что? Пожалуйста, позволь мне и дальше дурачить тебя, Кэллам? Пожалуйста, разреши сосать чужой член? Пожалуйста, оставь меня в покое, чтобы я продолжила там, где начинала, с мужчиной, который по собственной воле расстался со мной? Кэллам орет мне прямо в лицо, и он красный, злой и совсем не похож на Кэллама, которого я знаю, с которым было надежно и удобно. Звенит лифт, и он заходит. Я за ним. – А я бы не расстался с тобой, Рори. Я собирался стать твоим последним мужчиной. Я терплю твои идиотские наряды, и глупые странные мечты, и скучных коллег. Он смотрит в коридор, двери лифта еще открыты. Не знаю, что ему сказать. Я даже не знаю, стоит ли признаваться в том, что случилось, потому что это разрыв, и хоть я и подло поступила, но он тоже ведет себя низко. В тот вечер на балконе, во время рождественской вечеринки, я бросила взгляд на Мэла и точно поняла, что он говорил правду. Любить кого-то – все равно что добровольно признать, что этот человек в силах тебя уничтожить. Мэл уничтожил меня. Я разрушила Кэллама. «Думаю, ты появилась на Земле, чтобы стать моей погибелью», – несколько месяцев назад сказал Кэллам. Это правда или Кэллам просто хотел, чтобы его уничтожили? – Я хотел поучаствовать в этой тупой игре, чтобы увидеть твою реакцию. – Он показывает на президентский люкс, из которого мы вышли. – Когда я целовал ту корову, тебе вообще плевать было. Меня передергивает от его небрежного оскорбления. Двери захлопываются, и лифт начинает спускаться к его номеру. – Но когда Мэл поцеловал ту пташку, ты чуть с ума не сошла. А потом ты осталась и продолжила целоваться с ним даже после того, как Ричардс самоустранился. – Прости, – шепчу я, в душе проклиная Саммер за то, что заварила эту кашу, хотя виновата тут только я. – Господи, Кэллам, я никогда не хотела ранить тебя. Даже я понимаю, как убого звучат мои оправдания. Как бы хотелось повернуть время вспять. Я бы изменила одно и только одно: я бы не тронула Мэла, не расставшись предварительно с Кэлом. Лифт звенит, и, выходя, Кэллам поворачивается ко мне: – Кстати, если бы подождала еще немного, то уничтожила бы не только мое сердце, но и банковский счет, уйдя с половиной моего чертова состояния. – Он засовывает руку в передний карман, вытаскивает небольшую бархатную коробочку черного цвета и швыряет в меня. Я ловлю ее, но не открываю, прекрасно понимая, что находится внутри. Господи, Кэллам.