То, что меня залило грязной водой, было меньшим потрясением, чем это. – Ой. Мой голос звучит неестественно, и, честно говоря, я чувствую себя немного потрепанной. Что-то раздувается внутри меня… Я даже не знаю, как это назвать. Что-то коварное и радостное – головокружительная мысль, что я понравилась Лео, возможно, даже до того, как мне пришло в голову, что он мне тоже нравится. Но если уж на то пошло, это только усугубляет ложь Конни. Потому что это не имеет значения, не так ли? Лео был влюблен в меня. Лео был влюблен в меня, в прошедшем времени. И если маленькая сцена в кафетерии перед тем, как я пошла на ту дурацкую скалу является показателем, то, вероятно, уже слишком поздно. – И он тебе нравится. Я даже не пытаюсь отрицать это. – Просто… Конни солгала мне о нем. И тем самым все усложнила, потому что мы трое – ну, мы лучшие друзья. И так было всегда. – Я сдуваю с лица выбившуюся прядь. – Я не хочу все испортить, особенно если Лео больше этого не чувствует. Не знаю, почему, но жду нравоучений. Может быть, все дело в ауре младшего вожатого или в том, что она рассказывает свои инстаграмные истории с авторитетом человека на двадцать лет старше. Но вместо этого она прислоняется к омерзительной раковине и вздыхает. – Ну, я не знаю, правда ли это, – говорит она. – Во всяком случае, это действительно отстойно. Приятно слышать, как кто-то говорит объективную правду, даже если она бесполезна. Это заставляет меня чувствовать, что я не раздула проблему в своей голове. – Если тебе нужен какой-нибудь совет… Когда я смотрю на нее, в выражении ее лица нет ничего самодовольного. На самом деле, она выглядит взволнованной, будто я могу обидеться на это предложение. Я киваю, слегка улыбаясь. – У меня есть небольшой, отчасти полезный опыт в том, как нарушить динамику дружеской компании с помощью чувств, – витиевато выражается она. Я вглядываюсь в ее лицо. – Я думала, ты познакомилась с Джо через своих родителей. – Да, но до Джо… у нас с Микки была интрижка. – Савви закатывает глаза, будто она раздражена историями своей юностью, и объясняет: – Я не знаю, нам было по тринадцать, и я была сильно влюблена. Я ничего не сказала, потому что не хотела портить нашу маленькую компанию. Я имею в виду себя, Микки, Финна и Лео. На мгновение она задумчиво смотрит перед собой. – Так что же случилось? – подталкиваю ее я. Она моргает, приходя в себя. – Случилось то, что я ничего не сказала, а у Микки появилась девушка. – Ох. Я пытаюсь понять, как именно превратить это в дельный совет, когда вмешивается здравый смысл. – И я знаю, что сейчас я с Джо, а под туалетными кабинками огромная лужа, – говорит она, указывая на наш беспорядок, – но я пожалела, что ничего не говорила в течение многих лет. Потому что кто знает, что было бы, если бы я это сделала? Наверное, я пытаюсь сказать, что эта история с Лео – ты можешь потом долго злиться на себя, если не спросишь его об этом. Если ты хотя бы не попытаешься. Странно, что зная так мало о прошлом Савви, я могу чувствовать ее боль, как свою собственную. – В любом случае, дай мне знать, как все пройдет, – говорит она. – Учитывая состояние санузлов этого лагеря, похоже, у нас будет достаточно времени, чтобы поболтать. – Да. Вот блин. Она приподнимается с выступа раковины, хватает швабру и удерживает ее. – И если ты хочешь потратить немного этого времени, чтобы выяснить, что случилось с нашими родителями… Я провела последнюю неделю, так успешно абстрагируясь от этого, что почти убедила себя в незначительности всего. Но это будет иметь значение. Через несколько недель, когда подойдет конец нашей смены в лагере, вопросы без ответов не станут тем, что я смогу запихнуть в дальний ящик, а наоборот – двумя живыми, дышащими людьми, с которыми я разговариваю каждый день. Но дело не только в этом. Я хочу узнать о наших родителях, но еще я бы хотела поближе познакомиться с Саванной. Чувствую, что подбираюсь к той Савви, которую знает Лео и остальные – той девчонке с брекетами, улыбкой и неровным загаром. – Да, – говорю я. – Я бы хотела. На этот раз мы не объявляем перемирие, потому что все решено на более глубинном уровне. Как будто нам не нужно официально прекращать борьбу, потому что мы верим, что она затихнет сама по себе. Все это почти… Ну. Это почти по-сестрински. Глава восемнадцатая Следующее утро необычайно холодное, как раз в тот день, когда я в купальнике встаю в очередь на берегу вместе с двумя десятками других ребят, которые были столь же безрассудны, чтобы записаться на еженедельный заплыв «Белый медведь» в лагере. Мои зубы стучат, но, вероятно, дело не в холоде – может, это просто вполне ожидаемый смертельный страх, который приходит с решением, что сегодня тот день, когда ты собираешься сказать лучшему другу о своих чувствах к нему, и изменить поток пространственно-временного континуума дружбы на всю оставшуюся жизнь. Я бросаю взгляд на Лео, его глаза сияют, хотя волосы все еще растрепаны после сна, и чувствую, как сжимается мое сердце – что-то радостное и ужасающее, что-то, что преследовало меня во сне всю ночь и пинком разбудило этим утром. Это произойдет сегодня. Это должно случится. Я просто не знаю, когда. Прежде чем успеваю хорошенько подумать об этом, раздается свисток, и я взлетаю как ракета, с первой волной. Холод – это удар, от которого замирает сердце. Мои ноги плещутся под ледяной водой, а руки машут так, словно забыли, как быть руками, но на одну свободную невероятно долгую секунду мне кажется, что это происходит с кем-то другим. Я вдыхаю, и в моих легких сгущается туман, а в крови лед, и он выталкивает все на своем пути – каждое смущение, каждое замешательство, каждое сомнение – все замерзает и сразу же испаряется. Я начинаю выбегать из воды еще до того, как полностью погрузилась в нее, и несусь прямо туда, где Лео готовит горячий шоколад. Он замирает посреди разговора с Микки, его глаза расширяются от тревоги. – Ты в порядке. – Да, – тяжело выдыхаю я. – Эм… я просто хотела… могу я с тобой поговорить? – Эм, да, конечно, – говорит Лео, оглядывая меня с ног до головы, как будто не совсем уверен, что я в порядке. Мы отходим на несколько шагов от Микки, и он понижает голос. – На самом деле, я тоже хотел кое о чем с тобой поговорить. В чем дело? – Я… – На этот раз дело не в том, что я потеряла самообладание, но мои зубы стучат, как одна из тех заводных игрушек с черепами на Хэллоуин. Мне нужен толчок. – Давай ты первый. – Ты уверена? – Да-да, – говорю я, прыгая с ноги на ногу и дрожа от распирающих меня чувств. Лео оглядывает нас, и что-то переворачивается в моей грудной клетке. Глупый маленький проблеск надежды, что, может быть, мы собираемся сказать друг другу одно и то же. – Дело вот в чем, Эбби… На прошлой неделе мне пришел ответ по одной из кулинарных школ. Эти слова настолько неожиданны, что даже не оставляют место разочарованию, которое следует за ними. Я как тупица моргаю, глядя на него. – Я думала, ты подавал заявление только в одну. – Только одну в Сиэтле, – тихо говорит Лео. – Эта находится в Нью-Йорке. И вчера я… я внес предварительную оплату. Я уезжаю в сентябре. Земля под моими ногами подкосилась, словно кто-то внезапно наклонил ее. – Ох. – Я пытаюсь выдавить из себя улыбку, но она выглядит неуверенной и неестественной. – Поздравляю, Лео, я… ого. Он наклоняется, произнося это слишком быстро, как он делает во время своих информационных выбросов, только теперь он заламывает руки и лепечет это как извинение. – Я не думал, что пойду туда, но прошлая кулинарная неделя с Микки – это было как во сне. Мне будто бы открылся весь мир. И в этой школе столько возможностей для международного обмена, и мастера, чьи филиппинские блюда известны во всем мире, плюс все академические занятия и сессия преподносятся в культурном контексте, – говорит он. – Я думаю, что должен быть там. Все эти возможности… Эбби, я не мог упустить их. – Конечно, нет, – выпаливаю я. Это звучит угловато и гортанно, но, по крайней мере, искренне. Я действительно рада за него. Я горжусь им. Мы прожили на одном побережье всю нашу жизнь, так что это решение, должно быть, нелегко ему далось. И Лео так разрывался между выбором кулинарной школы или академического направления. Теперь он сможет объединить и то и другое. Но под этим счастьем и гордостью скрывается такая глубокая боль, что я не могу найти ее начала, не говоря уже о конце. Это все равно что сесть на место, где всегда стоял твой стул, и провалиться в бездну. – Ты будешь так далеко, – говорю я, не осознавая, что делаю. Я беру себя в руки, прежде чем выпалить то, что зудит во мне: «И ты не счел меня достаточно дорогим человеком, чтобы рассказать». «Упущенный шанс», о котором говорила Конни, вероятно, был этим. Это никогда не касалось меня. – Да. Я знаю. – Он кладет руку мне на плечо, и это должно меня успокоить, но я отшатываюсь. – Но это ничего не изменит, верно? Мы всегда будем лучшими друзьями. Он выглядит искренне обеспокоенным, и все, что я должна или не должна говорить, теряет силу, прежде чем я успеваю это сказать. Нью-Йорк. Я никогда не покидала даже Западное побережье. С таким же успехом это могла быть другая планета. И вот я здесь, набираюсь смелости сказать Лео, что я в него влюблена, когда он сам набрался смелости сообщить мне, что уходит из моей жизни навсегда. – Конечно, – успокаиваю я, но сама не верю в эти слова. Все уже изменилось настолько, что я даже не уверена, можем ли мы теперь говорить «лучшие друзья» в отношении нас. Лучшие друзья не лгут. Лучшие друзья не хранят таких грандиозных секретов. «Я думал, мы все рассказываем друг другу», – сказал мне Лео, всего в двух шагах от этого места. Но я солгала Лео, а Конни с Лео оба лгали мне. – Ты сказала, что тоже хочешь о чем-то рассказать? Я киваю, и вместе с этим исчезает последняя моя надежда. – Просто, эм, Савви и я… у нас все хорошо.