Прозвучало это несколько жалко. Ловко он уклонился от вопроса — прямо политик! — Вообще-то, я хозяйка. Уже десять лет. Ну, строго говоря, магазин принадлежит банку, но… — Дженни смущенно осеклась. — Вы ведь не поболтать пришли, инспектор? — Зовите меня Тони. Сможете ли вы что-нибудь рассказать мне об этом платьице? — Он снова приподнял пластиковый пакет. — Я открою? — спросила Дженни. Маклин кивнул. Она ловко разложила наряд на широком прилавке и внимательно рассмотрела. Пальцы ее задержались на пятне крови и чуть вздрогнули. — Сшито вручную, — заключила она. — Умелой швеей. Кружева могут быть покупными, трудно сказать. Дайте-ка посмотрю. — Она ушла в глубину магазина, протиснулась между стоек с платьями в пластиковых чехлах, проворно перебрала наряды и победоносно вернулась к прилавку. — Вот, коктейльное платье тридцатых годов. Такое носили богатые светские девицы перед войной. Ваше платье очень похоже, почти копия. Но ткань дешевле, и, как я уже говорила, сшито вручную. Этикетки нет. Вероятно, на покупное не хватило денег. — Так когда его сшили? И долго ли носили? — Ну, подобный стиль вошел в моду не раньше тысяча девятьсот тридцать пятого года. До того юбки были длиннее и вырез совсем другой. Платье поношенное — кромка подола сзади подшита, ткань местами протерлась. Я бы сказала, платью лет десять. В войну приходилось чинить старые вещи. — Стало быть, сороковые, конец Второй мировой… Маклин задумался, жив ли еще кто-то из участников убийства. 10 На входе в участок инспектора остановил дежурный сержант. — Вы знаете Джонаса Карстайрса? Маклин порылся в памяти. Имя было знакомым. — Он вам весь день звонит. — Чего хотел, не сказал? — Что-то про вашу бабушку. Кстати, как старушка, не лучше? Инспектор побледнел. Он так долго загонял вглубь мысли о болезни бабушки, что не успел привыкнуть к мысли о ее смерти. От вопроса Дженни Спирс Маклин уклонился, но в полицейском участке секреты долго не держатся. И конечно, проще всего известить всех, рассказав дежурному сержанту. Если добавить, что это секрет, новость разлетится еще быстрее. — Вчера ночью скончалась. — Господи, зачем же вы на работу вышли? — Не знаю. Наверное, больше нечем было заняться. Это ведь не внезапно случилось. Хотя в каком-то смысле, внезапно. Маклин привык, что бабушка в коме, в больнице, осознавал, что рано или поздно умрет, и иногда даже хотел, чтоб скорее. Но ждал, что будут какие-то предвестья ухода. Думал, ему дадут время подготовиться. — Он свой номер оставил? Карстайрс? — Да, и просил, чтобы вы как можно скорее перезвонили. Знаете, не вредно бы вам время от времени включать мобильник. Маклин полез в карман за телефоном. По-прежнему мертвый. — Я включаю, он все время садится. — А как насчет рации? Не понимаю, почему, вы, следователи, считаете, будто она не для вас. — Рация у меня где-то есть, Пит, но с ней еще хуже. Совсем не держит заряда, как будто соревнуется с мобильником. — Ну-ну. Заведите себе что-нибудь, чтоб работало, а? Сержант подал Маклину клочок бумаги с именем и номером и открыл ему турникет. У Маклина имелся личный кабинет — одно из преимуществ инспекторского чина. Захудалая комнатушка с окошком, затемненным стеной соседнего здания, так что света почти не было. Шкафы, забитые делами предшественника, занимали почти все место, но какой-то гений геометрии умудрился втиснуть сюда еще и стол. На столе громоздилась груда бумаг. На самую верхнюю папку приклеили желтый листочек с надписью «Срочно», подчеркнутой трижды. Инспектор и не взглянул на нее, протискиваясь на свое место. Он снял трубку, набрал номер, заодно глянул на часы. Рабочий день закончился, но неизвестно, служебный ли это телефон. — Карстайрс и Веддел, чем могу служить? Мгновенный ответ и вежливый тон секретарши сбил инспектора с толку. Маклин узнал название юридической фирмы, занимавшейся делами его бабушки со времени удара. — Здравствуйте. Могу я поговорить с мистером Джонасом Карстайрсом? До сих пор Маклин общался только с младшим служащим — то ли Перкинсом, то ли Петерсоном. Странно, что старший партнер решил связаться с ним лично. — Как вас представить? — Маклин. Энтони Маклин. — Одну минуту, инспектор, немедленно соединяю. Опять он попал на незнакомого человека, который его знает! Маклин только успел удивиться, как мелодия ожидания прервалась щелчком. — Джонас Карстайрс слушает, детектив-инспектор Маклин. Я с сожалением узнал о кончине вашей бабушки. Эстер была замечательной женщиной. — Вы были знакомы, мистер Карстайрс? — Зовите меня Джонас. И, да, я давно ее знал. Дольше, чем выступал ее адвокатом. Об этом я и хотел с вами поговорить. Она назначила меня своим душеприказчиком. Я был бы благодарен, если бы вы поскорее выбрали время зайти ко мне. Нам надо кое-что прояснить. — Хорошо. Завтра можно? Сегодня уже поздно, а я ночь не спал. — Маклин свободной ладонью потер глаза, только сейчас осознав, как измучился. — Конечно, я понимаю. И не беспокойтесь об устройстве похорон. Я этим займусь. В «Скотсмене» завтра поместят извещение о смерти, и некролог, вероятно, тоже напишут. Эстер не желала церковной службы, так что будет скромная прощальная церемония на Мортонхоллском кладбище. Я дам вам знать, когда уточним время. Вы хотите, чтобы прощание организовал я? Всем известно, как заняты сотрудники полиции. Маклин, не слушая адвоката, думал о множестве мелочей, которых требует смерть, но не мог сконцентрироваться. На столе лежало коктейльное платье, надежно упакованное в пластиковый пакет. Инспектор с трудом вспомнил, зачем оно здесь. Надо было поесть, а потом обязательно поспать. — Да, пожалуйста, — с трудом произнес он, поблагодарил Карстайрса, условился о встрече на завтра и повесил трубку. Вечернее солнце раскрасило жилой дом напротив в теплые охряные тона, но кабинету инспектора досталась самая малость света. Здесь было тесно и душно. Маклин прислонил затылок к прохладной стене и на минутку прикрыл глаза. * * * Она нага как день, истощенная девушка с костлявыми руками и ногами. Пряди волос свисают с черепа, глаза тонут в глазницах. Она подходит к нему, протягивает руки, просит помочь. Потом спотыкается, в животе у нее открывается рана, протягивается от лобка до грудины. Девушка подхватывает вывалившиеся внутренности, запихивает их обратно одной рукой, а другую все тянет к нему. Волоча ноги, делает еще шаг, темные глаза молят о помощи. Он хочет отвести взгляд, но не может шевельнуться. Не может даже закрыть глаза. Смотрит, как она падает на колени, разбрасывая кишки по полу, и все пытается подползти к нему. — Инспектор… В ее голосе боль. И со звуком голоса лицо начинает меняться, кожа высыхает, еще туже натягивается на скулах, глаза совсем уходят в череп, губы кривятся в пародии на улыбку. — Инспектор! Она уже рядом, костлявая рука ложится на плечо, касается его, встряхивает. Девушка силится запихнуть назад внутренности, совсем как домохозяйка в халате, открывшая дверь на стук почтальона. Из разреза вываливаются почки, печень, селезенка… * * * — Тони, проснитесь! Маклин резко раскрыл глаза и чуть не свалился со стула, вырываясь из кошмарного сна. В кабинете стояла суперинтендант Макинтайр. На ее лице раздражение смешивалось с тревогой. — Спите на службе? Не того я ждала от вас, когда выдвигала на повышение. — Прошу прощения, мэм. — Маклин чуть тряхнул головой, отгоняя пугающий образ зарезанной девушки. — Это все жара. Я только на минуту прикрыл глаза… Он осекся, заметив, что Макинтайр прячет улыбку. — Я пошутила, Тони. Вы выглядите совсем разбитым. Идите-ка домой, отдохните, — сказала она и присела на край стола. В кабинете было место для второго стула, но это место занимали картотечные шкафы. — Сержант Муррей сказал мне о вашей бабушке. Примите мои соболезнования. — На самом деле она давно умерла. — Маклину было несколько не по себе рядом с примостившейся на столе начальницей. Он понимал, что надо бы встать, но сейчас это вышло бы еще более неловко. — Знаете, я в четыре года остался без родителей. Бабушка растила меня, как растила отца. Ей, должно быть, пришлось нелегко, я был вечным напоминанием о сыне. — А вам каково пришлось? Я даже не представляю, что значит потерять родителей в таком возрасте.