— Перестань! — закричала я, отталкивая от себя его лицо. Мое тело дрожало, так же как и голос. — Эш, расскажи мне, что происходит. Я должна знать. Ты меня пугаешь. Он остановился, посмотрев на меня так, будто я глубоко его оскорбила. — Ты боишься меня? Ты мой мир, Бёрд. Думаешь, я могу причинить тебе боль? Да я спрыгну с гребаной крыши ради тебя! — Он помчался к краю. Изображения той ночи, когда он забрался на парапет крыши, вспыхнули в моей голове. На это раз я думала, что он прыгнет, если я его не остановлю. Складывалось впечатление, что он считал себя непобедимым. Я покачала головой, теперь всхлипывая. — Мы можем просто пойти домой? Затем сможем поговорить. Мне нужно былой увести его с крыши и находиться рядом с людьми, которые были в здравом уме. Из-за Эша мне казалось, что я теряю рассудок. Его ноги хаотично стучали по полу. — Мне нужно идти — Эш, подожди. Пожалуйста, не уходи, — умоляла я, мой голос дрожал от отчаяния. — Я вернусь. Куплю краски и вернусь. Он поцеловал мою мокрую щеку и быстро пробежал через дверной проем. Я пыталась поспеть за ним, но мои ноги дрожали из-за переживаний, и он был слишком быстрый. Я не могла здраво мыслить. Не знала, как его остановить. Я не была его семьей. Я не знала законов: что делать, если кто-то теряет свой рассудок. Он так быстро ушел. *** Я знала, что Джордана нет дома, но все равно неустанно колотила по его двери, надеясь, что он появится волшебным образом. Конечно, он не ответил. Эш убежал на улицу без футболки, телефона или кошелька. Я боялась за его безопасность. Он не был в здравом уме. Как будто какой-то переключатель щелкнул в его голове. Я схватила свой телефон, чтобы позвонить в полицию, но внезапно меня осенило. Я опустилась на пол рядом с сумкой Эша и вытащила его телефон. Мои руки бесконтрольно дрожали, когда я включила его и пролистала небольшой список контактов. Милл. Я никогда не говорила с Миллером. Я не была уверена, что он знал о моем существовании. Последнее, что я слышала, Эш хотел дать ему личное пространство. Но если Миллер для Эша, то же самое, что и Джесса для мня, то он поможет. Я нажала «вызов». Звук моего нервного дыхания и телефонные гудки конкурировали за мое внимание. — Эш? — ответил мужской голос. Должно быть, он спал. Я забыла, что уже почти полночь. — Привет... Я... — мой голос дрожал. — Привет, Миллер, я Бё... Аннализа. Я знаю твоего брата. Его голос стал отчетливым. — Все хорошо? Что-то не так? — Я не знаю. Я его девушка и, эм, он просто вышел из себя. Выбежал на улицу без футболки и без бумажника. Я не знаю, что с ним происходит. — Как тебя зовут? — Аннализа. — Все хорошо. Ты звонила копам? — Еще нет. — Когда он ушел? — Несколько минут назад. — Он вел себя странно до этого? Гиперактивно? — Полагаю да. — Он спал? — Может, не очень много. Я много работаю, поэтому не часто нахожусь рядом. Думаю, да, он был перевозбужден, но последние дни я уходила почти на весь день... иногда засыпала прежде, чем он возвращался со своей смены в ресторане. Я не знаю, что делать. — Ничего, если я приеду к тебе? На случай его возвращения? — Да. — Ладно, я буду через тридцать минут. Если он вернется, старайся не выпускать его. Хорошо? — Эм, ага. — Я уже в пути. Напиши мне свой адрес. Эш Два года назад Клянусь, я видел Сару. Я был в студии, наконец снова начав рисовать. После ее смерти, я заболел. Я не мог встать с кровати, мое тело болело, еда была неприятной. Давление того, что я должен вернуться в колледж через несколько недель, а также предстоящее шоу еще больше приклеивали меня к кровати. В конце концов, моя мама, которая сама была не в очень хорошей форме, пригласила к нам доктора. Он давал нашей семье Ксанакс, как будто раздавал конфеты на Хэллоуин. Через несколько недель, как раз когда пришло время возвращаться в колледж, я начал чувствовать, что снова могу двигаться. К третье неделе, вернувшись в Нью-Йорк, я уже чувствовал себя не просто хорошо, чертовски фантастично. Я чувствовал себя так, будто могу рисовать дни напролет, и у меня было так много идей. Такое обычно случалось. Я ходил несколько недель в своей фазе «сумасшедший художник Эш», как моя семья называла ее. Затем я мог потерять вдохновение и бездельничать какое-то время. Но тем не менее, Сумасшедший Художник Эш был лучше. Как будто миллиарды крошечных пожаров бушевали в моих клетках. Давление из-за смерти Сары и все, что пришло с этим, немного ослабило мои креативные мысли, но сейчас появилось ощущение, словно кто-то отсоединил маленькую пробку, которая удерживала плотину от взрыва, и я фонтанировал идеями. Я был бушующей рекой с цветом и формами и движениями, которые переводились в физическую форму. У меня не было времени на сон, на еду и на занятия. Две недели, целых две недели беспрерывного потока идей. Эта выставка прославит меня. Я больше не буду просто мальчиком-вундеркиндом, я стану гребаным мужиком. Кто-то просунул голову в студию, которую я использовал. Я подставил к двери закрытую банку красной краски, и она взорвалась. Я не буду тактичен с тем, кто прерывает мой поток идей. Но затем я остановился. Лицо в двери. Черты были такими знакомыми. Я видел их пятнадцать лет из своих девятнадцати лет жизни. О боже мой, Сара жива! Я распахнул дверь, мои руки были покрыты красной краской, и посмотрел в коридор. — Сара! Сара! Не последовало никакого ответа. Я напугал ее. Все это время она была жива, и ей было страшно возвращаться домой из-за всей этой драмы, причиной которой она стала, из-за чувства вины, что пробудила во мне. Сара слишком близко к сердцу воспринимала это, чтобы снова показаться. Шел снег, но у меня не было времени взять куртку. У нее уже была фора. Я выбежал на лестничную клетку, перепрыгивая пять-шесть ступенек за раз, чтобы поймать ее. Я вышел на улицу южного Манхэттена. — Сара! — закричал я. Я начал бежать. Я должен найти ее. Должен привести домой. Тогда все будет по-прежнему. Я пробежал мимо метро и услышал приближающийся поезд. Если она бежала, то она могла направиться именно туда. Я сбежал вниз по ступенькам, перепрыгнул турникет и скользнул в вагон, как раз перед тем как закрылись двери. Чернокожая женщина с квадратной стрижкой и кучей пакетов между ног посмотрела на меня. — Мисс... Мисс, вы видели девушку? Около шестнадцати лет. У нее, эм, каштановые волосы. Вот такой длины, примерно... — я указал на свои плечи. — Зеленые глаза. Рост примерно сто шестьдесят пять сантиметров. Мои глаза метнулись к поручню, за который я держался, он был испачкан красной краской. — Извините. Нет. Я огляделся вокруг несколько раз, пытаясь найти ее. Затем я увидел ее в следующем вагоне. Ее затылок был закрыт прямыми каштановыми волосами, которые скользили из стороны в сторону. Я побежал в конец своего вагона и распахнул двери, громкий стук ехавшего поезда отдавался в моих ушах. Зеленые огни пульсировали передо мной синхронно с яростными звуками. К тому времени, когда я достиг следующего вагона, она снова ушла. Я поднял голову и через маленькой окошко увидел, что она в следующем вагоне. Я следовал за ней весь путь до конца, но когда достиг последнего вагона, ее там не было. Должно быть, она просто сошла. Я вышел на платформу. Мне было так жарко. Так чертовски жарко. Я сорвал с себя футболку, засунул ее в задний карман и продолжил поиск. Люди толпились на Центральном вокзале Нью-Йорка, как рабочие муравьи, собирающиеся на свои посты. Она могла уйти куда угодно. Но я должен найти ее. Если я не найду ее на этот раз, то мы никогда не увидим ее снова. Вся станция гудела звуками и запахами, и мои зрение наполнилось кругами, квадратами и узорами синего, красного и зеленого цветов. Проходя мимо металлической облицовки здания, я увидел свое отражение: без футболки, покрытый краской, волосы липкие от пота. Я чувствовал лакрицу. Я всегда ощущал ее вкус, когда был расстроен или встревожен. Крошечные иглы кололи меня. Не больно, просто это отвлекало. Я должен найти Сару. Сейчас почти февраль. У нее нет денег. Должно быть, ей холодно. — Сара! Мне жаль! Вернись! — я кричал во всю силу легких.