— Я подумаю об этом. Не уверена, что хочу быть в новостях. — Хотя я хотела, чтобы моя жизнь была в центре внимания, я не хотела, чтобы мое лицо оказалось на ТВ. В первом случае в центре внимания будут мои танцевальные таланты, а во втором мое лицо будет заполнять экран. — Может, мы просто могли бы показать на экране его. — Мы можем. Простой подумай об этом. Это может и правда помочь ему. И если мы сделаем это, журналисты помогут нам найти его. Предложение было заманчивым, но я хотела увидеть, могла ли найти его сама сначала. Из того, что я могла сказать, он был своего рода замкнутым, и я не была уверена, что он воспримет хорошо то, что в его истории будут копаться журналисты. *** Тревору нужно было готовиться к работе, поэтому он завез нас с Джорданом и вернулся к себе. У нас у обоих открылось второе дыхание, и я расстелила свой футон, пока Джордан опускал иглу на моем проигрывателе и отмечал некоторые танцевальные движения, пока говорил. С оранжевой драпировкой футон был единственной мебелью в моей однокомнатной квартире, он служил в качестве дивана в течение дня и раскладывался на ночь в качестве кровати. — Сейчас будет проигрыш. — Вот почему мне нравится использовать эту музыку. Она заставляет меня чувствовать легкость. Джордан делал высокую арабеску, его мышцы сокращались, когда он полностью вытянул свои длинные конечности, его пальцы на ногах тянулись идеально. Он был гениально-одаренный, тем не менее, непринужденный танцор. Его физические пропорции были созданы, чтобы восхищаться ими в движении. Когда он практиковал подъемы, его абсолютная мощь заставляла меня чувствовать, как будто я бросала вызов гравитации. Наблюдать за движениями Джордана отвлекало меня от беспокойства, что все еще бежало мурашками по моему телу. — Итак, мы устроим День благодарения у тебя, да? Ты знаешь, моя квартира в жутком беспорядке, — я оценила, что Джордан пытается восстановить нашу нормальную рутину, планируя праздники. — Наверное, но у тебя больше места — настаивала я. — Рассматриваешь ли ты вариант уборки? — спросила я, уже зная ответ на вопрос. — Даже если я уберусь, все завалено моими вещами. У меня может быть больше квадратных метров, но у тебя меньше мебели комната более просторна. — Поверь мне, я не минималистка. Это отсутствие мебели называется бедностью. Но естественно, я рада принять гостей. Хотя у меня нет стола. — Мы просто перетащим мой через коридор,— сказал он, пока делал последовательные повороты по полу. — И большинство блюд нам придется готовить на твоей кухне, моя плита слишком маленькая и становится чертовски жарко, когда я использую ее. Будем только я, ты и Тревор, верно? — Да. Это идеально, мы можем готовить у меня, зависать у тебя. Объединить наши квартиры это почти как получить действительно небольшой домик. И так и было. Мы плавно перемещались из его квартиры в мою. Наши двери были прямо через узкий коридор, и у нас были ключи от квартир друг друга. Сбегать за туалетной бумагой? Фильтры для кофе? Миндальное молоко? Просто сбегать и совершить налет на тайник Джордана. И я не могла сосчитать количество раз, когда Джордан просто врывался через мою дверь, чтобы показать мне забавное видео на YouTube (даже если я была в душе), как будто это было вопросом национальной безопасности. — Итак, есть парень, с которым я хочу тебя познакомить, — сказал он, когда перемещал свои руки из первой во вторую позиции и наоборот. — Парень? — спросила я, как будто не услышала его. — Да, его имя Хавьер, — сказал он, перемежая предложение с пируэтом. — Он красивый, он гетеросексуал, у него восхитительный акцент. Он художник по декорациям. Я подумал, что могу свести вас двоих на сви... — Черт, нет,— сказала я, прежде чем он смог закончить. — Б-ё-ё-ё-рд, — он растянул мое имя, как плачущий ребенок. — Я не хожу на свидания вслепую, — я никогда не говорила вслух почему, как я предполагала, он понимал мои причины. — Значит мы пойдем гулять. Ты, я, Тревор и Хавьер. Это не будет свидание вслепую. — Это все еще будет свиданием. Я не хочу такого давления. — По правде сказать, я не хотела оказывать давления на кого-то еще. Если я не понравлюсь ему, то он будет мудаком, потому что не дал девушке с изуродованным лицом шанс. Это должно было случиться естественно, и, к сожалению, для меня, естественные встречи были крайней редкостью. Большинство парней проходило прямо мимо меня к девушкам с безупречной кожей. Джордан наклонился к деревянной ручке футона. — Ты молода, и так упорно трудишься. Я просто не хочу, чтобы ты упустила эти годы. Ты бы могла быть в колледже сейчас, знакомиться с парнями, ходить на свидания, наслаждаться своей молодостью, но у тебя нет жизни в кампусе. Поэтому ты должна выходить отсюда! Все что ты делаешь — это работаешь, ходишь на прослушивание и спишь. В словах Джордана был смысл, но отказ был частью мое повседневной жизни с танцами, и мне больше не было ничего нужно в мире свиданий. Я привыкла оставлять это без внимания. Не то чтобы у меня вообще не было интереса, но интерес всегда был мимолетным. Я была девушкой в старшей школе, которая была другом, которой всегда можно доверять. Когда я получала парня, это всегда было ненадолго, потому что он либо двигался дальше, либо его заботило, что подумают другие. Поэтому мой послужной список, касающийся противоположного пола, был смущающе тухленький. Я даже не могу сказать вам, сколько легкомысленных взрослых говорили мне мимоходом, какой красивой я могла быть. Как моя единственная в своем роде внешность могла обеспечить успех в модельном и танцевальном мире. Танцевальный мир — суров. Ты постоянно боишься за свой вес. Твое тело рассматривается как товар, как будто твои ноги и грудь, и задница не привязаны к душе, что может быть повреждена. Как ни странно я была благословлена в том плане, которым многие танцоры не могли похвастаться: я была высокой, худой, моя грудь была небольшой и скромной. Все дело в мое лице, то о чем большинству людей не приходилось беспокоиться, удерживало меня. Особенно в балете, где каждый волосок должен быть прилизан. Неиспорченное лицо было важно, и половина меня выглядела, как будто Эдвард Руки-ножницы потрудился над ним. Я всегда это осознавала, и полагаю, другие женщины могли чувствовать себя похоже, с висящим животиком или иными «изъянами». Но мой был не просто каким-то общим человеческим недостатком. Это была история, которая умоляла быть рассказанной. Ты не мог смотреть на мое лицо, не задаваясь вопросом... почему? Красота симметрична, а одна половина моего лица не совпадала с другой. Это была хитрость моего уродства, что была особенно тревожной. Я не была рождена с большим носом или амблиопией, или толстыми лодыжками, кое-кто сделал это со мной. И, тем не менее, я все равно приехала в ЛА. По наивности я думала, что люди увидят мой талант танцовщицы и будут впечатлены достаточно, чтобы забыть о моем лице. Но я была здесь больше года и едва прошла первый этап прослушивания. Когда эти негативные мысли прокрадывались в мою голову, я оттесняла их назад в темную трещину моего мозга, где они жили. Я уже была бедной и не могла позволить себе сомнений. Я никогда не говорила о своей неуверенности вслух, даже Джордану. Я притворялась, как будто это не беспокоило меня, что люди менее талантливые, чем я получают больше работы, потому что сказать — сделать это реальным. Я знала, что другие могли назвать это заблуждением, но разве не должны вы быть немного помешаны следуя за мечтой? — Позволь мне, по крайней мере, показать тебе фотографию. Он великолепен. — Вот почему я знала, что это будет бессмысленно. ЛА изобилует красотой, а я не была красивой. — Может, завтра, но я устала,— сказала я. — Я тоже. Я задалась вопросом, останется ли Джордан на ночь со мной или пойдет к себе. По правде говоря, я все еще была немного потрясена и не хотела быть одна, но я не хотела признавать это после всех заверений, что сделала раньше. Я открыла диван-футон и вытащила подушку. Проигрыватель остановился, Джордан убрал иглу в сторону и осторожно положил пластинку обратно в чехол. — Положи подушку и для меня тоже, — сказал он. 4 глава Эш Я застонал почти в экстазе, когда горячая вода обрушилась на мое тело. За ночь до этого, я удрал из больницы так быстро, как мог. Я ненавидел замкнутое пространство, и особенно чертовски ненавидел больницы. Поэтому позволил наложить себе швы, ответил на вопросы копов, затем удрал из этого стерильного, бездушного места. Происшествие немного шокировало меня, и я на мгновение задумался, пытаясь разобраться, что буду делать дальше. Во мне было много беспокойной энергии, и я не знал, куда ее деть. После нескольких часов, нервотрепка поутихла, и первое что мне захотелось сделать — это принять душ. Второе — по-настоящему отдохнуть. Из-за болеутоляющих я чувствовал головокружение, поэтому использовал всю энергию, что у меня была, чтобы добраться до этого душа и затем уснуть в чистой постели. Когда помылся, я вышел и аккуратно обмотался полотенцем вокруг талии. Все мое тело болело от драки, и рана от ножевого ранения пульсировала по всей моей левой стороне. Обезболивающие помогли не так уж хорошо. Я подозревал, что с моей подноготной, доктора специально не дали мне достаточно, чтобы боль исчезла совсем. — Я не знал, что ты здесь, — сказал мой брат Миллер. — Иисус! — я повернулся, испугавшись, и из-за этого стежки на моих швах сильно натянулись. Я поморщился. — Святое дерьмо, Эш. Что, черт побери, произошло? — Ничего, мужик. — Чувак, не время для твоей херни. Я не выносил, как он просто завалился без предупреждения, а у меня едва хватало энергии держать глаза открытыми, не говоря уже о том, чтобы объяснять, откуда взялось ножевое ранение. Но это был его гостевой домик — его правила. — Какие-то парни доставали меня, и одна цыпочка попыталась вмешаться. Затем они начали приставать к ней, если серьезно, я думаю, что они хотели изнасиловать ее. Поэтому, я вступился. Миллер покачал головой. — Почему ты просто не можешь остаться здесь? Ничего из этого не случилось бы, если бы ты просто остался здесь. — Ты знаешь почему. — На самом деле, нет. Почему? Потому что ты не любишь замкнутое пространство? Ну, здесь тепло, у меня есть бассейн, двор... ты можешь проводить снаружи большую часть времени. Там не безопасно, мужик. — Он указал на мир за пределами его ухоженного газона. Мы оба знали, что реальные причины не имели отношение к моей клаустрофобии. Но мы были парнями и не хотели обсуждать тяжелые моменты. Поэтому проходили через это примерно раз в месяц, Миллер настаивал, чтобы я остался на дольше, чем просто ночь здесь, когда я показывался, чтобы постирать или принять душ. Затем я рассказывал ему, что не буду жить в его гостевом домике, это было неправильно для меня просто жить здесь вот так, и я предпочитал жить снаружи без каких-либо ограничений. Я был как дикое животное, попытки одомашнить меня только заставляли меня огрызаться с теми, кто заботился обо мне. Миллер вздохнул и сел. — Так что случилось с девушкой? — Она в порядке. Ее не пырнули ножом и не изнасиловали, это стоит учесть. — Бесстрашный поступок с ее стороны. Она...? — Бездомная? Наркоманка? Нет, она обычный человек, прогуливающийся по улице. — И правда бесстрашная. — Беспечная. — Чувак, ты должен поблагодарить ее. Я схватил чистую футболку из сумки и натянул через голову.