Я убегаю, но, вместо того, чтобы найти Савви, я чуть не сталкиваюсь лоб в лоб с Микки, которая возвращается с пробежки с Руфусом. Она вытаскивает наушники из ушей, искоса глядя на мою неуклюжую походку, потому что я стараюсь не тревожить запястье. – Ты не видела Савви? Она смотрит на мою руку, открывает рот в ужасе и снова смотрит на мое лицо. – Эм… – Серьезно, мои родители здесь, я должна найти ее. Ужас сползает с лица Микки, переходя в еще более глубокий, тревожный уровень страха. – Она не с тобой? – Нет. А что такое? – Просто она не вернулась в хижину после разговора с Джо прошлой ночью, – говорит Микки, выпаливая эти слова слишком быстро. Она и раньше тяжело дышала, но сейчас была на грани гипервентиляции. – Я просто подумала, что, учитывая все происходящее, она была с тобой. Но как же она не с тобой? Холод, который пронзает мое тело, еще более мгновенный, чем тот, что был во время заплыва «Белый медведь», более древний, чем все, что я могу стряхнуть с себя. – Она вообще не была со мной. Наступает пауза, а затем Микки начинает шепотом кричать: – Черт. Черт. Черт, черт, черт… – Когда ты видела ее в последний раз? – Она была возле хижины, отвечала на звонок, а я… я не хотела этого слышать, я… – Ее лицо стало пепельно-бледным. – Она пыталась поймать связь и ушла в сторону главного офиса, и все. Это был последний раз, когда я ее видела. Только тогда я вспоминаю, как вспыхнул номер ее телефона, высветившись на моем экране, прямо перед тем, как я рухнула с дерева. Я достаю телефон и перезваниваю ей, а Микки глядит на меня в течение нескольких долгих секунд. – Голосовая почта, – бормочу я. Микки выглядит так, будто вот-вот разрыдается. – Руфус хотел пойти с ней, но мне было жалко себя, и я заставила его остаться и пообниматься со мной. О боже. О боже… – Все в порядке, – слышу я свои собственные слова. Девушка с разъяренными родителями в машине, с запястьем, раздувающимся с каждой секундой все больше, и мозгом, парящим где-то в воздухе, говорит кому-то, что все будет в порядке. – Мы найдем ее. Есть в этом лагере какой-то протокол? Кому мы должны сообщить? Микки втягивает воздух, выпрямляется и моргает, пока ее глаза не проясняются. – Да. Я пойду скажу Виктории. – А я… Микки уже бежит что есть мочи, оставляя меня в облаке пыли. Я стою на месте, оглядываясь назад, чтобы посмотреть, не последовала ли за мной мама. Но это всего лишь Руфус, смотрящий на меня в полной боевой готовности, без слюней или украденных лагерных принадлежностей во рту, словно он ждет команды. Мои родители меня убьют. – Пошли. Глава тридцатая Я не бегун, но сегодня какого-то черта я весь день бегаю. Руфус начинает бежать впереди меня, узнавая тропу, по которой я направляюсь еще до того, как я ее достигаю, а выброс адреналина в моей крови в какой-то степени приглушает боль в запястье. Сможет ли это заглушить боль от того, что я буду наказана на всю оставшуюся жизнь – это уже другой вопрос. Что странно, так это то, что я не паникую. Может быть, это слишком наивно, но я знаю, что с Савви все в порядке. Во-первых, если бы она действительно была в опасности, она бы позвонила более авторитетному человеку задолго до того, как набрала мой номер вчера вечером. А во-вторых, я сомневаюсь, что этот остров может подкинуть Савви что-то такое, для чего у нее не найдется решения, спрятанного в одном из карманов ее леггинсов. Мы с Руфусом медленно, но уверенно продвигаемся вперед, распинывая в стороны грязь, образовавшуюся после вчерашнего дождя. На этот раз тропа более скользкая, чем я ее помню. Дважды я чуть не опрокидываюсь назад, а в третий раз едва успеваю удержаться на месте с помощью свободной руки. И тем не менее даже с грязью, которая сейчас совсем нам не на руку, мы добираемся до заброшенного места для стрельбы из лука, которое мне показала Савви, за считанные минуты. Мы проходим мимо дерева, на стволе которого вырезаны имена Савви и Микки, и останавливаемся – по крайней мере, Руфус точно останавливается. Мои ноги останавливаются, но вот мое тело нет – грязь создает своего рода природное покрытие для скольжения. И не успеваю я опомниться, как соскальзываю прямо к краю, откуда открывается захватывающий вид на лагерь, и целую его на прощание, проносясь на заднице все ниже, ниже и ниже, и наконец останавливаюсь с грязевым хлюпом на дне мини-скалы. Убедившись, что я перестала скатываться в бездну грязи, я открываю глаза и вижу перед собой растрепанную, всклокоченную Саванну Талли с дикими глазами, которая – хвала призраку Габи – очень даже цела. – Во-первых, ты в порядке? – спрашивает она. Я слишком смущена, чтобы ответить, стою, уставившись на грязь, и чувствую, как она застывает в моих волосах. Она правильно интерпретирует это как «да». – Во-вторых, пожалуйста, ради всего святого, скажи мне, что ты привела помощь. Руфус издал «гав», после чего стремительно исчез из нашего поля зрения. – Кроме Руфуса, последние две клетки мозга которого направлены на поедание чужих айфонов. Я закрываю глаза. – Нет. Наступает тишина, а затем: – Я так чертовски голодна. Эбби. Я сейчас дошла до той стадии голода, когда буквально могу съесть тебя. – Я не настолько инстаграмная, чтобы меня есть, – бормочу я, все еще слишком униженная, чтобы сдвинуться с места. – У меня в кармане есть жвачка? – Ты умерла для меня. Отдай ее. Я приподнимаюсь на здоровой руке и лезу в передний карман, вытаскивая шнурок и немного жвачки с корицей, которая проболталась там невесть сколько времени. Савви отрывает две пластинки и запихивает их в рот, чуть ли не плача: – Боже, как бы я сейчас хотела, чтобы это была еда. – Ну, теперь люди точно знают, что ты пропала, так что я уверена, что это лишь вопрос времени… – Люди только начали искать? Ты шутишь надо мной? Я торчу здесь уже… сколько, блин, сейчас времени? Мой телефон разрядился. Я пытаюсь достать телефон, но его нет в заднем кармане. Глаза Савви смотрят на меня так широко и убийственно, что я почти хочу задушить себя, чтобы ей не пришлось прилагать усилия. – Должно быть, он выпал из кармана, когда я упала. – Умерла. Для. Меня. – Справедливо, – говорю я, пытаясь соскрести с ног как можно больше грязи. – Но если уж на то пошло, я очень рада, что ты в порядке. Слова пробиваются сквозь ее разочарование, а вслед за ними что-то более глубокое. Она вздыхает, затем устраивается рядом со мной, наклоняется и кладет голову мне на плечо. Я кладу свою руку поверх ее, и мы вдвоем делаем глубокий вдох и тихо прощаемся. – Думаю, если мне суждено застрять здесь, то приятно хотя бы иметь компанию. На несколько мгновений возникает это странное, неуместное облегчение, учитывая, насколько мы обе облажались. Наше благополучие может быть в полуопасности, но это, к счастью, не так. Что бы это ни было, оно стало прочнее. Может быть, недостаточно, чтобы обрести имя, но достаточно, чтобы выдержать бурю. Мы обе смотрим вверх на маленький выступ, с которого мы скатились. – Ты уверена, что отсюда нет выхода? – Поверь мне, я пыталась. А еще я только что думала о том, чтобы встать на твои плечи и ненадолго бросить тебя тут, чтобы набить себе морду едой и позвать на помощь, но это тоже в пролете. – Я тронута. Глаза Савви закрываются. – Я бы сейчас совершила преступление ради сэндвича с яйцом. – Знаешь, ты не первый человек, чью спасательную операцию я феерично провалила за последние двенадцать часов. – Да ну? – спрашивает Савви, вскинув брови. – Что я пропустила? Я поднимаю запястье. Савви шипит от его вида. – Ничего такого крутого или что-то вроде того, – говорю я, кладя его обратно на бок. – Да, поговорим, когда ты проведешь всю ночь в канаве, и никто не заметит, что тебя нет. Я пихаю ее плечом. – Если честно… с тех пор произошло много драматичных событий. Это место, по сути, можно назвать съемочной площадкой реалити-шоу.