Маклин поерзал на неудобном стуле, разглядывая начальницу. Конечно, она права. Тимоти Гарнер — наиболее вероятный подозреваемый. — А отпечатки пальцев? Не все они совпадают с отпечатками Гарнера. — Это потому, что часть так смазана, что ни с чем не совпадет. А в раковине Гарнера, где он мыл руки, обнаружены следы крови Стюарта. И на одежде тоже частицы крови. Возможно, нашлись бы и в ванне, не заполни он ее собственной кровью. Макинтайр бросила копию записки на стол и положила рядом тонкую коричневую папку, которую принесла с собой, — отчет об убийстве Бьюкена Стюарта. — Признайте, Тони, из вашего рапорта практически следует, что Гарнер убил Стюарта, после чего покончил с собой. Такое заключение и пойдет к прокурору. Дело закрыто. — Хотите замять поскорее, чтобы Дагвиду не пришлось объясняться по поводу дядюшки-гея? Маклин сразу понял, что позволил себе лишнее. Макинтайр напряглась, встала и оправила форму. — Предположим, что я этого не слышала, детектив-инспектор. Также я не стану отмечать, что вы оставили Гарнера дома, когда ему следовало находиться в камере или, по крайней мере, под надзором сотрудника полиции. А теперь подпишите протокол и убирайтесь. Вам вроде бы следует быть на похоронах? Она повернулась и вышла. Маклин со вздохом подтянул к себе тонкую папку. Уши у него горели от выговора. Инспектор понимал, что утратил расположение суперинтенданта — во всяком случае, на ближайшие дни, — но не мог отделаться от мысли, что за смертью Бьюкена Стюарта стоит нечто большее. И не мог не винить себя за самоубийство Тимоти Гарнера. Надо было настоять, чтобы со стариком на ночь кто-то остался. Черт, надо было просто задержать его как подозреваемого. Почему же, собственно, он этого не сделал? Глядя в окно на бледное утреннее небо и густые тени между зданиями, инспектор подавил зевоту и потянулся до хруста в суставах. Он рассчитывал на отдых, а предстоит долгое и большей частью скучное ожидание результатов вскрытия и протоколов экспертизы. Все указывало на виновность Гарнера, но Маклин не мог с этим смириться. Что-то щемило у него под ложечкой, стоило вспомнить, как он сидел со стариком, касался его руки, выводя из транса, слушал его рассказ. Восемьдесят лет, дряхлый и слабый. Откуда у него взялись силы на убийство? Да еще такое жестокое? В конце концов, это не важно. Макинтайр приказала закрыть дело. Может быть, она прикрывает Дагвида, или начальство давит сверху. Если Маклин не сумеет предъявить доказательств участия третьей стороны, то с точки зрения всех заинтересованных лиц дело раскрыто. Большой плюс в годичной статистике и экономия бюджетных средств — все довольны. Кроме бедного Бьюкена Стюарта, лежащего на холодном столе, с уложенным в отдельный пластиковый пакет мужским достоинством. Кроме Тимоти Гарнера, бледного и обескровленного, как заколотая свинья. Кроме самого Маклина. Отбросив эту мысль, инспектор открыл папку и посмотрел на стенные часы. Девять утра… Машина за ним подойдет только через полчаса. Он включил компьютер и принялся печатать. Если Макинтайр требует все подчистить, он на это много времени тратить не станет. * * * Мысли путаются, он голоден, встревожен. Боль заполняет голову, мешает сосредоточиться, вспомнить, кто он такой. Руки стерты чуть не до кости, так он старался их отмыть, а на ощупь все грязные. Руки трут кусок мыла под струей теплой воды из крана. Пальцы ритмично проходят между пальцами другой руки, ладони скользят друг о друга. Он знает место неподалеку. Надо туда. Там можно отмыться дочиста. Улицы — ущелья, высокие здания вздымаются по сторонам, загораживают свет, а жар копят, как печка. Рокочут машины, шины скрипят по щебенке. Машины его не замечают, и он их тоже. У него теперь есть цель, стоит добраться туда, и все будет хорошо. Надо только вымыть руки. Ступеньки вверх. Они — словно горы для ноющих от усталости ног. Чем же он занимался, что так устал? Почему не может вспомнить, где был? Почему не помнит, кто он такой? Стеклянная дверь отъезжает перед ним в сторону, словно испугавшись. За ней светлая просторная комната, здесь прохладнее, чем в зловонном зное снаружи. Он неуверенно переступает с камня на полированный пол, оглядывается, вспоминая, где эти краны, где мыло. Опускает взгляд на свои руки и вдруг пугается их, и того, что они сотворили. Он засовывает их в карманы, сразу нащупывает что-то твердое и гладкое и инстинктивно сжимает. Кто-то обращается к нему — настойчиво и непонятно. Он оборачивается, в комнате вдруг оказывается слишком много света, сияние режет глаза. За столиком сидит женщина, бледное лицо, круглые испуганные глаза. Он должен бы ее знать. За ней — мужчины в светлых костюмах — застыли как марионетки с перерезанными нитями. Он и этих должен узнать? Он вынимает руки из карманов, хочет помахать им, показать пятна на коже, объяснить, что хочет отмыться… Но в руках появляется гладкий твердый предмет, и с ним — воспоминание. Теперь он знает, что делать. 23 Крематорий Мортонхолл вряд ли вызывает в ком-то счастливые воспоминания. Разве что здешние садовники гордятся своей работой да сотрудники, эффективно укладывающие траурную церемонию в полчаса, положенные по расписанию, упиваются своей вежливостью и компетентностью. Для остальных это скорбное место последнего прощания. Маклин слишком часто бывал здесь по служебным делам, и обстановка больше не влияла на него. Он холодно отмечал перемены, случившиеся с прошлого визита. Проводить его бабушку пришли немногие. Учитывая ее возраст и склонность к затворничеству, удивляться не приходилось. В первом ряду сидели Фил и Рейчел. Дженни тоже пришла — этого Маклин не ожидал, но был совсем не против. Был Ворчун Боб — единственный представитель полиции Лотиана и Скоттиш-Бордерс, да еще в последнюю минуту в зал влетел Ангус Кадволладер. Джонас Карстайрс сидел, бесстрастно подняв голову и уставившись прямо перед собой. Служащий крематория произносил заученные слова прощания с незнакомой ему женщиной. Старики жались небольшой группой — Маклин смутно помнил их. Ему бы огорчаться, что так мало собралось народа, а он радовался, что хоть кто-то пришел. И конечно, утешал себя мыслью, что его бабушка пережила большинство своих друзей. Церемония прощания была милосердно короткой, а потом за гробом сдвинулся занавес — края сошлись неплотно, и сквозь щель видно было, как он уезжает в рабочий конец крематория. Маклин вспомнил, как был здесь впервые: ошеломленный четырехлетний мальчик глядел на два деревянных ящика, смутно сознавая, что внутри — его родители, и удивлялся, почему мама с папой не просыпаются. Бабушка держала его за руку и старалась утешить, хотя и сама оплакивала потерю. По своему обыкновению, Эстер подробно и логично объяснила внуку, что такое смерть и что происходит потом. Он понимал, зачем она это сделала, но понимание мало помогало. Когда занавес начал смыкаться, он ожидал увидеть за ним топку, вспыхнувшую пламенем от свежего горючего. Его много лет преследовали кошмары. Присутствующие вышли из центральных дверей крематория — у заднего входа уже собралась большая группа ожидающих своей очереди. На улице стало жарко, над высокими деревьями, окружавшими участок, поднялось солнце. Маклин пожал всем руки, поблагодарил, что пришли, — все заняло не больше пяти минут. Дженни Спирс, как он заметил, приотстала, не желая становиться в общий ряд. Маклин сам подошел к ней. — Спасибо, что пришли. — Честно говоря, я сомневалась, стоит ли. Как-никак, я совсем не знала вашу бабушку. — Дженни откинула выбившуюся прядь соломенных волос. Судя по одежде, она приехала прямо из магазина. Темный, приличествующий случаю наряд: так в молодости одевалась на похороны бабушка Маклина. Он задумался, не нарочно ли Дженни выбрала этот стиль. В общем, он был ей к лицу. — Я всегда говорю, что похороны нужны живым, а не умершим. К тому же без вас средний возраст присутствующих составил бы трехзначное число. — Не так все страшно. Здесь Рейчел, ей всего двадцать шесть. — И правда, — признал Маклин, кивнул в сторону паба «Балм-Велл» и предложил Дженни руку. — Не откажетесь от чашки перестоявшего чая и бутерброда с рыбным паштетом? Старики и старухи в темных костюмах уже пытались преодолеть поток машин в намерении наесться до отвала за счет покойной Эстер Маклин. Инспектор с Дженни помогли старикам перейти улицу и провели в паб. Джонас Карстайрс организовал достойные поминки — жаль только, что переоценил число участников. Маклин заметил, что старики не отличались аппетитом и надеялся, что работники паба знают, кому пристроить недоеденное. Его не тревожили расходы, но не хотелось отправлять еду в помойку. Узнай бабушка о таком расточительстве, тоже пришла бы в ужас. Оставив Дженни с Филом и сестрой, инспектор стал обходить собравшихся, держась со всей любезностью, какую смог в себе наскрести. Все говорили о бабушке почти одними и теми же словами, некоторые вспоминали его родителей. Маклин покорно исполнял свой долг, но, честно говоря, предпочел бы вернуться на службу и помочь Макбрайду раскапывать пачки дел, таких старых, что их не потрудились оцифровать. Или попытаться выяснить, кто владел особняком Фарквар-хаус в сороковые годы. — Что ж, похоже, все прошло хорошо. Маклин отвернулся от очередного приятеля бабушки, приехавшего в инвалидной коляске, и оказался лицом к лицу с Джонасом Карстайрсом. Адвокат держал в руке стакан виски. — Пожалуй, перебор с заказом? — спросил Маклин. Во взгляде Карстайрса вдруг мелькнул испуг. Адвокат оглянулся через плечо, и почему-то Маклину подумалось, что он не собравшихся пересчитывает. Словно ожидал еще кого-то, а тот не пришел. — Такие вещи всегда трудно предвидеть заранее, — ответил Карстайрс и глотнул виски. — Ждали еще кого-то? — Я и забыл, что наш мальчик — детектив. — Адвокат невесело улыбнулся. — Да, ждал еще человека. Он не пришел. Может быть, не знал. — А я с ним знаком? — Вряд ли. Ваша бабушка дружила с ним еще до брака с вашим дедом. Они были близко знакомы. — Карстайрс покачал головой. — Возможно, он давно умер. Маклин хотел было спросить, как звали давнего друга, но тут ему в голову пришла другая мысль. — Вы никогда не работали с банком Фарквар? Карстайрс поперхнулся. — Почему вы спрашиваете? — Это связано с одним из моих расследований. Пытаюсь узнать, кто жил в Фарквар-хаус в конце Второй мировой войны. — Ну, это просто. Старик Фарквар. Был такой Мингис Фарквар, в начале века основал свой банк. Я знавал его сына, Берти. Вы о нем наверняка слышали. Маклин мотнул головой. — Не помню. — Ах, я и забыл, как давно это было. Вы тогда еще и не родились. Бедняга Берти. — Карстайрс покачал головой. — Может, вернее было бы сказать — дурила Берти. Он врезался на машине в автобусную остановку, погубил двенадцать человек. Думаю, семье пришлось бы еще тяжелее, если бы у него не хватило совести самому тоже погибнуть. А старик Фарквар после того случая так и не оправился. Запер Фарквар-хаус и перебрался в Скоттиш-Бордерс. Дом, насколько я знаю, с тех пор пустует. — Уже нет. Его купил застройщик и устраивает там дорогие квартиры. — Вот как? — Карстайрс хотел сделать еще глоток и обнаружил, что стакан опустел. Адвокат осторожно поставил стакан на стол, извлек белоснежный носовой платок и промокнул губы. — Кому это пришло в голову? Район не из самых престижных. — Вы правы. — Мистер Карстайрс? Маклин обернулся. Мужчина в темном костюме вежливо остановился чуть поодаль, устремив взгляд на юриста. — Нельзя ли подождать, Форстер? — Боюсь, что нет, сэр. Вы велели сообщить сразу, как он выйдет на связь. Карстайрс напрягся, стрельнул глазами в сторону, как испуганный олень. Он быстро взял себя в руки, но Маклин заметил страх, мелькнувший во взгляде адвоката. — Что-то случилось? — Простите, дела фирмы. — Карстайрс похлопал себя по карманам, словно что-то искал, увидел пустой стакан на столе, поднял, словно хотел допить, и только тогда спохватился. — Очень важный клиент. К сожалению, мне придется уйти. — Не за что извиняться. Я так благодарен, что вы пришли. Вы столько трудились над организацией… — Маклин протянул Карстайрсу руку. — Я бы очень хотел еще с вами поговорить. Очевидно, вы знали бабушку лучше, чем я сам. Разрешите, я вам потом позвоню? — Конечно, Тони. В любое время. Номер у вас есть. Карстайрс произнес это с улыбкой, но Маклину упорно казалось, что юрист кривит душой.