Я могла видеть его в течение нескольких дней или недель подряд, и затем он мог исчезнуть. Через некоторое время он снова появлялся, как будто никогда не уходил. Казалось, что он всегда носил одну и ту же белую футболку, потускневшую из-за дней ношения на улице, джинсы с дырками, под которыми виднелась его кожа, и ботинки, чьи тонкие подошвы говорили о бесчисленных путешествиях. Несмотря на бороду, я могла сказать, что он был молод. Слишком молод, чтобы сдаваться. Мы были просто двумя людьми, никак не связанными, за исключением одной и той же улицы, которую мы время от времени делили на несколько минут. То есть, это было до вечера, когда я шла одна от автобусной остановки, вместо того, чтобы взять такси. Я проделала половину пути до дома, чувствуя себя менее тревожно с каждым шагом приближения к месту назначения. Аллея была тихой. Большинство бездомных были под их самодельными навесами или мрачно сидели в тени. Я прошла мимо случайного прохожего, который также совершал короткую прогулку через ад из своей относительно комфортабельной жизни. Затем я заметила что-то боковым зрением. Это было прямо на том месте, где обычно был тот парень. В темноте я не могла понять, что происходит, но слышалось шарканье и подозрительное бормотание. Казалось, что-то было не так. На чистом инстинкте (и наивности) я подкралась, чтобы лучше рассмотреть. Вот тогда-то я и увидела, что мое предчувствие в какой-то степени было верным. Два человека окружили парня, мимо которого я проходила сотни раз, толкали его, смеялись, издевались над ним. Он стоял неподвижно, руки в карманах, взгляд, как всегда, опущен в землю — Возьми эту гребаную сумку, — сказал один из них. Я даже не думала. Я просто видела, что кто-то нуждается в помощи. Если бы я просто продолжила свой путь, ничто бы не побеспокоило меня. Ну, я собиралась свести это все на нет. — Эй-эй! — крикнула я. — Оставьте его в покое! Темные фигуры перестали двигаться, переключив свое внимание на меня. — Как насчет того, что ты не будешь лезть не в свое дело, сука! — крикнул один из парней, ринувшись ко мне. Второй злоумышленник остался позади с их первоначальной жертвой, прижимая его к стене. Мой рот начал действовать задолго до того, как мой мозг разобрался в ситуации, и прямо напротив меня оказалось рычащее лицо. Рубцы осыпали кожу грабителя под его темно-синим балахоном. Он был дерганым, скорее всего наркоман, и его нервозная энергия не давала ему оставаться спокойным. — Разберись с ним, — сказал он своему другу, удерживая свой взгляд на мне, почти вынуждая меня что-нибудь сделать. Наркоман улыбнулся. Его десна кровоточила, один из зубов был сколотым и коричневым, и была дырка, на месте, где должен быть еще зуб. От запаха его футболки, что ударял мне в нос, было очевидно, что Наркоман не мылся неделями. Он был молод, но выглядел потрепанно. Хоть его возраст в годах, возможно, был близок к моему, его тело прошло через годы, которые считались как десятилетия, перенеся нападение его собственных рук. Я шагнула вправо, надеясь, что просто смогу уйти, не поддавшись на провокацию, и сделать звонок в полицию, когда буду вне поля зрения, но он преградил мне путь. Его взгляд осмотрел мое лицо. Сначала здоровую сторону, затем его взгляд перешел на другую. Иногда из-за того, как я закрывала волосами лицо, люди его сначала не видели. Я обычно могла назвать точный момент, когда кто-то замечал изъян. Это всегда была миллисекунда, когда глаза расширялись или челюсть застывала. Другие могли не заметить, но у меня была целая жизнь, чтобы распознать эти маленькие подсказки. Конечно, этот парень не заботился об общественных нормах. Он начал смеяться, — Ох дерьмо, Скарфейс (прим.перев. Лицо со шрамом), да ты в ударе! Я стиснула зубы. Эти растянутые слова мудака не задели меня. — Черт побери, похоже, что ты раскрывала свой рот слишком много, и кто-то добрался до тебя вперед меня, — сказал он насмешливо. — Ида на хрен, — сказала я. Я знала, что это было глупо, но ощущалось так правильно. Боже, это ощущалось правильно. — И ты все еще не выучила урок! Сейчас я разберусь с тобой и с твоим дружком тоже, — он указал туда, где стоял его друг наркоман и таинственный парень. — Нет, — сказала я, снова сделав шаг вправо, надеясь, что мое вызывающее поведение защитит меня. Я не покажу им страх. Но он схватил меня за руку. Его прикосновение разбудило гнев во мне, о существовании которого я не знала. Я вырвала свою руку из его хватки так сильно и ударила его прямо в лицо. Затем я почувствовала отдачу от удара. Это не было так больно, как звон в моей голове как клаксон. Затем меня начали тащить между двумя зданиями, мой рот накрыли, когда я пыталась закричать. Автомобиль просвистел мимо, и там были люди под брезентами и самодельными одеялами из газет, но я чувствовал себя полностью одинокой. Я молилась, чтобы кто-нибудь подошел, но окружающая тишина не вселяла надежду. Никто не подошел спасти нас. Меня тянули в пропасть. Я делал все, что могла, вырывалась из захвата этого отвратительного Наркомана и размахивала длинными ногами. Но он, должно быть, был под кайфом, так как его сила была намного больше, чем казалось по его телосложению. — Оставь ее в покое, — мой собрат по несчастью, жертва грабежа закричал, все еще прижатый к стене. — Отпустите ее, и я отдам вам все мои вещи. — Это был первый раз, когда я услышала его голос. Все это время издалека он был похож на грустного художника. Речь внезапно вернула его к жизни. Наркоман хихикнул. — Мы разберемся с вами обоими, ублюдок. Первый Наркоман прижал меня к кирпичной стене, он обыскал мою сумку, открыл кошелек и перевернул его. — Где гребаные деньги? — Я не знаю... это все, что у меня есть, — солгала я. Я в любом случае облажалась, и не отдам им свои деньги так легко. Он был недоволен и схватил меня за талию, как будто я была преступником. Страх увеличивался в моем желудке, в моей груди и наполнял мою голову, в результате чего давление было такое сильное, что было трудно думать или дышать. — Гребаная Скарфейс, у тебя чертовски красивое тело, — сказал он, его вонючее дыхание касалось моей щеки, как ядовитый туман. Его движения по моему туловищу сменились от безличных и быстрых до медленных и агрессивных, ощупывая мою талию и двигаясь к небольшим холмикам моей груди, сжимая один своей мерзкой рукой. — Нет! — сказала я, отмахиваясь от его руки. Он поймал мою руку за запястье и прижал ее к моему боку. — Скажи привет моему маленькому другу, — прошептал он мне в ухо, когда потерся об меня, в результате чего в моем животе поднималось восстание. — Я собираюсь заставить твоего дружка наблюдать. Порыв движения взорвался на противоположной стене от моей, где меня удерживали. Друг-наркоман упал на землю, плюхнувшись на свою задницу, когда мой новый бездомный союзник ударил его в челюсть. Наркоман упал с отвратительным глухим стуком. — Беги! — закричал он, но я стояла замерев, мои ноги были почти парализованы от смеси страха и адреналина. Наркоман лежал на земле и стонал. — Берегись! — закричала я, когда Наркоман освободил меня и прижал моего нового друга к земле. Я кричала, прося помощи, пока они боролись. Они перекатывались по земле, когда я кричала и ощупывала грязный бетон в поисках моего сотового телефона, чтобы позвонить. Но драка резко прекратилась. Наркоман встал, что-то блеснуло в его руке, когда он опустил это на землю. Звук упавшего металла раздался эхом между зданиями. Наркоман подбежал к другому Наркоману, который встал и пытался вернуть свое равновесие. — Пойдем, нам нужно убираться отсюда к чертям собачьим! — он потянул своего друга за футболку, но дезориентированный грабитель едва мог стоять на ногах. — К черту это, — сказал Наркоман, отпуская и оставляя своего «друга» позади. Мое внимание перешло к парню, который спас меня, когда он поднялся на ноги, сжимая свой бок. Темная жидкость сочилась через промежутки между его пальцами. — О боже мой, — сказала я себе под нос, понимая, что он был ранен ножом. Я подбежала к нему, мои дрожащие руки зависли над его телом, не зная, как помочь. Блеск янтарного света осветил его лицо. Он поднял голову и наши глаза встретились. Я почти ахнула, когда увидела его глаза: потрясающе идеальный серо-зеленый цвет окружал черные зрачки. Я знала, что это было глупо, но мне в голову пришла мысль, что никто с такими пронзительными глазами не должен жить на улице. Я имею в виду, никто не должен быть бездомным, конечно, но он просто выглядел таким молодым, и таким... эффектным, даже с этой неопрятной бородой. — Я сказал тебе бежать, — выдохнул он, когда рухнул на одно колено. — То, что ты сделала — было глупо. — Я была одновременно впечатлена и оскорблена его способностью ругаться, после того, как он получил ножевое ранение. Я ждала, по крайней мере, спасибо за мой отважный импульс. Сирены наполнили воздух, когда красное, белое и синее промчалось по аллее. Кто-то увидел, как меня тащил Наркоман, но было бы уже слишком поздно, если бы не незнакомец, который дрался, чтобы защитить меня от невообразимого. Эш Я никогда не был сентиментальным. Не то чтобы эмоции не имели значения для меня, скорее всего наоборот. Я глубоко тронут теми вещами, которые чувствую, это почти дефект. Но я пытаюсь проживать все свои ежедневные дела. Чтобы делать, создавать и быть вдохновленным настоящим, не приступами ностальгии. Цели и задачи, праздники, даты на календаре — все это бессмысленно для меня. Кроме того Сара была мертва и с ней у меня не было выбора. Я не мог видеть ее, смеяться с ней, спорить с ней. Я стал более чувствительным с тех пор, как она умерла. Так как приближались праздники, я обнаружил себя в яме: кружась, падая, не в состоянии схватиться и выползти из отчаяния. Я задавался вопрос, как бы все было, если бы я умер вместо нее. Или как все было бы, если бы она не умерла. Я, вероятно, был бы успешным художником к этому времени, но я позволил этим мечтам умереть вместе с ней. Я задавался вопросом, ходила ли еще моя мать в комнату Сары и плакала в ее подушку. Я задавался вопросом, пил ли мой отец все еще в своем сарае. Прошло около двух лет, и я наделся, что для них все стало лучше. Я не знаю. Я так долго не видел их. Я изгнал себя, но это не значит, что жизнь стала более приятной. Как прокаженный, я изолировал себя, чтобы перестать ранить других, но иногда я так сильно скучал, что хотел скрести собственную кожу, чтобы почувствовать что-то другое. И раз чувство вины заставило меня уйти, я не мог избавиться от этого чувства. Оно присосалось ко мне как пиявка, всасывая каждый день, делая меня немного слабее, осушая мою волю, чтобы выжить. В тот день, я сел на автобус до последней остановки, так далеко от пятой улицы как это возможно. Как сентиментальный дурак, я играл с единственной вещью, что осталась у меня от Сары: небольшая латунная брошка в форме кисти. Я помнил, когда она дала ее мне. Ей было около четырнадцати. Она нашла ее на какой-то барахолке и сказала, что она напоминает ей обо мне. Я никогда не носил ее. Какой семнадцатилетний парень будет носить украшение, даже маленькую брошку? Но я помню, думал, что было круто, что у меня есть сестра, потому что братья не делают подобного. Поэтому я носил ее в своем кармане, и частичка Сары всегда оставалась со мной. Я раздумывал остаться в автобусе, чтобы уехать в другом направлении и завершить цикл, но это небольшое ограничение заставило меня нервничать, так что я вышел и побродил. Я бесцельно бродил и не обращал внимания, где окажусь в конечном итоге. Как бессмысленный гул, следующий к приводному сигналу, в конечном итоге через несколько часов я вернулся на пятую улицу. Вот когда я почувствовал себя истощенным. Нет, я не устал. Это было истощение, что сокрушило мозг. Каждая клетка была высушена, истощение не останавливалось на физическом. Если бы вы нашли кого-то в пустыне, на его последнем издыхании, когда каждый последний кусочек влаги испарился из его тела, и спросили бы, хотел бы он стакан воды, чтобы выжить, он нашел бы способ пропищать: «Да». Настолько опустошенный, насколько был я, просто закрыл бы глаза и умер. Поэтому когда я рухнул на землю и опустил голову, и эти гребаные наркозависимые начали донимать меня, я не собирался бороться. В действительности, я надеялся, что они прикончат меня. У меня даже не было энергии сопротивляться им. Но я надеялся, что они посмотрят в мои глаза и увидят, что там не было ничего, и избавят меня от этого несчастья. Возможно, ножом по горлу? Пулей в голову? И это привело меня к этой девушке. Эта девушка. Я был так близок к разрешению моей ситуации. Моя семья больше не беспокоилась бы обо мне, и я не страдал бы от бремени жизни каждый день. Если эти наркоманы не убьют меня, они, по крайней мере, надерут мне задницу, и превратят неосязаемую боль, что сопровождала меня ежедневно, во что-то осязаемое. По крайней мере, эта боль отвлечет меня от зияющей пустоты, что наполняла каждую клеточку моего тела. Это был как какой-то извращенной поворот судьбы, как будто какое-то божество пытается поиграть со мной: человек, который напомнил мне, что не имеет значения, как сильно я старался, я не мог потерять себя полностью, этот человек и вмешается. Я надеялся, что смогу дать неудачникам то, чего они хотели, то, чего я хотел, и они отпустят ее. Но как только она сломала невидимую стену, разделяющую действующих членов общества от тех, кто сделал эти улицы своим домом, она попала в неприятность, и не смогла бы уйти без шрамов. Когда этот кусок дерьма, вор-наркоман, прикоснулся к ней, ярость вытащила меня из тумана ненависти к самому себе. Ее крики были как осколки стекла, кислый вкус, захвативший мои вкусовые рецепторы, мои кончики пальцев покалывало от потребности. Они не потушат ее свет, не остановят ее смех. Она была единственной причиной в мире, что связывала меня с моей старой оболочкой. Внезапно я снова стал заботиться о жизни, только в этот момент. Эти больные ублюдки не причинят ей боль. Мое онемение было надломлено изнутри яростью, которая взорвалась как бомба. Я даже не почувствовал нож, что вонзили в мою плоть. Эта девушка, по какой-то причине, я не мог отключиться от нее. Я видел ее также ярко, как привык видеть все остальное. Она заставила меня захотеть снова творить. Это было опасно. Гораздо более опасное чем то, что могли сделать эти глупые грабители. Я должен был держать желание на расстоянии, или иначе я бы потерял контроль. Потому что мое искусство разрушает людей, о которых я забочусь. Оно превращает меня в монстра. До этого момента, рыжеволосая девушка, которая сияла как маяк в тумане, была пустой угрозой. Существовал невидимый барьер, где девушки, как она не видели парней, что скрывались в переулках. Я был в безопасности от ее способности прорваться к частям моего мозга, которые были в состоянии покоя благодаря большому количеству лекарства Тем не менее как-то, она увидела меня. Мерцая в темной аллее, как какой-то ангел-хранитель, которого я не хотел. Я так упорно пытался не существовать. Но она вынудила меня. Она заставила меня принять участие в жизни. Я хотел умереть, но она силой вернула меня к жизни.