Кадволладер достал из кармана маленькую баночку: смесь крема для кожи и камфары — состав, призванный отбить запах разложения. Прозектор глянул на склянку, потом на Маклина, фыркнул и убрал состав в карман. — Думаю, сегодня нам это не понадобится. Маклин за время службы много раз присутствовал на вскрытии. Он не то чтобы привык, но и не мучился больше тошнотой, как поначалу. Из всех убитых, жертв несчастных случаев и просто невезучих людей, каких он перевидал на этом столе, мумифицированный труп молодой девушки был, пожалуй, самым необычным. Прежде всего, тело уже было вскрыто, но Кадволладер все же исследовал каждый дюйм хрупкой фигуры, бормоча по ходу наблюдений в свисавший сверху микрофон. Наконец, убедившись, что кожа больше не даст ничего полезного относительно причины смерти, он перешел к стадии, которую Маклин терпеть не мог. От визга пилы по кости каждый раз ныли зубы, как от скрежета ногтя по классной доске. Процедура длилась долго и закончилась ужасным звуком: крышка черепа треснула, словно скорлупа вареного яйца. — Любопытно. По-видимому, и мозг удален. Тони, посмотри! Маклин взял себя в руки. Со вскрытым черепом девушка казалась еще меньше и моложе. В голове зияло тусклое отверстие, выстеленное засохшей кровью и опилками кости. — Может, сгнил? — Нет. Учитывая общее состояние тела, я ожидал, что мозг окажется несколько усохшим, однако он удален. Возможно, через ноздри — так делали древние египтяне. — Тогда где он? — Мы получили образцы, но ни один из них не похож на мозг. Кадволладер кивнул на блестящую каталку, где виднелись четыре склянки с образцами. Маклин узнал найденное накануне сердце, а об остальных органах предпочел не гадать. Еще два сосуда стояли в белых пластиковых контейнерах, потому что стекло треснуло, и из банок вытекала жидкость. Все это обнаружилось в потайных нишах, симметрично расположенных вокруг тела. В каждой нише были и другие предметы, значение которых предстояло выяснить. — А что в разбитых? — Маклин всмотрелся в серовато-бурую жижу, размазанную по одной из банок. — Это может быть мозг? — Трудно сказать, учитывая состояние. Но я бы предположил, что в одной почка, а в другой легкое. Проведу анализы — уточню. В любом случае у этих сосудов неподходящая для мозга форма, сам понимаешь. Сколько раз я тебе показывал. Кроме того, если его извлекали через нос, он превратился в кашу. Не было смысла хранить его в банке. — Дельно замечено. Когда, по-твоему, она скончалась? — Трудный вопрос. В сыром городе, даже в замурованном подвале, тело вообще не должно было мумифицироваться. Должно было сгнить. Тем не менее, этот труп прекрасно сохранился, но я не могу отыскать ни следа никаких химикатов. Трейси сделает еще несколько анализов, и на углеродную экспертизу образцы пошлем — может, повезет. А так, судя по платью, я бы сказал, лет пятьдесят-шестьдесят. Точнее сам разбирайся. Маклин пощупал ткань платья, сложенного на каталке рядом с сосудами, поднес его к свету. Всю нижнюю часть заливали бурые пятна, а тонкое кружево ворота и манжет превратилось в волокнистую бахрому. Больше похоже на праздничное платье, а не на будничный наряд. Ткань с цветочным узором выглядела дешево, на подоле виднелись аккуратные заплаты, подшитые вручную. Ярлык производителя отсутствовал. Судя по всему, платье бедной девушки, которая хочет произвести впечатление. Инспектор вернулся взглядом к изломанному рассеченному телу и остро осознал, что только это о ней и знает. 6 Входная дверь опять стояла нараспашку, припертая обломком тротуарной плитки. Маклин подумал, не закрыть ли как следует, но не стал. Не хватало еще, чтобы студенты со второго этажа поднимали трезвон в четыре утра, добиваясь, чтобы кто-нибудь их впустил. В такую жару бездомные не станут искать ночлега в парадной. Впрочем, от бродяг на лестнице не будет вонять хуже, чем уже воняет. Морща нос от кошачьей вони, инспектор взобрался по каменным ступеням на верхний этаж, открыл дверь и бросил ключи на стол. Автоответчик высветил одно сообщение. Маклин нажал кнопку: старый приятель, с которым инспектор когда-то снимал квартиру, в очередной раз предлагал встретиться в пабе. Фил звонил с одним и тем же дважды в неделю, на всякий случай, — вдруг однажды добьется своего. Улыбнувшись, Маклин прошел в спальню, разделся, бросил одежду в корзину для грязного белья и отправился в ванную. Долгий прохладный душ смыл дневной пот, но не очистил память. Инспектор вытерся, натянул футболку и свободные полотняные штаны и задумался, не пробежаться ли, а может, зайти в спортзал. Час силовых упражнений не помешал бы, но вот в общество напористых офисных работников попадать не хотелось. Ему бы компанию свободных, радующихся жизни людей. Может, стоит отозваться на приглашение Фила? Сунув ноги в разношенные туфли, он прихватил ключи, захлопнул дверь и спустился в паб. «Ньюингтон-армз» был не лучшим питейным заведением в Эдинбурге, зато ближайшим к дому. Маклин толкнул крутящуюся дверь, приготовился грудью встретить волну шума и дыма, потом вспомнил, что шотландский парламент принял закон, запрещающий курение. Шум остался прежним — наверняка следующий законодательный акт будет против шума. Инспектор заплатил за пинту «дьюкарса» и принялся высматривать знакомые лица. — Эй, Тони, сюда! — Оклик наложился на паузу в грохоте музыкального автомата. Маклин нашел глазами кричавшего. Несколько человек сгрудились за столом у окна на улицу. Судя по виду — аспиранты. Среди них выделялся профессор Филипп Дженкинс, сияя улыбкой, подогретой пивом. — Как дела, Фил? Ты сегодня, вижу, целый гарем собрал. Студентки с готовностью потеснились, и Маклин присел на освободившееся место. — Не жалуюсь, — ухмыльнулся Фил. — Лаборатория получила новый грант на три года. Между прочим, финансирование повысили. — Поздравляю. — Маклин изобразил салют пивной кружкой и стал пить под рассуждения старого приятеля о молекулярной биологии и финансовой политике. Затем разговор перешел в праздную болтовню, обычную в пабах. Инспектор время от времени вставлял слово, но с удовольствием слушал. Можно было ненадолго забыть о безумии, об изувеченных телах, о работе. Не то что выпивать со своими после смены — там совсем другое веселье, обычно оборачивающееся тяжелой головой наутро. — А ты чем нынче занимаешься, Тони? Не часто мы тебя видим. Маклин взглянул на говорящую. Он вроде бы помнил, что молодую женщину зовут Рейчел, что она пишет кандидатскую по какому-то труднопроизносимому предмету. Она немножко походила на криминалистку, работавшую по делу об ограблении и по расследованию убийства Смайта, только лет на десять моложе и волосы ярко-рыжие — скорее парикмахерской, чем природной рыжиной. Даже аспиранты в наше время выглядят невероятно юными. — Рейчел, прекрати допрашивать инспектора! Как бы он тебя не арестовал. Еще и наручники наденет. — Фил подмигнул своей кружке и скорчил усмешку, знакомую Маклину по долгой жизни в одной квартире. — Текущие расследования я не могу обсуждать, — подтвердил Маклин. — Да и слушать о них, поверьте, никакого удовольствия. — Такие ужасные? — Не особенно. Не из тех, что показывают по телевизору. Большей частью обычные скучные ограбления и уличная преступность. Зато этого добра в избытке. Да мне в последнее время не приходится вести следствие. От инспектора ждут, что он будет координировать и направлять других, разбираться со сверхурочными и сводить бюджет. Заниматься общим планом. Примерно как Фил сейчас, надо полагать. Маклин сам не знал, зачем солгал, да и ложью это было только наполовину. Став инспектором, он гораздо больше занимался бумагами и меньше работал ногами. Может, дело было в том, что он пришел в паб, желая забыть о службе. Так или иначе, вопрос отравил ему удовольствие. Он не мог выкинуть из головы безжизненного взгляда Барнаби Смайта, не мог забыть муки на лице мертвой девушки. — Давайте еще по одной, — предложил он, поднес кружку к губам и чуть не поперхнулся, сделав слишком поспешный глоток. Никто не заметил неловкости, и инспектор сбежал от компании к стойке. * * * — Для полицейского вы, инспектор, врете очень неумело, — прозвучал за спиной насмешливый женский голос. Маклин обернулся. Вокруг толпились люди, отойти от стойки не удавалось. Женщина была вровень с ним ростом, светлые волосы коротко подрезаны на уровне шеи — кажется, такую стрижку называют «каре». Лицо вроде бы знакомо, но она старше собравшихся вокруг Фила аспирантов. — Простите, мы с вами встречались? — растерянно спросил Маклин. — Дженни Спирс! — улыбнулась она. — Забыли? Сестра Рейчел. Мы познакомились на дне рождения у Фила. День рождения… Теперь Маклин вспомнил: море дешевого вина и Фил, будто современное воплощение короля Артура, окруженный свитой восхищенных студентов и аспирантов. Маклин тогда принес бутылку очень дорогого виски, выпил чего-то, оставившего на зубах оскомину, и смылся пораньше. В тот день он ездил на вызов из Лита. Соседи в многоквартирном доме жаловались на постоянно воющую собаку. Несчастного пса винить не приходилось — его хозяйка умерла в своей постели не меньше двух недель назад, а мяса на старушке оставалось маловато. Возможно, в тот вечер Маклин и познакомился с этой женщиной, но воспоминание стерлось другим: обглоданные кости, догнивающие на старом матрасе. — А, ну конечно. Еще раз прошу прощения, мыслями я был далеко. — Похоже, вы и сейчас там. И место не из приятных. Трудный день на службе? — И не один. — Маклин поймал взгляд бармена и предложил Дженни: — Можно вас угостить? Аспиранты громко хохотали над шуточками профессора. Дженни посмотрела на веселящихся девушек, словно не могла решить, куда ей больше хочется. — Да, пожалуй, — наконец кивнула она. — Белого вина. Спасибо. Она была старше сестры, заметно старше. В светлых волосах сверкали седые пряди — она не пыталась их скрыть. И, похоже, вообще не красилась. Одета просто, даже несколько старомодно. Неподходящий наряд для вечера в такой компании. Ни боевой раскраски, ни брони. — Так Рейчел — ваша сестра? — протянул инспектор, остро сознавая, как глупо это звучит. — Непредвиденная случайность, как утверждают родители… — Дженни улыбнулась чему-то, понятному только ей. — Похоже, ваш приятель положил на нее глаз. Вы, кажется, вместе снимали квартиру? — Давно, еще в студенческие годы. — Маклин шумно хлебнул пива и умолк. — Из вас надо вытягивать по словечку? — спросила Дженни, сделав глоток вина. — А… нет, извините. Вы застали меня в неудачный момент. Я сейчас не самый веселый собеседник. — Не знаю, не знаю. — Дженни оглянулась на аспирантов, встречавших шутки Фила взрывами хохота. — Если уж выбирать, я всегда предпочту мрачного интроверта. — Я… — жалобно начал было Маклин, но его прервала странная вибрация в кармане брюк. Вытащив телефон, инспектор увидел сообщение о пропущенном звонке из больницы и тупо уставился на него. Экран погас, а потом телефон и вовсе выключился. Нажимая кнопку за кнопкой, Маклин добился только слабых вспышек и писка и раздраженно запихнул мобильник в карман. — Не одолжите мне телефон? — попросил он Дженни. — У моего все время садится батарейка. — Кто-то вам зла желает. Вытягивает жизнь из важных для вас приборов. — Женщина пошарила в сумочке и извлекла изящный смартфон. — Так сказал бы мой бывший — впрочем, он чокнутый. С работы звонили? — Нет, из больницы. Там бабушка. Маклин по памяти набрал номер и быстро связался с нужным отделением. Разговор занял всего несколько секунд. — Мне пора. — Маклин вернул телефон и направился к двери. Дженни шагнула за ним, но инспектор остановил ее. — Все нормально. Бабушке не хуже, просто надо ее повидать. Оставайтесь, допивайте вино. Скажите Филу, я ему на выходных позвоню. — Он, не оглядываясь, протолкался через веселую толпу. Все-таки он совсем не умел врать. * * * Лысый затылок таксиста плавно перетекал в складки загривка, так что голова выглядела какой-то оплывшей. Маклин сидел на заднем сиденье, разглядывал в просвет подголовника светлую щетину и мысленно заклинал шофера молчать. Оранжевые вспышки уличных фонарей моргали как стробоскоп — такси мчалось по ночному городу к больнице. Полоса ливня, налетевшего с Северного моря, затуманила стекла. Инспектор насквозь промок, пока шел к стоянке, волосы слиплись, пальто пахло псиной. — Вам к главному входу или к отделению скорой помощи? — таксист выговаривал слова как англичанин, возможно из Южного Лондона. Далеко его занесло от дома. Голос вырвал Маклина из полусна. Прищурившись в мокрое окно, он разглядел мерцающую сквозь дождь громаду больничного здания. — Высаживайте здесь. — Он протянул водителю десятифунтовую бумажку и сказал, что сдачи не надо. Пока шел от машины по полупустой стоянке, почти проснулся, но голова оставалась мутной. Он ведь только вчера ее видел? А теперь ее нет. Казалось бы, должно быть грустно… Почему же он вовсе ничего не чувствует?