Я вижу, как он зачерпывает деньги из чехла и засовывает их себе в карман. Толпа вокруг начинает расходиться. К Мэлаки приближаются две девицы-студентки, заправляя волосы за уши. Он напропалую флиртует с ними, то и дело поглядывая на меня, чтобы убедиться, что я никуда не ушла. Я хочу объяснить, что не ухожу только из-за своего отца. Скажу ему сразу, как он закончит. И, поскольку Мэлаки не претит заставлять меня ждать, я не чувствую вины, когда снова вытаскиваю камеру и делаю фото, как он закидывает гитарный чехол себе на плечо и удостаивает одну из девушек поцелуем руки. – Польщен, но, видите ли, я обещал разрешить этой щедрой, пусть и немного навязчивой девице угостить меня пинтой пива. Я опускаю камеру и смотрю на него, изогнув бровь. Он расплывается передо мной в улыбке, а девушки, мечтательно хихикая, несутся к автобусной остановке и на ходу подталкивают друг друга. – Учитывая произошедшее, думаю, ты и сам в состоянии угостить бокалом эту щедрую, пусть и немного навязчивую девицу. – Я засовываю камеру обратно в рюкзак и набрасываю капюшон куртки на голову. – Только если она отправит мне копию этого снимка. – Мэлаки кивает на мой рюкзак и блаженно улыбается. – Чего ради? Он подцепляет большим пальцем ремень на чехле и неспешно подходит ко мне. Останавливается так близко, что мы можем вдыхать запах друг друга. – Чтобы у меня был ее адрес. – Ну и кто теперь навязчивый? Я скрещиваю на груди руки. – Я, – ухмыляется парень. В его завораживающих глазах броского фиолетового цвета словно отражается весь мир. – Определенно, я. Ты американка? Я киваю. Он обводит меня взглядом. У него такие же фиолетовые глаза, что и у его деда. Но немного другие. Яснее. И такие глубокие, что утащат на самое дно, если не проявлять осторожность. Я разворачиваюсь и иду в обратную сторону, зная, что он пойдет за мной. Так и происходит. – Что за история? – Мэлаки засовывает руки в передние карманы. – Давай где-нибудь присядем? – Я пропускаю его вопрос мимо ушей и оглядываюсь по сторонам. Хотелось бы выпить и что-нибудь съесть. Полагаю, у любого нормального парня возникнет куча вопросов, что мне от него надо, но, похоже, Мэла нельзя отнести в эту категорию. Он кивает в обратном направлении, и мы разворачиваемся. Теперь я иду за ним. Пользуется ситуацией. А уличный певец в этом мастак. – Есть у тебя имя? – спрашивает он. Я иду за ним. Едва поспеваю. – Аврора. – Аврора! Принцесса Аврора из?.. – Нью-Джерси. – Я закатываю глаза. Ну что за кривляка. – Нью-Джерси. Ну конечно. Известный обработанным мясом, чижом[7] и Джоном Бон Джови, хотя последним попрекать тебя не стану. – Какая невероятная забота. – Что сказать? Я тоже щедрая душа. Имей в виду: все, известное мне о Нью-Джерси, я почерпнул из реалити-шоу «Пляж». Мама безнадежно влюблена в того, у кого геля на волосах столько, что можно заполнить им бассейн. – Поли Ди, – я улыбаюсь и киваю. Внезапно мне становится жарко. Нужно снять камуфляжную куртку. А может, и толстовку. Расчехлиться. Стащить с себя слои одежды. – Он самый. – Мэлаки щелкает пальцами. – Но я уверен, что ты и твоя семья совсем не похожи на него и его пережаренных на солнце друзей. Я кусаю большой ноготь. – Вообще-то моя мама была бы там практически королевой. Она на двадцать пять процентов состоит из автозагара, на двадцать пять – из лака для волос и на сорок – из тесной одежды и краски для волос. Она крайне огнеопасна. – А куда делась оставшаяся десятка? – смеется он и смотрит на меня непонятным взглядом. – Она не очень хороша в математике, – невозмутимо отвечаю я. Мэлаки запрокидывает голову назад и так громко хохочет, что от его смеха у меня внутри что-то трепещет. В моем городе парень вроде него обязательно выгодно воспользовался бы своей внешностью: стал бы актером, моделью, медийной персоной или занялся бы еще какой-нибудь мнимой работенкой. Маму хватил бы удар, если бы она услышала смех Мэлаки. Он буквально смеется каждой морщинкой. Сплющивается каждый миллиметр его плоти. – Я – Мэл, – говорит он. Мы еще идем, и он не может пожать мне руку, поэтому просто пихает плечом и стягивает с моей головы капюшон, открывая лицо. – А ты? Разрушишь какие-нибудь стереотипы об ирландцах? – спрашиваю я. Мэл резко поворачивает за угол. Я за ним. – Боюсь, что нет. Я католик, маменькин сынок и вполне работоспособный алкоголик. Мой дед… вообще-то формально он мне не дед. Отец Доэрти – католический священник, но мамин папа умер совсем молодым, и отец Доэрти, его брат, был так добр, что растил ее как собственное дитя. Короче, он научил меня делать рагу, и оно по сей день единственное блюдо, которое я умею готовить. Я живу на ферме с непомерным количеством овец, и они все тупицы. Светлому пиву я предпочту темное, позу не сзади, а миссионерскую, считаю Джорджа Беста[8] богом и уверен, что коричневый соус лечит все, кроме рака, включая похмелье, несварение желудка и, вероятно, гепатит С. – Мы… поразительно шаблонные для наших родных краев персонажи. – Я перекатываю кольцо через дырочку в носу. Постоянно так делаю, когда нервничаю, чтобы хоть чем-то занять руки. – Стереотипы существуют, потому что в них есть зерно правды. – Мэл останавливается, поворачивается и стучит по крыше старого «форда» цвета гнилых зубов. – А теперь пошли. Нам есть куда пойти, есть что посмотреть, и, боюсь, придется тебе сесть за руль. – А? – Принцесса Аврора из Нью-Джерси, ты не смотрела ни одной старой доброй мелодрамы? Где в самых лучших в истории кинематографа сценах первой встречи женщина куда-то везет мужчину? «Когда Гарри встретил Салли», «Поющие под дождем», «Тельма и Луиза»… – В последнем не было сцены первой встречи. И Джина Дэвис не мужчина. Я не могу удержаться от смеха. Как он осмелился растопить мое сердце до того, как я оказалась готова оттаять? – Да что ты говоришь. – Он кидает мне в руки связку ключей, и я инстинктивно ее ловлю. – Карета подана, мадам придира. Этот парень утонченный, обаятельный. Худшая разнотипность сердцееда – тот, кто не настолько сердоболен, чтобы сразу дать понять, какой он козел, хотя на самом деле так себя и ведет. Бьюсь об заклад, куда бы он ни пошел, за ним тянется дорожка из кровоточащих, разбитых и едва бьющихся сердец. Так Гензель и Гретель оставляли следы из хлебных крошек, чтобы найти путь домой. Вот только я знаю, куда ведет эта дорожка – к уничтожению. – Подожди. Пока мы еще здесь, хочу кое-что у тебя спросить. – Я поднимаю руку. Лучше сразу обозначить намерения. – Согласен. – Мэлаки распахивает пассажирскую дверь и садится в машину. Я продолжаю стоять на тротуаре, а он захлопывает дверь, опускает стекло и кладет на него руку, надев темные очки-авиаторы. – Ты сядешь? – А до этого ты не поинтересуешься, что я хочу спросить? – хмуро смотрю я. Он приподнимает очки и дарит мне улыбку, способную охватить своей мощью целую вселенную. – А смысл? Я в любом случае подарю тебе все, что нужно. Будь это деньги, поцелуй, секс, почка, печень. Господи, надеюсь, тебе не нужна моя печень. Она, к несчастью, поизносилась. Живей, Аврора. – Рори. – Рори, – соглашается он, покусывая нижнюю губу. – Так лучше. Ты совсем на принцессу и не похожа. Я выгибаю бровь. Не знаю почему, но его заявление меня бесит. Он прав. Я совсем не похожа на принцессу вопреки желанию моей матери. Лучшая подруга Саммер утверждает, что я смахиваю на эльфа с суицидными намерениями. – Ты скорее напоминаешь мне самую красивую сводную сестру из диснеевского мультика. Неудачницу, которая в финале получает принца. Ту, которая рождена без титула, но заслужила его, – объясняет Мэлаки. Я заливаюсь краской и думаю над иронией судьбы, ведь и впрямь только что узнала о существовании сводной сестры. – Ого, она покраснела. – Он победоносно вскидывает кулак в воздух. – Не все потеряно. У меня еще есть шанс. – Вообще-то нет, – остужаю я его пыл. Парень заливается смехом, потому что и так знает исход. Ублюдок знает, что все равно меня уломает. – Секса у нас не будет, – предупреждаю его. – Конечно, не будет, – спокойно соглашается Мэл. Легко. Не веря ни единому моему слову. – Я серьезно, – предупреждаю я. – Только через мой труп. Рассмеявшись еще громче, парень постукивает по двери. – Шевелись, принцесса. Мэл довольно эксцентрично показывает, как выехать из Дублина: «Налево. Нет, другое “налево”. Ничего, налево, как в первый раз». Я хоть и в ужасе от левостороннего движения, да и международных прав у меня нет, но все равно оказываюсь за рулем. Может, сама атмосфера лишает меня остатков логики. Может, дело в Мэле. Знаю лишь, что мне восемнадцать лет и я только что потеряла отца, которого никогда не знала. Ощущение, будто я зависла в воздухе, как марионетка. Между небом и землей. Нечего терять, нечего и приобретать. Мы въезжаем в небольшую деревню, притулившуюся между зелеными холмами в двух шагах от Дублина. Белая деревянная табличка сообщает, что мы прибыли в Толку, графство Уиклоу. Справа видна река, через которую перекинут каменной аркой старый мост, а на въезде в город стоят обветшалые домики с ярко-красными дверьми. Эти разбросанные то тут, то там здания, как волосы на лысой голове, похоже, стоят на главной улице. Мы проезжаем по Мэйн-стрит мимо ярко-голубого дома, церкви, гостиниц, пабов и маленького кинотеатра, в котором, по словам Мэла, действительно есть отдельные места, а работающие в нем люди до сих пор используют классические киноленты. Дорога довольно извилиста, и когда я, следуя инструкциям Мэла, паркуюсь недалеко от паба под названием «Кабанья голова», то чувствую, как мое сердце переполняют странные эмоции.