Не знаю, почему я так разоткровенничалась. Наверное, потому что мне редко удавалось остаться наедине с Конни, когда мы были в школе, а теперь мы только вдвоем, и я могу говорить все, что хочу. Или, может быть, мне нужно сделать это, чтобы доказать что-то самой себе. Будто если я признаю чувства к Лео, это будет означать, что я продвинулась вперед и это больше не вызывает у меня смущения. Как будто потеряло власть надо мной. Но на другом конце раздается приглушенный шум, будто Конни убирает телефон подальше от лица. Когда она возвращается, она говорит осторожным голосом: – Эбс… тебе нравится Лео? – Что? Нет, – говорю я, покраснев как помидор и уставившись в пол, словно он находится со мной в одной комнате. – Это не имеет значения. Я не нравлюсь Лео. Ты сама его спрашивала. Возникает пауза. – Кажется, я все испортила. Я прижимаю телефон ближе к уху, пытаясь прочитать ее тон, не желая верить в мысли, которые сейчас проносятся в моей голове. – Как испортила? – Испортила тем, что была не до конца честна с тобой. Насчет… того, что сказала, будто ты не нравишься Лео. Правда в том, что мы никогда не говорили об этом. Я сижу, разинув рот несколько секунд, забыв, что нужно говорить. – Тогда почему ты сказала, что говорили? – Потому что я идиотка. Она пытается отшутиться, но я боюсь, что если поддамся и засмеюсь, то никогда не смогу остановиться. – Тебе нравится Лео? – спрашиваю я вместо этого. – Нет. Нет, все не так, – говорит она заплетающимся языком. – Честно говоря, Эбби, я сделала это, потому что думала, будто это был всплеск эмоций. Ты выглядела такой испуганной, и я хотела как-то все сгладить, потому и сказала все, что было в моих силах, чтобы вы отпустили эту ситуацию. – Но я не отпустила, – говорю я сквозь зубы. – Я была… о боже, мне было так стыдно, каждый день, когда я смотрела на него. – Я не понимала, что ты… – Почему ты говоришь мне об этом только сейчас? Конни делает вдох, словно напрягается. Как будто она долго решалась сказать мне это. – Лео сказал что-то перед отъездом о том, что упустил шанс. Я пыталась расспросить его об этом, но он отмахнулся. Я подумала, может, это связано с тестом ДНК, но думаю… Эбби, я думаю, может, он говорил о тебе. Разговор переменился так быстро. Я дышу тяжело, будто пытаясь обогнать его, будто я бежала все время. Это окрашивает в новые цвета мои отношения с Лео за последние несколько месяцев, все чувства, которые я изо всех сил пыталась загнать внутрь себя, все смущение, которое испытывала в те моменты, когда мне это не удавалось. – Мне жаль, Эбби. Мне правда жаль. Это тот момент, где мы должны были все обсудить, а я – простить ее. Я должна была сказать что-то, чтобы спасти эту ужасную ситуацию, унять пронзительное чувство в груди. Но ощущение, что это лето пропитало гнилью фундамент всех вещей, на которые, как я думала, могу положиться. Родители лгали мне. Конни лгала. И пусть эта ложь, возможно, была небольшой, с самыми лучшими намерениями, но она разрушает порядок моей ничтожной вселенной. – Мне нужно вернуться в лагерь, – говорю я, с трудом выдавливая из себя слова, которые бултыхаются в горле. – Эбби, – она произносит мое имя как мольбу. Я притворяюсь, что не слышу этого. Мое сердце бьется так громко, что трудно сосредоточиться на чем-либо еще. Щелчок. Положив трубку, я стою и слушаю гудки, пытаясь осмыслить то, что только что произошло. За годы нашей дружбы у нас было много разногласий, но ничего похожего на это. Никогда не было так, что я не смогла бы быстро ее простить и забыть все. Не удивительно, ведь я действительно люблю Конни как сестру, которой у меня никогда не было. Я кладу телефон обратно на подставку, пытаясь успокоиться и избавиться от ощущения, что мы начали телефонный разговор далеко друг от друга и закончили его дальше, чем когда-либо. Глава семнадцатая Я не плачу, когда прихожу на дежурство с Савви по мытью унитазов в сущей клоаке, которая по совместительству является санузлом для мальчиков. Я все же не плачу. Савви сидит по локоть погрузившись в унитаз в одной из кабинок, когда я прихожу туда, и на этот раз я благодарна, что она не разговаривает со мной. Это дает мне шанс спрятать свое жалкое лицо в соседней кабинке. И мой пропитанный мочой парад жалости проходит отлично, по крайней мере, до тех пор, пока Савви не встает и случайно не опрокидывает воду для швабры в своей кабинке, выплескивая ее на мои ботинки. – Черт, – говорит она, удивляясь собственной неуклюжести и забывая о нашем нерушимом молчании. – Черт, прости… И вот тогда я понимаю, что уже плачу, потому что Савви стоит как вкопанная со шваброй в руках, и тревога на ее лице смягчается, превращаясь в искреннее беспокойство. – Все в порядке, – говорю я, протягивая руку, чтобы вытереть слезы. Савви молниеносно хватает меня за запястье, напоминая, что мои руки покрыты первобытной слизью мальчишек, достигших половой зрелости, и я передумываю. Не успеваю опомниться, как она помогает мне подняться на ноги и выбраться из лужи, и мы оказываемся лицом к лицу в тесной кабинке. Савви выдыхает, как будто пытается решить, собирается ли она что-то делать со мной или нет. К тому времени я уже почти не контролирую свое лицо. Ей еще не поздно притвориться, что она ничего не заметила, а нам вернуться к собственной версии холодной войны в лагере Рейнольдс. – Что-то… случилось? Я качаю головой. – Потому что, если это как-то связано с лагерем, я вроде как обязана знать. Это больно, хотя и не должно быть. На секунду я подумала, что она заботится обо мне как о человеке, а не о том, что я значу для ее работы. – Это просто нелепая домашняя драма. – О. – Савви обдумывает это, и ее брови приподнимаются. – Твои родители узнали, что мы… – Нет, – говорю я, подавляя смех. Честно сказать, я почти забыла, что нашим родителям есть о чем узнать. – А твои? Савви качает головой. Затем она медлит, будто собирается сказать что-то еще, но мне так не терпится начать, и я выпаливаю слова так быстро, что они падают друг за другом, как безумные костяшки домино. – Я… я правда сожалею обо всем этом. Я не думала… Судя по тому, как она отгораживается от меня, последнее, чего я ожидаю, это то, что она говорит дальше. – Это было так глупо, – замечает она, и напряжение спадает с ее плеч. – Но то, что я сделала, было еще глупее. Не знаю, что на меня нашло. Хотя мы обе знаем, даже если никто из нас не хочет этого говорить. Может, штука с инстаграмом и планировалась как забавный розыгрыш для Савви, но во что бы она ни превратилась, это так задело ее психику, что заставило вести восьмиместный фургон с ручной коробкой передач по склону еще до того, как взошло солнце, и помогло также забыть, что существует по меньшей мере десять лагерных правил и законов, запрещающих это делать. – Но ты должна знать: я не пыталась понравиться, наказав тебя с помощью SAT, – говорит Савви тихим голосом. – Я подумала, что будет лучше, если Виктория узнает об этом раньше, чем потом. Если бы она узнала об этом через несколько дней, ей пришлось бы позвонить твоим родителям и… – Они бы насильно увезли мне отсюда. Она опускает взгляд. – Ты же говорила, что они довольно серьезно относились ко всем этим репетиторским штучкам. Я пожимаю плечами, переминаясь с кроссовки на кроссовку, отчего из них раздается хлюпающий звук, который разносится по пустому туалету. Мы смотрим вниз на мои ноги. Они пропитаны водой. Мы выходим из кабинки и направляемся к раковинам. Когда я бросаю взгляд в зеркало, вижу, что мои щеки красные от смущения, а глаза настолько опухли, что едва ли не вопят о визине. – Так в этом все дело? – спрашивает Савви. – Домашняя драма? – О… эм, вообще-то, нет. Просто… Я не собиралась рассказывать, но она, возможно, единственный человек, с кем могу поделиться. Она не знает Конни. То, что я здесь говорю, никогда не достигнет ее ушей. И, может, мне это только кажется, но, похоже, ей действительно не все равно. – Из-за моей подруги Конни. – Ты создала для нее фальшивый твиттер? Я смеюсь, удивляя саму себя и Савви, которая, кажется, довольна тем, что способна пошутить. Это заставляет меня немного расслабиться и я выпаливаю все на одном дыхании. – Нет. Я уже усвоила один урок. – Я делаю вдох. – Но, эм… это так глупо. Несколько месяцев назад у нас с Лео была одна история… – Значит, он сказал тебе, что ты ему нравишься. Моя голова поднимается так быстро, что Савви вздрагивает от неожиданности. – Нет. Дело в том, что Конни сказала мне, что я не нравлюсь Лео. – О, ты ему нравишься, – откровенно говорит Савви. – Он болтал о девушке по имени Эбби все прошлое лето. Возможно, он не сказал бы этого прямо, но у него явно была влюбленность. Я просто не улавливала связи, пока ты не появилась здесь.