Девушки начинают вставать с недовольными вздохами, но я хватаю ту, которая 1560 баллов, за локоть, и две другие останавливаются. – Погодите, – шепчу я. – Я слышала, у них путаница со списками. Может, если мы не будем шевелиться, они не узнают, что мы записаны на программу подготовки к SAT. Дувушка Я-уже-все-спланировала прищуривает глаза. – Подожди, серьезно? – Просто… посиди спокойно секунду, – говорю я. – Если нас поймают, мы можем притвориться, что запутались. Мы замолкаем, позволяя толпе поглотить нас, пока мы не оказываемся в самом эпицентре столпотворения. Я почти уверена, что нас поймают, поэтому начинаю яростно жевать жвачку. – О, – говорит девушка, которая первой позвала меня к ним. – Нам, правда, не следует… Тот младший вожатый снова шикает на нас, и мы захлопываем рты и поворачиваемся вперед, нервничая, что нас вот-вот поймают в попытке сбежать с программы SAT. – Что касается ваших ожиданий… Я действительно ценю, что вы заранее ознакомились с новыми правилами, и заранее благодарна, что вы будете их соблюдать на протяжении всей смены. Может показаться, что их слишком много, но на самом деле все довольно просто… Я лопаю пузырь жвачки, и Савви замирает как вкопанная от этого звука, наконец поворачиваясь, чтобы посмотреть на меня. Я удивлена, и мне требуется какое-то время, чтобы понять, что все сейчас обернулись в мою сторону. Я слизываю сдувшийся пузырь с губ и смотрю вокруг, гадая, не взбирается ли по моему лицу какое-нибудь насекомое, о котором мне никто не хочет сообщить. – Ох. – Савви обращается ко мне. Обращается ко мне! Я отступаю назад, задаваясь вопросом, не сошла ли она, черт возьми, с ума, когда она добавляет: – Прости, но… мне придется сделать тебе выговор. Я моргаю, уставившись на нее, и все вокруг глядят на меня так, будто проезжают мимо мелкой аварии на дороге и хотят получше ее рассмотреть. – Подожди. Что? Девушка, стоящая рядом, касается моего локтя, и тихим неуверенным голосом говорит: – Эмм, кажется, в лагере запретили жевать жвачку. К ее чести, звучит она так же несчастно, сообщая эту новость, как выгляжу я, когда узнаю об этом. Должно быть, это какой-то розыгрыш, но, когда оглядываюсь вокруг, ни один человек не выглядит обеспокоенным. Прежде чем часть моего мозга, отвечающая за здравый смысл, включается, я выпаливаю: – Зачем ты так дерьмово со мной поступаешь? – Прошу прощения. Голос позади меня слишком старый, чтобы принадлежать младшему вожатому, или даже кому-то из взрослых. В нем заключена сила, которая вселяет в меня абсолютную уверенность в том, что мне конец еще до того, как я оборачиваюсь. Конечно, это женщина с планшетом и бейджем, на котором написано «Виктория Рейнольдс». У нее седые волосы цвета стали и такого же оттенка глаза, которые смотрят на меня так пристально, что хочется оглядеть себя сверху вниз и убедиться, что я не пылаю огнем. – Извините, что помешала, – говорит она остальным. А затем мне: – Юная леди, следуйте за мной. Я открываю рот, чтобы возразить, но одно едва заметное покачивание головы – и этого вполне достаточно, чтобы я передумала. Вместо этого я поворачиваюсь к Савви, в надежде уловить хоть малейший укол раскаяния, намек на извинение в ее лице, но она даже не смотрит на меня. Будто я для нее никто. Будто меня вообще не существует. Поэтому я поворачиваюсь и ухожу, высоко подняв голову и жуя отвратительную жвачку так ожесточенно, что можно сломать челюсть. Глава седьмая – Кто научил тебя мыть посуду, Халк? Я замираю, прекращая агрессивно тереть тарелку, и поворачиваю голову на одну жалкую долю дюйма. Это тот самый парень, которого я встретила днем, с той же ухмылкой на лице, будто она все это время не сходила с его губ. – Что ж, – говорит он, когда я не отвечаю, – если вся затея с мытьем посуды не сработает, по крайней мере, тебя ждет стабильная работа в роли детского талисмана «Даббл Баббл». Итак, он болтливый тип. Дерьмово. Какой бы интерес я ни испытывала к нему раньше, он смыт в канализацию, так же, как и остатки чили, которые я счистила с грязных тарелок. Он прислоняется к раковине, наблюдая за энергичной процедурой мытья, сушки и складывания посуды. – Кстати, я Финн. Я посылаю ему натянутую улыбку. Он улавливает это и театрально вздыхает. – Отлично, – говорит он. – Я помогу тебе. Но только потому, что ты выглядишь довольно жалко. – Пауза. – А еще потому, что меня тоже отправили дежурить на кухне. – Что ты сделал? Он отмахивается. – Лучше спросить, а чего я не сделал? С этим новым режимом теперь просто так с рук ничего не сойдет, – говорит он. – Они все относятся ко мне, как к дерьму, если ты понимаешь, о чем я. Я останавливаюсь, а горячая вода продолжает литься в мыльную раковину. – Я не видела тебя на собрании, – замечаю я обвинительным тоном. – Ах, так ты искала меня? В обычной ситуации я бы смутилась, но мне все равно, что Финн думает обо мне. На самом деле я слишком зла, чтобы беспокоиться сейчас о том, кто и что может подумать. Неделя дежурства на кухне после ужина, которое назначила шестидесятилетняя тетка со свистком на шее, и не такое с вами сделает. – Я был там. Немного занятый порчей вывески «Лагерь Рейнольдс», но определенно там. Я вздыхаю, протягивая ему обжигающе горячую мокрую тарелку. Он так жизнерадостно хватается за нее, что мне остается лишь догадываться, как он жаждал взвалить на себя обязанности по кухне. – Ты планируешь сказать мне свое имя, или мне выдумать тебе его? Я игнорирую его, протягивая следующую тарелку. Дело в том, что Савви избегает меня. После того, как Виктория назначила мне дежурство на кухне, провела строгую беседу о моем «языке» и распечатала подробный список правил, не обращая внимания на то, что я даже не знала об их существовании, Савви нигде не было видно. И когда я наконец поймала сестру в укромном месте у домиков несколько часов назад, у нее хватило наглости подумать, что я пришла извиниться перед ней. – Что я должна была делать? – прошипела она себе под нос. – Это мой первый день в качестве младшего вожатого. Кстати, самого младшего из всех, кто здесь когда-либо был, и только потому, что Виктория мне доверяет. А потом ты врываешься и намеренно испытываешь мой авторитет на глазах у всех… – Прости, с каких это пор то, что я кладу в рот, относится к твоему авторитету? – Ты что, даже не потрудилась прочитать правила? – Прежде чем я успела ответить, она фыркнула и отошла от меня с едва заметным отвращением. – Конечно же, нет. – И как мне все это понимать? Она вздохнула и, оглядев окрестности и убедившись, что никто не видит ее с преступным кровным двойником, сказала: – Слушай, давай забудем об этом. У нас есть более серьезные причины для беспокойства. Приходи в комнату отдыха в свободное время перед комендантским часом. – Я не могу, – сказала я. – Благодаря твоей милости, я буду всю неделю дежурить на кухне после ужина. Можно считать, наказание стоило того, чтобы сбросить на нее эту маленькую бомбу и посмотреть, как ее рот сложится в удивленное «о». Савви, как я уже поняла, была не из тех, кто умеет адаптироваться к людям, которые вмешиваются в ее генеральные планы. Затем она нахмурилась и ткнула в меня пальцем. Ткнула в меня! Как будто мы были на дополнительном внеклассном занятии, и она – очень разочарованная учительница. – Тебе некого благодарить за это, кроме себя самой. Я думала, на этом все. Она резко развернулась, чтобы вернуться обратно в лагерь. Но из меня вырвался смешок, который больше был похож на издевку – мерзкий звук, какой я никогда раньше не слышала от себя. Я едва ли не гордилась собой – скрытый талант раскрылся, но это побудило Савви обернуться и сказать: – Если ты просто собираешься создать кучу проблем, то зачем вообще приехала? Она быстро произнесла это, даже не взглянув на меня, но смысл сказанного обрушился на меня, причиняя боль. Вот так просто весь гнев, который я старалась накопить, выбили из меня, и я стала больше похожа на лужицу, чем на человека. Я была младшей сестрой меньше недели, а уже все испортила. – Буду звать тебя Даббл-Баббл, – говорит Финн, отвлекая меня от мыслей и возвращая к тарелкам, которые я терзаю губкой. – Если только твои родители не придумали что-то получше. – Не имеет значения, – говорю я. – Завтра меня здесь не будет. – Э-э, а ты вернешься? – Я уеду. – Ха, – говорит Финн, облокотившись на стойку и наслаждаясь процессом сушки посуды. – И каков же план? Подняться на двухмильный холм до главной дороги и выставить большой палец, пока местный житель не сжалится над тобой? Или плыть обратно на материк, передвигаясь на попутных рыбах? Я говорю с ним только потому, что все еще пытаюсь найти в себе смелость. Произнеся это вслух, мне становится не так страшно. – Я вызову родителей.