Нужно было слушать мать, которая говорила мне, умоляла, предупреждала насчет этой страны. Убеждала сбежать и не оглядываться назад. Может, удастся аннулировать брак с Мэлом. Еще даже недели не прошло. Мэл, Мэл, Мэл, Мэл. Тайная дочь. Правда о моем отце. Лживый, морочащий голову, вероломный кусок… – Подожди! – Отец Доэрти встает и, пошатнувшись вперед, берется за край стола. Он такой хилый, что у него непроизвольно вырывается стон. Старик, кряхтя, хватается за поясницу. Я замираю, сгорбившись. – Вам вызвать такси? – смягчившись, спрашиваю его. Он качает головой. – Не злись на него, пожалуйста. Мэл просто выполнял мои поручения. Он, как и твоя мать, как и я сам, не хотел, чтобы правда тебя поглотила, чтобы прошлое определяло твое будущее. При всем уважении, но отец Доэрти говорит как предсказание из печенья. Я не удовлетворена такой отговоркой. – Не ему решать, что мне нужно, а что не нужно знать. И не вам. И не ей. Никому, – по-звериному взвываю я, всплескивая руками. Все в пабе поворачивают ко мне головы, и я сбавляю обороты, наклонившись вперед и взволнованно шепча: – Никто не назначал Мэла на должность моего принца на белом коне. А если он и был таковым, то справился паршиво. Я имела право знать. Я пришла к нему за ответами. Он заманил меня в свои сети и вынудил думать, что я попала туда по собственной воле. Я бы никогда… Не переспала с ним, будь я в курсе того, что натворил мой отец. Не позволила бы ему обнимать меня всю ночь напролет. Не влюбилась бы в него. Если бы Мэл рассказал правду в нашу первую встречу, наши отношения сложились бы совсем иначе. Меня внезапно осеняет. – Скажите, святой отец, у Тэмсин недавно был день рождения? Блестки. Торт, который испек Мэл. Подарок. Отец Доэрти, который внезапно нарисовался в магазинчике мисс Патель, где покупал выпивку. Безусловно, вот еще одно событие, на которое меня не позвали, потому что я дочь дьявола – дьявола, чье единственное преступление заключалось в попытке спасти меня от моего отца. – Да. – Святой отец опускает подбородок, смотря в пол. – Ее седьмой день рождения. – Понимаю. Впервые за всю свою жизнь я произношу эти слова уверенно. Понимаю. Да, Тэмсин важна для меня, но я не могу себе позволить остаться и смотреть, как она растет. – Так вам понадобится такси или нет? Даже меня передергивает от грубости в моем голосе. Этому мужчине около восьмидесяти пяти лет. Я не имею права разговаривать с ним в подобном тоне. Он выкручивает себе пальцы, не в силах поднять глаза и встретиться со мной взглядом. – Ох, Рори. Моя дорогая Рори. Ведь мама ничего тебе не рассказывала, верно? Она бы никогда не рассказала. Я поджимаю губы и смотрю на свои ботинки, как провинившийся ребенок. Молю, Господи, не поджигай меня. Отец Доэрти смотрит на мой стоящий у стола чемодан и находит мужество взглянуть на меня, сказав: – Не уходи. Не уезжай в Америку. Если уедешь, то выплеснешь свой гнев на Дебби, а она этого не заслужила. Аврора, она очень тебя любит. Она всегда пыталась защитить тебя от тьмы, окружавшей Глена. Помню, дав тебе имя, она отправила мне письмо с разъяснением своего выбора. Потому что хотела, чтобы ты обрела сказку, что-то совершенное и незамысловатое. Она не хотела, чтобы эта беда на тебе отразилась. – И все же так и случилось, – скрежеща зубами, возмущаюсь я. Шмыгнув носом, священник вытирает слезы большим пальцем. – Беда, без сомнения, догнала и обрушилась мне на голову. Мэл Преимущество (наверное, единственное) жизни в маленьком городке – люди всегда тебя разыщут. Через пятнадцать минут после того, как Рори ушла из дома, хлопнув дверью, а я протирал дырку в полу, пытаясь продумать следующий шаг, мне позвонил бармен из «Кабаньей головы» и рассказал, что мой дед ведет оживленную беседу с молодой женщиной. С моей женщиной. Вернувшись в реальный мир, я несусь к своей машине и веду ее как взбесившийся пес. Швыряю тачку на парковке, не выключив движок, и вижу, как Рори садится в такси. В уродский «рено» семидесятых годов, у которого чихает мотор. Рори так торопится уехать, что не хочет ждать приличную машину. Вот как сильно она тебя ненавидит. Я бегу, жестом показывая жене опустить окно и не сопротивляться мне, но… Черт, она когда-нибудь будет слушаться? Рори прикидывается, что не видит меня, смотрит прямо перед собой на спинку водительского кресла. Ее темные очки сдвинуты на кончик носа пуговкой. Я ударяю кулаком по окну, надрываясь от кашля, поскольку за последние пятнадцать лет моим единственным видом физической активности был секс. – Притормози. Мою просьбу пропускают мимо ушей. – Черт с тобой, женщина. – Я хлопаю по крыше автомобиля, и в ответ водитель ускоряет ход, а мне приходится бежать еще быстрее. Кто в здравом уме бегает ради забавы? Я не могу ее отпустить. Ну, думаю, формально могу. Возможно, мне даже стоит ее отпустить, но нет. Без борьбы не сдамся. А ей нужно узнать всю правду, даже если истина разорвет нас в клочья. – Я не рассказывал тебе про Глена, потому что поклялся хранить тайну. Потому что взгляни на себя: ты убита горем. Потому что я эгоист и восемь лет назад понимал, что, когда ты узнаешь правду о Глене, твое сердце не сможет меня полюбить. А ты влюбилась, Рори. Мы полюбили друг друга меньше чем за сутки. И меньше чем за неделю почти десять лет спустя… Я хлопаю себя по коленям и часто дышу, втягивая в легкие как можно больше кислорода, чтобы продолжить погоню. Рори упрямо смотрит на сиденье водителя, словно это самое завораживающее зрелище после производства стеклопластика. (Нет, правда. Поищите в «Гугле». Это фантастика.) – …дабы помнить, что мы не сможем жить врозь. Едва ли. Существовать – да, но не жить. И я не так уж сильно ограждал тебя от правды. Поверь, в душе у меня шла целая битва. Правда. Вот почему я отвел тебя к Кэтлин. Я положился на судьбу. Решил, что если тебе действительно уготовано узнать правду, то Кэтлин тебе ее расскажет. Она не рассказала, Рори. Она по-прежнему молчит. – Да, я лопухнулся. Да, скрыл от тебя правду. Про тебя. Про себя. Но отнюдь не потому, что хотел причинить тебе боль. Я хотел тебя защитить. Уберечь от прошлого. Оно называется прошлым, потому что уже прошло. У нас есть настоящее, Рори. И будущее. Рори раздраженно морщит нос. Еле заметное движение, но дает мне надежду не на ее прощение, но, может, она рассердится и остановит машину, выйдет и надает мне по башке. – Ладно. Не все мои поступки были бескорыстными. Конечно, я снова захотел трахнуть тебя, как только увидел. Кто бы не захотел? Посмотри на себя. Нос у нее снова подергивается под очками, зубы впиваются в губы. Рори лопается от злости. И сейчас я разозлю ее еще сильнее. – Как узнать, любишь ли ты кого-то? Посмотри, как страдает этот человек, и увидишь, что его горе раздирает тебя на части. Потому что, когда тебе плохо, больно, Рори, каждая моя клеточка горит вместе с тобой. Ты уезжаешь, даже не выслушав меня, и это только подтверждает мои давние подозрения: не только твоя кожа холодна. Твое сердце тоже застыло. Я любил тебя с первой секунды. А вот тебя всегда интересовали мой член и моя национальность. Дорогая, ты правда вывела свои психологические проблемы из-за папочки на новый уровень. Я вижу, как Рори сжимает дверную ручку. Она что-то рычит водителю, и машина начинает замедляться, но полностью не останавливается. Я знаю, что почти добился желаемого, поэтому вбиваю последний гвоздь в свой гроб. Тот, что хотел бы поделить с ней при другом, более счастливом случае. – О, и еще кое-что: салфетка, которую ты только что порвала, ни хрена не значит. Когда мы встретились, ты сказала, что не веришь в рок. Забыл упомянуть: я тоже не верю. Восемь лет назад, после твоего отъезда, я искал тебя. Писал тебе письма, отправлял подарки и пытался разыскать. Звонил тебе домой, твоей матери, в общежитие, пытаясь добыть твой номер. Хочешь еще кое-что узнать? В прошлом году я тоже тебя выследил: увидел твое имя на обложке «Блю Хилл Рекордс» и догадался. Я знал, что ты работаешь на этого болвана Райнера. Поэтому принял его предложение написать Ричардсу альбом, потому что хотел тебя рядом с собой. Это никогда не было судьбой. Не было удачей. Я потребовал тебя в свое полное распоряжение, Аврора Белль Дженкинс. Ты стала частью сделки. Это не судьба, это мы. От начала и до конца. Чудаковатые, пропащие, повернутые, вредные для самих себя, удивительные мы. Машина останавливается, водитель с досады бьет по рулю. Я вижу, как Рори выпрыгивает из машины подобно фейерверку и трясет кулаком у меня перед лицом. Она пихает меня в грудь. – Как ты посмел! Мы договорились не искать друг друга. Ты воспользовался салфеткой, чтобы заставить меня выйти за тебя! Ты соврал! Рори вся красная, на голове воронье гнездо. – Бред! – отталкивая, смеюсь ей в лицо, больше не в силах выносить неправду. – Ты вышла за меня не из-за этой дурацкой салфетки, а потому что позволила пихать пальцы, шоколадный батончик и мой язык туда, куда я хотел вторгнуться, пока у тебя еще был парень. Потому что так мы и поступаем. Добиваясь друг друга, мы рушим чужие жизни. Уничтожаем все на своем пути, кроме себя. Таксист с любопытством смотрит на меня, слушая с высунутым языком, почти задыхаясь. Наверное, не стоило упоминать про шоколадный батончик.